Кровь и свет Галагара

— Трацар, что делать?! — не выдержав, закричал Ур Фта и вскочил, уцепившись за фальшборт. Он готов был, подобно всем остальным, прыгнуть за борт — только бы оборвать это ужасное чувство подвластности неодолимому течению отлива, которое несет его вместе со всеми и всем, что есть, что было вокруг, несет и уносит навсегда в неизвестность, леденящую и подавляющую душу непроницаемой глыбой. Все свое безудержное желание избавиться от жуткого чувства вложил царевич в этот вопрошающий из пучин безнадежности крик:

— Трацар, Трацар, что делать?!

— Ждать, — спокойно и даже весело, как всегда, ответил Трацар и легонько сжал царевичу руку. — Ведь не боишься же ты Пустого Океана…

И царевич молниеносно уразумел: да, он не боится, и стыдно было бы ему, цлиянскому воину, наследнику Великого Белобрового Син Ура бояться чего бы то ни было, да еще и выказывать на агарах свой страх.

— Конечно же нет! — сразу нашелся он, что сказать. — Воин Цли не страшится ни агара, ни зверя, ни птицы. Никого ни во тьме, ни в тумане! Ничего ни в волнах бурного моря, ни на вершинах обрывистых гор! Я просто спросил тебя, что нам следует делать. Быть может, остановить этих несчастных?

— Вряд ли мы сможем их остановить. Да ведь я уж тебе сказал: теперь самое благоразумное — ждать.

— Хорошо, станем ждать, — молвил царевич с достоинством и вновь уселся у фальшборта, запахнувшись в кусок парусины, где-то раздобытый для него Трацаром.

Вскоре на корабле, кроме них двоих, никого не осталось. Волны вздымались все выше и мчали многотормную громаду букталана, как горный ручей — мертвую леверку. Нимех, другой — ни царевич, ни Трацар не вымолвили ни слова. Казалось, оба они равно безразличны к тому, что ждет впереди, а мужество и терпение их, пока продолжается жизнь, беспредельны. Но если один из них — нетрудно догадаться, кто именно — с самого начала принимал опасность с готовностью и весельем, смаковал ее, словно мирдрод стозимней выдержки, то другому было не до веселья: страх поднимался в нем, как вода в половодье, а он стискивал зубы и ставил плотину где-то на уровне горла, и так много раз — покуда страх не отступил окончательно.

И вдруг Трацар воскликнул:

— Эй, царевич! Кажется, ветер подул, правда — вот жалость — попутный. А все же поставить бы нам хоть один парус! Быть может, удастся тогда развернуться и двигаться поперек отлива.

— Ну что ж, можно попробовать, — сказал царевич ровно и твердо, ибо уже одолел свой страх.

— Только, видишь ли, это придется делать тебе, — ничуть не смущаясь, предупредил Трацар. — У меня просто сил не хватит, чтобы взобраться по мачте. А если и хватит, на рее я и лума не удержусь: чуть качнет — полечу вниз и о палубу в лепешку.

— Хорошо, я сделаю все. Только ты объясни, что от меня требуется. Я ведь с большими кораблями прежде никогда не встречался.

— Да, да, объясню, конечно, — тут Трацар подвел его к мачте, причем оба с трудом удерживались на ногах из-за усилившейся качки. — Вот мачта. Ты должен взобраться вдоль нее по этой веревочной лестнице на высоту порядка дюжины керпитов. Там наверху — большая перекладина — рея, к которой прикреплен парус. Для того, чтобы он развернулся, тебе надо проползти по ней, перерезая веревки, удерживающие свернутый парус, сначала от мачты в один конец до флажка, затем вернуться и ползти в противоположный конец до каната, которым крепится самая рея. Ну, и потом, конечно же, опять к мачте и вниз — по той же лестнице. Сможешь?

— Не знаю, — откровенно сказал царевич, но голос его не дрогнул. — Чем веревки перерезать?

— Вот, держи.

