Кровь и туман
Шрифт:
Это может быть только одно.
– Пустышки, – заключаю я вслух.
История ненавидит меня. Для истории я – мошка на лобовом стекле. Она ставит кассету, которую я уже видела, и проигрывает в замедленном темпе самые страшные моменты.
Смерть того, кто был добр ко мне и пытался помочь. Там – Лукас. Здесь – Валентин.
Смерть того, кто был мне другом. Там – Лия. Здесь – Кирилл.
Влас снова вынужден причинять себе боль, создавая магию, и хотя сейчас не для того, чтобы навредить, это не облегчает его страдания.
– Влас? – кричу я. – Кто-нибудь
Ряды стражей редеют. Пустышки растворяются в воздухе, сбивая с толку своих соперников. Я понимаю, что пора действовать. Выхватываю меч из крепления и срубаю ближайшему оборотню голову. Он, быть может, попал сюда случайно. Возможно, всего лишь пришёл поддержать друзей, которые имеют против стражей гораздо больше, чем он сам, но мне плевать. Одновременно с этим в мою сторону выпадает женщина с чем-то, напоминающим помповое ружьё.
Несмотря на гнев в глазах, она совершенно не умеет обращаться с оружием.
Её ружьё падает на землю вместе с тем, как мой меч пронзает её живот насквозь.
Круговорот битвы подхватывает меня и носит по толпе. Иногда я делаю удар, и враги отвечают мне тем же. Так вскоре я получаю своё первое серьёзное ранение, когда упускаю из виду оборотня и какую-то палку с шипами в его руках. Мой бок пронзает невероятная боль, вспыхивающая миллионами петард, застрявших под рёбрами. Я кричу. Приходится бросить меч, ведь управляться с ним левой рукой я не умею, а правая теперь нужна мне, чтобы придерживать бок в надежде, что все органы не будут проситься наружу.
Кто-то из незнакомых мне защитников прикрывает меня, видя моё ранение. Это женщина. У неё коротко подстриженные волосы, раскосые глаза и знакомое круглое лицо. Мне кажется, она – мать одного из ребят в моей параллели.
Пока ещё не помутневшим взглядом я выхватываю в толпе знакомую фигуру и иду в её сторону, по пути отстреливаясь из пистолета, который я подобрала с земли, и, что совершенно не делает мне чести, прячась за спинами других стражей.
Наконец передо мной стоит Влас. Его предплечья кровоточат, но выглядит он лучше, чем я думала.
– Боже, – выдыхает он, когда я буквально валюсь с ног прямо ему в руки.
Он подхватывает меня, словно я ничего не вешу. Я хочу возразить и слабо дёргаю ногами, что, как чувствую по пропитавшей одежду крови, лишь усугубляет моё положение.
– Тебе нужна медицинская помощь, – говорит он.
– Нет, – отвечаю я. – Мне нужно, чтобы ты открыл портал.
– Чего? – Влас недоумевающе таращится на меня.
У него на носу веснушки. Их мало, но они есть. Или это капли крови?
– Односторонний портал, – говорю я. Трясу головой. – Я знаю, что ты на такое способен.
– Откуда?
“Оттуда, что ты уже делал это, когда был злодеем в подчинении своего маньячного дядюшки” – нормальный ответ? Или стоит ещё немного подумать?
– Даже если я на такое и способен, – продолжает Влас. Он уносит меня прочь от сражения, и я не понимаю, почему оборотни не пытаются напасть на нас, пока мы оба безоружны. – Зачем тебе это понадобилось и куда ты собралась отправиться?
Тон, которым мамаши ругают своих
нерадивых детей. Такой он меня видит?– Я хочу посмотреть ей в глаза, – говорю я.
Силы возвращаются – клятва в работе. Но вместе с этим я чувствую, как мои веки тяжелеют. Борьба со сном – это то, что я делаю чуть ли не каждую ночь на протяжении долгого времени, и впервые он побеждает.
– Кому?
– Королеве Зимнего двора. Она убила моего друга.
Язык перестаёт мне подчиняться уже на последнем слове. Нет, дело явно не в клятве и эффекте, который она даёт при излечении.
Здесь что-то другое…
– Тебе нужно отдохнуть.
Голос Власа медленно исчезает в долгожданной тишине. Я закрываю глаза и сразу проваливаюсь в сон.
***
Я прихожу в себя в больничной палате. То, что мы не в штабе, я знаю точно. Медицинское помещение абсолютно иное: небольшое, кроватей всего три, из них одна нетронута, а на второй, похоже, недавно кто-то спал, так как бельё смято, а край одеяла касается пола. Однако из живых душ здесь только я.
К моему телу присоединена какая-то трубка. Я убираю простынь, которой укрыта. Я раздета до белья, а на животе красуется небольшая повязка. Когда меня ранили, я думала, что задето больше четверти моего тела – настолько сильная была боль, но сейчас вижу, что поражение едва ли превышает длину ладони.
Первой мыслью, приходящей в голову, является позвать кого-нибудь, но я тут же её отметаю и вместо этого осторожно, чтобы не спровоцировать кровотечение, вытаскиваю из вены катетер, выбираюсь из кровати. Моя одежда лежит на стуле, но я не хочу надевать её, поэтому остаётся лишь обернуться в простыню и последовать в коридор.
Выглядываю осторожно, чтобы не привлекать внимание. Я и правда в городской больнице. Персонал здесь занят каждый своим делом, и едва ли кто-то из них агонизирует в приступе паники. Битва окончена? Мы победили?
Я собираюсь с мыслями и наконец переступаю босой ногой порог палаты, когда в меня врезается возникший словно из ниоткуда, – (хотя всего лишь из-за другого угла), – Бен.
– Оп-па! – протягивает он.
Осторожно толкает меня обратно вглубь палаты, закрывает дверь за своей спиной.
– И кто вставать разрешал?
– Что я здесь делаю? – спрашиваю я. – Почему не в медкорпусе штаба?
Бен оглядывает меня, словно прикидывая, выдержу ли я услышать правду.
– Там нет свободных коек, – отвечает Бен наконец. – Отправить тебя именно в больницу было распоряжением Дмитрия.
Ага. Как и совершить казнь Кирилла, несмотря на то, что штаб был под прямой атакой.
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, – бросаю я. Плотнее закутываюсь в простыню. – Давно я тут лежу?
– Чуть меньше суток.
– Что с битвой? Кто одержал победу?
Бен пожимает плечами.
– Сказать сложно, – говорит он. Идёт к пустой койке, стоящей слева от моей, и присаживается на её край. Пока он идёт, я замечаю, что Бен прихрамывает. – В один момент битва просто… прекратилась. Полагаю, по желанию оборотней, потому что они оставили нам сообщение.