Кровь Рима

– Пора уходить, ребята. Скоро стемнеет, и я хочу, чтобы до этого времени все были в безопасности за валами.

Мужчины вернулись на берег, когда он направился к ближайшим воротам и обменялся приветствием с дозорными, стоявшими на страже у входа в лагерь. Внутри большинство солдат были заняты приготовлением вечерней еды на кострах, а справа от Катона, за аккуратными линиями палаток преторианцев и пращников, он увидел палатки иберов, расположенные без видимого порядка, кроме того, что они были установлены вокруг гораздо большей палатки Радамиста. Между двумя войсками был участок открытой местности, что подчеркивало остатки недоверия, которое все еще сохранялось.

Когда Катон подошел к своей палатке, он обнаружил, что Нарсес ждет его снаружи.

– Мой царь просит, чтобы ты присоединился к нему за ужином.

– Просит?- Катон слегка улыбнулся.
– Полагаю, первоначальная формулировка была такой: «Он приказывает мне присоединиться к нему».

Нарсес улыбнулся в ответ.

– Действительно, трибун. Я просто хотел сформулировать приглашение в более дипломатических терминах из уважения к твоим чувствам.

– Я ценю твой такт и буду присутствовать непосредственно на приеме у Его Величества.

– Как можно быстрее, господин, я был бы очень признателен, - озабоченно сказал Нарсес.

– Я сделаю все возможное.
– Катон сделал небольшую паузу. Радамист не имел привычки приглашать его на свои вечерние пиры.
– Какой повод?

Нарсес вздохнул.

– Перспектива неизбежных скорых действий, я думаю. Я знаю его так же хорошо, как и он меня.

– Грядущих действий?
– Катон выгнул бровь.

– Скоро вы сами все узнаете, господин.
– Нарсес поклонился и поспешил прочь. Прежде чем Катон успел окликнуть его и потребовать более подробного ответа, ибериец проскочил между палатками и исчез.

***

Радамист и его окружение уже ели, когда появился Катон. Иберийский царевич горячо приветствовал его и пригласил присесть на низкий диван справа от себя, на почетное место. Несколько рабов принесли ему тарелки с приправленной специями бараниной, хлеб и кувшин с вином. Когда Катон уселся, Радамист перекатился на бок, чтобы оказаться лицом к лицу с ним.

– Хорошо попируй, друг мой. Завтра мы достигнем города Лигеи, и моя месть тем, кто меня предал, начнется.

Катон уже собирался съесть полоску баранины, но теперь положил ее на блюдо, глядя на иберийского царевича.
– Я впервые слышу о каком-то городе поблизости, Ваше Величество.

– Это потому, что ты и твои люди маршируете, как улитки, и у вас нет кавалерии. Мои передовые дозоры впервые заметили город два дня назад.

– И вы не сочли нужным сообщить мне, что мы приближаемся к этому городу, Лигея?

– А разве это что-то изменило, если бы я сообщил? Мы уже здесь, а Лигея находится в нескольких минутах ходьбы за лесом. Завтра ты увидишь его своими глазами, и враги наверняка сдадутся, когда ты продемонстрируешь силу своих осадных машин.

– Враги? В Лигее есть парфяне?

– Я сомневаюсь в этом. Если в Армении и есть парфянские войска, то они, скорее всего, защищают труса Тиридата, скрывающегося в моей столице.

– Понятно, значит, люди в Лигее – армяне, а не наши враги.

Радамист нахмурился.

– Они – мои враги, трибун. Лигея закрыла передо мной свои ворота, когда я был вынужден бежать. Они выступили на стороне узурпатора и отказали моим последователям и мне самому в убежище или помощи. И за это они заплатят своими жизнями. Как и все те, кто предал своего царя. Я хочу преподать народу Армении урок о цене предательства.

Катон слушал его слова с замиранием сердца. Он легко мог представить себе обстоятельства, при которых незадачливые жители Лигеи оказались перед лицом беглого царя, требующего их помощи, и знали, что если они откликнутся на призыв, то неизбежно навлекут на себя гнев нового правителя, восседающего на троне в Артаксате. В тот момент они выбрали самый безопасный путь. Катон сам поступил бы так же. А теперь они будут жить в ужасе, когда поймут, что человек, которого они отвергли, когда он был беглецом, вернулся во главе небольшой армии. Но здесь была возможность, понял Катон.

– Ваше Величество, не будет ли мудрее проявить милосердие к лигейцам? Возможно, они действовали из страха перед Тиридатом, а не из вражды к вам. Помилуй их, и их благодарность многократно вознаградит тебя, когда они разнесут весть о твоем великодушии. Накажи их, и они станут твоими непримиримыми врагами, а судьба их города послужит маяком, чтобы объединить против тебя другие города.

Радамист покачал головой.

– Страх – вот ключ. Ты же сам только что говорил об этом. Они боялись Тиридата и поэтому обратились против меня. Значит, я должен заставить их бояться меня еще больше, чтобы они обратились против моего соперника. В этом секрет силы власти. Я научился этому у одного из ваших императоров, Калигулы.

– «Пусть ненавидят, лишь бы подчинялись мне». Мудрые слова.

Катон промолчал. Он помнил годы террора при Калигуле и не был склонен считать этого императора кем-то иным, кроме как опасным безумцем.

– Мудрые слова, - с ударением повторил Радамист.
– Разве ты не согласен?

– Я не уверен, Ваше Величество, поскольку автор афоризма был убит своими собственными телохранителями, а вместе с ним и большая часть его семьи. Я бы не хотел, чтобы то же самое случилось с вами, если ваши действия настроят ваш народ против вас же.

Радамист рассмеялся.

– Они будут делать то, что я хочу, или столкнутся с последствиями. Пусть Лигея станет для них наглядным уроком.

Катон напрягся, прежде чем заговорить снова.
– Я не думаю, что это разумно - идти на ненужный риск. Лигея – небольшой город. Его можно легко взять, но это будет стоить жизней и времени, а ни то, ни другое нам не стоит терять, если мы хотим иметь наилучшие шансы захватить Артаксату. Я предлагаю обойти город и продолжить наш путь, Ваше Величество. По крайней мере, если мы должны остановиться перед городскими воротами, то предложите им руку дружбы. Кто знает? Возможно, вы привлечете новых рекрутов в наши войска. Нам не помешают новые люди.

Радамист на мгновение задумался, а затем кивнул.
– Хорошо, в твоих словах есть немного мудрости. Я подумаю над этим вопросом. Действительно, нам нужно быстро добраться до Артаксаты. Кроме того, я хочу побыть со своей женой, Зенобией...
– Он потянулся к своему кубку и сделал задумчивый глоток, прежде чем продолжить говорить, но не встречаясь взглядом с Катоном.
– Моя Зенобия. Она прекраснейшая из женщин, трибун. Партнерша в моих трудах. Нет ничего, что она не сделала бы для меня. Она достойна, быть царицей, как ни одна женщина в этом мире. Все мужчины желают ее, но она моя. И только моя.
– Выражение его лица потемнело.
– И она вынуждена скрываться. Ждет, пока не станет безопасным ее возвращение.