Кровь титанов

– Да сдаюсь я, сдаюсь, – спокойно произнес Туркин. – Не волнуйся ты так, Купавин. Лучше скажи, в чем я провинился?

– А сам не знаешь? – спросил Воин, появляясь из-за строя механических солдат.

– Нет, – честно ответил Алексей, снимая боевой шлем.

– Ну, идем, – с наигранным сочувствием предложил Купавин и похлопал Туркина по плечу. – Следователь тебе все объяснит.

– Так грамотно сойти с ума всего лишь за час могут исключительно Воины, – сокрушенно качая головой, заявил Семенов. – Набить бы тебе щечки, фаворитик ты наш драгоценный, да после этого кулаки от пудры неделю не отмоешь.

– Ты, Семенов, не дерзи, а иди поступай в распоряжение Воина Громова, – через плечо бросил Купавин. – Он тебе в красках обрисует, сколько прошло времени и почему мы все сошли с ума.

– Дед Аврелий? – Семенов усмехнулся. – Этот может. Только почему он снова в строю? Его место в Совете, а не на боевом посту…

– Сколько же нас осталось, если на вахту заступают даже дряхлые ветераны? – ужаснулся догадке Горич. – Что происходит, Купавин?

– Ничего хорошего, – заверил Воин. – Ночная сторона Титана атакована неизвестным флотом.

– Каким ещё флотом?! Откуда он взялся? – наперебой загудели Воины. – Из Стрельца? Разве его не разгромила наша армада?

– Давайте сначала я провожу Туркина, а после отвечу на все ваши вопросы, – предложил Купавин.

– Мы, кстати, против ареста Алексея, – заметил Ямата.

– А кто «за»? – Купавин горько усмехнулся – Только я обычно с Диктатором не спорю, да и вам не советую…

4. Дневная сторона Титана

Сообщение о бомбардировке ночной стороны планеты инспектор получил как раз на выходе из дома Туркина. Сначала он не понял, о чем идет речь, поскольку был занят изучением стопки пластиковых листков, содержащих весьма странный текст. Лишь после того, как стоящие в оцеплении милиционеры начали обмениваться громкими репликами, Зарубин оторвался от чтения и поднял взгляд на голограмму информационного канала. Объемное изображение имело максимальный размер. Его нижний край почти касался тротуара, а чтобы рассмотреть верхний, приходилось запрокидывать голову до боли в затылке. Репортаж вел Первый общественный инфоканал, но в этом сообщении от обычно сдержанного тона государственной компании не было и следа. Перед глазами изумленных зрителей предстал обрушенный пролет транспортной магистрали. Площадь повреждений была такова, что даже панорамные квадрокамеры не могли вместить в кадр всех деталей катастрофы. Инспектор присмотрелся повнимательнее и почти сразу выделил из массы обломков и грязи пятна крови. То там, то здесь участки завалов были прикрыты виртуальными наложениями. Так обычно спасатели прикрывали трупы неосторожных купальщиков на побережье или жертв транспортных катастроф. Зарубин перевел взгляд вправо и ужаснулся. На краю провала пятен было больше, чем обломков, а чуть дальше, там, где ещё совсем недавно располагался су-пермаг, саваны образовывали огромный белый ковер. Голос репортера срывался и дрожал от крайней степени возмущения.

«Удар из космоса, без предупреждения и объявления войны… Неизвестные агрессоры… Отказ автоматических систем орбитальной обороны… Армада в походе… Силы Воинов минимальны, но вся надежда на них… В строй становятся даже ветераны ордена Абсолютных Воинов и все офицеры регулярной армии… Внутренние войска, полиция и милиция переведены на казарменное положение. Все они брошены в помощь подразделениям спасателей… Во многих пострадавших от бомбардировки районах радиационный фон превышает норму в сотни раз… Пожарные команды проводят дезактивацию…»

Зарубин слушал и смотрел репортаж, мучительно соображая, как ему поступить дальше. Контрразведка, по определению, оставалась на своем посту независимо от обстоятельств, но ещё никогда обстановка не была столь тяжелой. В условиях фактической войны, пусть пока и без четко определенных условий её ведения, противодиверсионная деятельность была не менее важна, чем участие в схватках на передовой. Но если обычно в мирное время контрразведчики действовали по индивидуальным заданиям, то в новых условиях тактика менялась. Ловить вражеских шпионов и диверсантов было сложнее, чем выявлять неблагонадежных лиц среди своих сограждан. Инспектор снова посмотрел на листки и принял решение. Проворно сняв с улик голограммы, он запечатал их в пластиковый конверт и подозвал одного из милиционеров:

– Следуйте во Дворец. Вот вам жетон допуска первого класса. Прикажете стражникам проводить вас к старшему инспектору Мартову. Эти документы вы обязаны передать ему лично в руки. Повторяю, только ему. Жетон сдадите дворцовой охране на выходе.

