Кровь и золото

– Мне не потребовались крылья, – откликнулся я, зажигая свечи одну за одной, пока не загорелся целый ряд, чтобы комната казалась теплее.

Я просунул ладонь под маску. А потом снял ее и повернулся к Бьянке.

Она пришла в ужас, но лишь на миг, а затем подошла и, глядя мне прямо в глаза, поцеловала в губы.

– Мариус, наконец-то я снова тебя вижу, – сказала она. – Это ты.

Я улыбнулся. Я отстранил ее и поднял зеркало.

Я не мог смотреть на отразившееся в нем чудовище. Но теперь хотя бы губы прикрывали зубы, нос принял какую-то форму, а над глазами выросли веки. Волосы обрели прежний цвет и густоту и падали на плечи светлыми волнами, отчего лицо казалось еще чернее. Я отложил зеркало.

– Куда мы пойдем, когда нужно будет уезжать? – спросила она. Она казалась совершенно спокойной, не ведавшей страха.

– В волшебное место, ты не поверишь, если я расскажу, – ответил я. – Поднебесная принцесса.

– А у меня получится? – спросила она. – Подняться к небесам?

– Нет, моя милая, – ответил я, – только через несколько веков. Чтобы стать такой же сильной, нужно много времени и много крови. Однако в одну прекрасную ночь ты обнаружишь, что обладаешь этим даром, и тогда почувствуешь себя странно и одиноко.

– Позволь обнять тебя, – попросила она.

Я покачал головой.

– Поговори со мной, расскажи еще что-нибудь. Расскажи о Маэле.

Мы устроились рядышком у стены и согрели друг друга.

Я заговорил, поначалу медленно, и поведал ей разные истории.

Я снова рассказал о роще друидов, о том, как стал богом и сбежал от тех, кто хотел заточить меня в дубе, и глаза ее расширились от изумления. Я рассказал об Авикусе и Зенобии, о том, как мы охотились в Константинополе. Рассказал, как обрезал чудесные длинные волосы Зенобии.

И, пересказывая свою повесть, я постепенно успокаивался и уже не испытывал прежней печали и отчаяния. Я собирался с духом сделать все, что необходимо.

За всю свою жизнь с Амадео я никогда не рассказывал подобных историй. С Пандорой мне никогда не было так легко. Но разговаривать с Бьянкой казалось совершенно естественным, беседа с ней приносила успокоение.

И я вспомнил, что, впервые увидев Бьянку, я мечтал именно об этом – сделать ее своей спутницей во Крови, непринужденно беседовать обо всем на свете.

– Давай я расскажу тебе историю повеселее, – предложил я и завел рассказ о Древнем Риме, о том, как расписывал стены своего дома, а гости мои хохотали, пили вино и валялись на траве в саду.

Я заставил ее рассмеяться, и ее смех на мгновение заставил боль отступить.

– Однажды я встретил большую любовь, – сказал я.

– Расскажи о нем, – попросила она.

– Не о нем, а о ней, – ответил я и поразился, что взял и заговорил о Пандоре. Но продолжил: – Я знал ее, когда мы оба были смертными. Я был молод, она – совсем ребенок. В те времена женщины вступали в брак еще девочками, но ее отец мне отказал. Я так и не смог ее забыть. А потом, уже получив Кровь, я снова встретил ее, и...

– Продолжай, расскажи мне все. Где вы встретились?

– И Кровь перешла к ней, и мы остались вдвоем. Мы провели вместе двести лет.

– Долгий срок, – сказала она.

– Да, долгий, но в то время нам так не казалось. Каждая ночь приносила что-то новое, я любил ее, а она любила меня; правда, мы часто ссорились...

– Но по-хорошему? – спросила она.

– Да, по-хорошему, какой верный вопрос, – ответил я. – По-хорошему, за исключением последнего раза.

– А что случилось в последний раз? – нежно спросила она.

– Я повел себя неверно, жестоко. Я совершил ошибку. Я резко и без предупреждения покинул ее и до сих пор не могу найти.

– То есть ты даже сейчас ее ищешь?

– Не ищу, потому что не знаю, где искать, – позволил я себе маленькую ложь, – но я всегда начеку...

– Зачем ты так поступил? – спросила она. – Зачем оставил ее вот так?

– Из любви и злости, – сказал я. – Видишь ли, тогда к нам впервые явились последователи сатаны. Из той же породы, что сожгли мой дом и похитили Амадео. Но за много веков до этого, понимаешь? Они пришли к нам. О нет, не с моим врагом Сантино. Сантино тогда еще не родился на свет. Сантино не из древнейших. Но из того же племени, из тех, кто считает, что послан на землю пить кровь и тем самым служить христианскому богу.

Я чувствовал, как она потрясена, хотя она долго молчала.

– Так вот почему они кричали о богохульстве, – сказала она.

– Да, и тогда, много-много лет назад, они говорили нам то же самое. Они угрожали и требовали – требовали рассказать им все, что нам известно.

– Но как они разлучили тебя с той женщиной?

– Мы их истребили. У нас не было другого выхода. Она понимала, что иначе нельзя, а впоследствии, когда я замкнулся в себе, стал безразличен ко всему и впал в молчание, она рассердилась. Я тоже.

– Ясно, – ответила она.

– Не нужно нам было ссориться. Я ушел от нее. Ушел, потому что она была сильна, решительна и считала, что сатанистов необходимо уничтожать. А я так не считал, вот и теперь, много веков спустя, допустил все ту же роковую ошибку. Еще в Риме я узнал, что они до сих пор живы, эти твари; в Риме ко мне приходил этот Сантино. Нужно было на месте уничтожить его вместе с приспешниками. Но, как видишь, мне не хотелось пачкать руки, а в результате он явился сюда, сжег мой дом и уничтожил все, что мне дорого.

От потрясения она долго не могла вымолвить ни слова.

– Ты до сих пор любишь ту женщину, – заключила она.

– Да, но я никогда не перестаю любить тех, кого полюбил. Я никогда тебя не разлюблю.

– Ты уверен?

– Абсолютно, – ответил я. – Я полюбил тебя с первого взгляда. Разве я не говорил?

– За все эти годы ты так и не перестал думать о ней?

– Нет, я ни на миг не переставал ее любить. Как же можно о ней не думать? Я помню каждую мелочь. Одиночество и скитания навсегда запечатлели ее облик в моей душе. Я вижу ее. Слышу ее голос. У нее был приятный чистый голос. – Я задумался. И продолжил: – Она высокого роста; у нее карие глаза и густые темные ресницы. Волосы длинные, волнистые, темно-коричневые. На прогулки она их распускала. Конечно, я помню ее в длинных одеяниях, ниспадавших до земли мягкими складками по моде тех времен, и не представляю, что она носит сейчас. Она представляется мне богиней или святой, точно не знаю.

Она не ответила. И наконец произнесла:

– Ты оставил бы меня ради нее, если бы мог?

– Нет, если бы я ее нашел, мы стали бы жить втроем.

– Какая прелесть! – воскликнула она.

– Убежден, это вполне возможно, так оно и будет – все мы поселимся вместе, ты, она и я. Она жива, с ней все благополучно, она странствует, и настанет время, когда все мы воссоединимся.

– Откуда ты знаешь, что она жива? Что, если... нет, не хочу тебя расстраивать.

– Я питаю надежду, что она жива, – сказал я.