Кровь и туман

А затем, пока Бен снова принимается меня отчитывать, всё моё внимание приковывают к себе фары приближающегося автомобиля.

– Ладно, Бен, – я резко обрываю его на полуслове. – Поехали. Я тебя услышала.

Я не хочу звучать беспокойно, но, вероятно, так и выходит, потому что Бен не спорит и лишь чуть выходя вперёд, перехватывает направление моего взгляда.

Встречная машина, оказываясь совсем близко к нам, сворачивает на обочину. Бенова рука дёргается к кобуре, висящей под курткой. Я прищуриваюсь в попытке разглядеть водителя, но за белой пеленой снегопада едва ли могу различить даже силуэт.

К счастью, выжидать не приходится. Водитель покидает свой автомобиль. Длинная фигура, запахнутая в плащ. Курчавые чёрные волосы. И, мне кажется, я уже слышу её голос, когда она произносит, подходя ближе:

– Машина заглохла, детишки?

– Что вы здесь делаете? – спрашиваю я.

Эдзе оглядывает наш внедорожник и, – особо пристально, – Лизу, оставшуюся внутри.

– Здесь – очень призрачное понятие, – протягивает Эдзе, выпрямляясь. – Тебе следует уточнить, где: в городе, на дороге, в этом мире, в этом времени, в этой вселенной…

– А-а-а! – вскрикивает Бен, затыкая уши ладонями. – Заткнитесь!

– И тебе доброй ночи, – довольно улыбается Эдзе.

– Что вы делаете на улице посреди ночи? – повторяю я, корректируя вопрос.

– На другом конце города есть круглосуточная кафешка, где подают отвратного вида и нулевой пищевой ценности двойной бургер с говяжьей котлетой. – Эдзе делает паузу. – Так как у меня впереди целая вечность, чтобы сжечь эту тысячу калорий, я могу позволить себе ночные перекусы.

– Ясно, – протягиваю я. Эдзе никогда не перестанет удивлять меня. – Тогда нам придётся составить вам компанию, потому что мы направлялись именно к вам.

– Вот чёрт, – разочаровано произносит Эдзе. – Как же так выходит, что я всё время попадаю не в то место и не в том времени?

– Не знаю. Но иногда мне кажется, что вы только прикидываетесь незнающим.

Эдзе ведёт бровью.

– Благодарю за комплимент. Ладно. Я слишком голоден, чтобы продолжать этот прекрасный дорожный разговор, к тому же у меня на хвосте последние пару километров сидел жёлтый седан, поэтому давайте-ка поторопимся.

Эдзе хлопает в ладони, подгоняя нас вернуться внутрь внедорожника. Вместе с этим он возвращается в свой автомобиль и почти сразу срывается с места, показывая нам дорогу.

Бен разворачивает внедорожник на пустой дороге, совсем позабыв про любые правила.

– Куда мы направляемся? – интересуется Лиза.

– На поздний ужин с дьяволом, – ворчит Бен.

– Отлично! Я как раз проголодалась.

Бен продолжает что-то бубнить себе под нос. Наш короткий разговор на дороге явно не проходит бесследно, правда я всё ещё не понимаю, почему его могла так взбесить эта ситуация. Я делаю вид, словно поведение Бена совершенно меня не беспокоит, хотя не могу перестать искать ему объяснение даже тогда, когда мы прибываем на пункт назначения, и Бен останавливает машину точно позади машины Эдзе, едва не въезжая тому в багажник.

– Осторожней, – предупреждающе произношу я.

Бен игнорирует это. Выключает двигатель и покидает салон, ничего не сказав ни мне, ни Лизе.

– У этого парня проблемы с контролем своих эмоций, – говорит Лиза тоном врача, ставящего диагноз умирающему пациенту. – Я тебе это как оборотень говорю.

– Знаю, – обречённо вздыхаю я. – А у кого нынче нет таких проблем?

***

Уже в кафе, которым на деле оказывается обычная придорожная забегаловка, где не то, что бы есть, даже в туалет ходить опасно, Эдзе, как и говорил, заказывает себе премерзкого вида бургер, разваливающийся прямо на тарелке. Под наши взгляды, полные отвращения, он сдабривает блюдо кетчупом и горчицей и принимается поедать его с нескрываемым удовольствием.

– Это отвратительно, – заявляет Бен, сидящий по мою левую руку. – Настолько, что мне тоже захотелось попробовать.

Он подзывает рыжеволосую официантку, делает заказ. Та записывает его и ещё раз спрашивает у нас с Лизой, не решили ли мы тоже изменить свой категоричный отказ.

– Несмотря на то, что я страшно проголодалась, умирать так рано я не планирую, – отрезает Лиза, откидываясь на спинку сиденья. – Поэтому нет.

– А мне бы кофе, – сдаюсь я. – И что-нибудь из десертов.

– Есть яблочный штрудель, рогалик с маком и шоколадное овсяное печенье, – отчеканивает официантка, не сводя с меня пристального взгляда.

– Давайте рогалик.

– Не советую, он на витрине уже вторую неделю лежит.

– Тогда штрудель?

– У нас плохо работает духовка, штрудель будет холодным.

– Печенье?

– Отличный выбор. Скоро принесу.

Официантка уходит к раздаче, успевая по дороге перехватить ещё пару заказов от таких же неспящих полуночников, как мы. Я съезжаю по скрипучему кожаному сиденью.

– Прекрасное кафе, – иронично подмечаю я.

Эдзе кивает, не отрываясь от поедания бургера.

– Так, а вы, значит, о чём-то хотели поговорить, верно? – говорит он, прикрывая рот.

– Не догадываетесь, о чём? – уточняю я.

Эдзе на секунду замирает, так и не облизав большой палец от следов кетчупа.

– Вероятно, это не модные советы, и, на что я очень надеюсь, не вопрос о ваших взрослеющих молодых организмах. У меня слишком много детей для того, кто может дать хороший совет по поводу контрацепции.

Я накрываю лицо ладонями. Как никогда раньше, идея попросить помощи у Эдзе кажется мне глупейшим поступком.

– Мы хотели узнать у вас, что вы знаете о гнори и перитонах, – говорит Бен, приходя мне на помощь.

Когда я снова гляжу на Эдзе, то вижу, что он умудрился запачкать манжет в горчице.

– Не то, чтобы кроме вас у нас нет никакого иного источника информации, но…

– Но все мы знаем, что из ныне существующих и из тех, кто вас, стражей, не ненавидит всеми фибрами своей души, именно я – кладезь мудрости, – заканчивает за меня Эдзе.

К счастью, официантка приносит мой кофе. Я сразу хватаюсь за кружку, которая оказывается нереально горячей, и, несмотря на дискомфорт, делаю несколько глотков залпом. Горло и язык горят, но зато я отвлекаюсь от мысли плюнуть на всё и вернуться в штаб.

Тем временем, Бену принесли его бургер, выглядящий, как мне кажется, даже ещё хуже, чем тот, что на тарелке у Эдзе. Поэтому пока Бен увлекается едой, а Лиза, как единственная из нас, кто совсем не заинтересован в беседе, сидит молча и складывает из салфеток и зубочисток какие-то непонятные фигуры, я снова остаюсь единственной, кто может вести переговоры.