Милиционер, воодушевленный оказанным доверием, придал лицу максимально серьезное выражение и кивнул:

– Лично старшему инспектору Мартову, понял.

– Идите, – Зарубин вручил ему жетон и по-военному отдал честь.

Такое отношение со стороны недосягаемо высокого начальника, казалось, придало добровольцу дополнительное ускорение. Он ловко впрыгнул в магнитоплан и, профессионально вклинившись в поток машин, погнал свой экипаж по направлению к Дворцовому сектору. Зарубин на всякий случай проверил его мысли, но в них не было ничего, кроме гордости и мучительной борьбы с желанием прикарманить столь полезную вещицу, как жетон с нереально высоким допуском. В том, что страх перед контрразведкой окажется у этого парня сильнее алчности, инспектор не сомневался.

Проводив взглядом машину посыльного. Зарубин уселся в свой магнитоплан и приказал ему ехать в больницу. Теперь все зависело от Мартова. Он числился начальником отдела «Спрут», и принимать стратегические решения было его прямой обязанностью. Если Мартов решит, что Зарубину следует бросить текущее расследование и заняться вылавливанием диверсантов, так тому и быть. Но добытые инспектором документы, пожалуй, предвещали иное развитие ситуации.

Остановив машину у подъезда больницы, инспектор бросил её на попечение компьютерного парковщика и поднялся в палату интенсивной терапии, где после длительной и сложной операции отлеживался сержант Джемисон.

– В общих чертах мне все ясно, сержант, – выслушав сбивчивые объяснения полицейского, сказал Зарубин.

Гораздо больше, чем сержант сумел облечь в форму слов, содержалось в поверхностных слоях его памяти. Считав всю нужную информацию, инспектор немного помолчал и бросил взгляд на монитор реанимационной установки.

– Вы довольно быстро поправляетесь. Еще пять-шесть часов, и можно будет вставать.

– Доктор хочет продержать меня в горизонтальном положении целые сутки, – Джемисон оперся руками о край постели и сел. – Скажите ему, что я нужен для продолжения расследования.

– Вам необязательно сопровождать меня собственной персоной, –заметил Зарубин. – На сервере полицейского участка наверняка имеется ваш фантом.

– Давненько я не пользовался услугами этого типа, – сержант усмехнулся. – В отличие от меня реального, виртуальный Джемисон довольно зловредный субъект. Намучаетесь.

– Переживу, – заверил инспектор. – Нам следует заставить противника понервничать. Тогда он начнет ошибаться. А нервничать он станет, лишь увидев, что все его жертвы живы и здоровы.

– Вы уже говорили с женщиной и ребенком? – поинтересовался Джемисон. – Они дали показания?

– Да, – подтвердил Зарубин. – Правда, их показания мало помогут в предстоящих поисках. Они позволяют восстановить события, не более того. Вы оказались правы. В доме побывали и Снайп, и незнакомец. Разгоряченный алкоголем оруженосец ворвался в дом буквально за минуту до появления убийцы. Он устроил скандал, и Кукла, чтобы оградить сына от неприятной сцены, увела муженька наверх, в спальню. Там он почувствовал прилив вожделения и попытался взять жену силой. Но та оказала сопротивление, и он начал её избивать…

– Не могу поверить, что это Снайп, – сержант покачал головой. – Он буквально боготворил Куклу. Бить её с такой силой по лицу… это…

– Дикость, – подсказал инспектор. – Согласен, но оруженосец, по большому счету, ни в чем не виноват.

– Состояние аффекта? – предположил Джемисон.

– Не было непосредственной причины, – возразил контрразведчик, – а вызванные опьянением фантазии таковым состоянием не признаются.

– В таком случае это внешнее воздействие, – уверенно заявил сержант.