И Трацар протянул ему короткий нож с костяной ручкой, острый, как лист видраба. Он подобрал его на палубе еще во время первого приступа безумия, охватившего несчастный букталан.

— И еще одно: в скольких местах удерживается свернутый парус?

— Точно не скажу, не вижу отсюда. Но раз двадцать тебе придется ножом поработать.

Ур Фта кивнул, скинул парусину с плеч и довольно ловко вскарабкался до самой реи. Трацар невольно залюбовался этим мускулистым четырехруким гигантом, чье обнаженное тело сверкало в лучах высокого солнца, будто высеченное из белоснежного мабра. Он даже на лум забыл о смертельной угрозе, нависшей теперь над царевичем.

Между тем, оказавшись вверху, тот сразу почувствовал, за какую нелегкую и опасную взялся задачу. Ему казалось, что он повис на травинке, колеблемой предгрозовым ветром. Он даже взял нож в зубы, чтобы все руки были свободны, и медленно-медленно, в крайнем напряжении сил начал свое движение по перекладине. Трацар замер, следя за ним сверкающими глазами, то и дело задерживая дыхание от волнения и восторга.

Не раз и не два царевич побывал на краю гибели, срываясь, повисая над бездной и вновь подтягиваясь на руках, прежде чем достиг, наконец, флажка. И только тогда, развернувшись, он пустил в ход нож и начал обратный путь, еще более тяжкий и долгий.

Довольно толстая просмоленная веревка поддавалась не сразу, нож оказался никудышным и быстро притупился. Мачта со скрипом кренилась то в одну, то в другую сторону, а вместе с ней и проклятая рея, вперед? назад, вперед? назад. Царевичу казалось, что она — одушевленное существо и прилагает все силы, чтобы сбросить его вниз. Он цеплялся за нее ногами, руками и несколько раз даже зубами, медленно, непреклонно продвигаясь к мачте и перерезая одну за другой петли, державшие свернутый парус. Наконец, он неожиданно для себя обнаружил, что полдела сделано, и решил немного передохнуть, оседлав перекрестие мачты и реи.

В тот же лум ушей его достиг возбужденный и радостный голос Трацара:

— Земля, царевич! Нас несет на какую-то землю!

И больше ты о них ничего не узнаешь из одиннадцатого урпрана книги «Кровь и свет Галагара».

Двенадцатый урпран

Вдоволь хлебнув речной воды, свалившийся с плота Нодаль хотел было плыть — и вдруг задел ногами дно. Когда он выпрямился во весь рост, оказалось, что вода здесь едва доходит ему до пояса. В тот же лум он почувствовал, как Вац Ниул сзади прыгнул к нему на закорки и весьма неучтиво потянул славного витязя за правое ухо. Быстроумный Нодаль сразу смекнул, что мальчишка управляет им, как гавардом в поводу, и безропотно повиновался. А что ему оставалось делать?

Через несколько афусов подгоняемый Вац Ниулом, он вылетел на берег, последние керпиты преодолев бегом по колено в воде. Им здорово повезло: как раз в том месте, где цурбон атаковал их плот, начиналась протянувшаяся до самого берега отмель, покрытая крупной галькой. Повезло и в другом отношении: цурбону вперед подвернулась несчастная чиюга. Вцепившись в нее, речное чудовище ушло в глубину, оставив на поверхности быстро растаявший кровавый след. А тем временем Нодаль, оседланный Вац Ниулом, уже шагал по отмели, опираясь на свою дубину.

Очутившись на берегу, славный витязь сразу же скинул с себя всю одежду, снял с шеи мешочек с кресалом (счастливая предусмотрительность опытного бродяги) и знаками показал своему товарищу, что надо развести огонь. Они находились на краю Хабрейского леса, где не было недостатка в хворосте, и вскоре пред ними заполыхал хороший костер. Вац Ниул последовал примеру Нодаля, чтобы просушить одежду и скорее согреться, но видно согреться никак не мог. Во всяком случае, когда Нодаль взял его за плечо и повернул к себе спиной, желая «поговорить», бедняга дрожал как габалевый лист.