Кровь в пыли

Но никогда женщине.

Короче говоря, машина едет нормально, но GPS не работает. Без компаса, без руководства, без включения.

Я пробовал порно. Порно для натуралов. Гей порно. Я даже смотрел порно с коровой и овцой, которую хотел бы стереть из памяти. Меня ничего не заводит.

А теперь в моей ванной горячая блондинка — голая, с завязанными глазами, ее соски такие же торчащие, как и мой член, — и меня пугает, что я наконец нашел кого-то, кого хотел бы испачкать, втереть немного своей грязи.Потому что она почти единственный человек в мире, который полностью закрыт. Черт, у меня было бы меньше проблем, если бы я трахнул живую взрослую корову, за которой наблюдал на днях.

Но мои яйца. . . они требуют, чтобы их опустошили в Кантри Клаб.

— Залезай. — Я сердито толкаю ее в душ и включаю насадку для душа. На этот раз ей придется делать это с завязанными глазами. Я поднимаю с пола ее грязное платье, поворачиваю ручку и споласкиваю его в раковине. Она напевает что-то, чего я не узнаю, под струей воды и трет руки и ноги за потрепанной пластиковой занавеской, время от времени похлопывая плитку в поисках мыла. Я наклоняюсь к ней, отдергиваю занавеску и тянусь за мылом, чтобы дать ей, моя рука касается ее голого живота.

Мы оба вздрагиваем при контакте, и по совершенно разным причинам.

— Бит! — Ее голос звучит высоко. Я рычу.

— Расслабься, я видел, что ты искала мыло. Вот. — Я сую его ей в ладонь, но пользуюсь случаем, чтобы снова посмотреть на ее соски. Они как сладкие чертовы монеты, которые я хотел бы бросить между большим и указательным пальцами. Ее рот от недовольства возвращается к удовлетворению, она продолжает напевать, задергивая занавеску, чтобы я ее не видел. — Ты сказал, что купишь мне то, что мне нужно для душа.

— Я никогда не говорил, что это будет сегодня. Я не в Амазоне рааботаю. — Я фыркаю, возвращаясь к стирке ее платья. Я понятия не имею, почему я это сказал. На самом деле знаю. Она была чертовски грустной и чертовски уязвимой. — Никакого дерьма, Божья девочка. Ты получишь только самое необходимое.

— Меня зовут Прескотт. — Она резко отдергивает занавеску и тыкает меня в плечо.

— Дерьмовое имя, — снова протягиваю я. Ненавижу, когда богатые люди дают своим детям напыщенные имена. Прескотт — фамилия. А не имя.

— Перестань быть злым только потому, что ты не можешь вынести тот факт, что я тебе нравлюсь, — беззаботно говорит она.

Мне вроде как нравится, что она все еще сохраняет свет, несмотря на ее ситуацию. Это круто. Я зачарованно наблюдаю, как грязь и кровь просачиваются из ткани ее платья, кружась черно-красным водоворотом в раковине. Это лучше, чем смотреть на ее тело, зная, что я не могу его уничтожить.

— Горошек. — Ее голос доносится из-за занавески. — Зови меня Горошек. Звучит как прозвище, которое я могу принять. «Кантри Клаб» и «Серебрянная ложка» просто раздражают. И не называй меня «Божьей девочкой». Я его девушка не больше, чем ты его солдат.

Она выключает кран и открывает занавеску. Я тяну свое полотенце с вешалки и протягиваю ей, глядя в другую сторону и надеясь, что мой солдат не отдает честь в ее сторону.

К счастью, она не видит этого.

— Вытрись. Я повешу твое платье на заднем дворе. Справедливое предупреждение: если ты попытаешься снести еще какую-нибудь чушь, тебя не будут кормить три дня.

Я перебрасываю ее платье через бельевую веревку и иду в свою маленькую спальню — на самом деле это половина комнаты, Ирв занял главную спальню до того, как я туда переехал, — и поправляюсь в джинсах.

Да, сержант Вела определенно поприветствовал нашего нового жильца.

Я просеиваю свои вещи. У меня не так много рубашек, и большинство из них в плохом состоянии. Я вытаскиваю самую новую, которую купил для собеседования с миссис Х., и иду обратно в ванную. Прескотт ждет, молчаливая, голая, но сухая. Ее спина соблазнительно выгнута, ее задница круглая, а ее сиськи идеального размера для моей ладони.

Как только я вхожу, она раскрывает свои полные губы в застенчивой улыбке. Каждое движение обдуманно. Маленькая сучка пытается соблазнить меня, и это работает. Я действительно хочу задушить ее.

— Привет, — мягко говорит она.

— Пока. — Я бросаю рубашку ей в руки и поворачиваюсь к ней спиной.

Я поймал ее, когда она стягивала мою рубашку через голову. Она так велика на ее маленьком, кривом теле, что она, наверное, могла бы использовать ее как гребаное одеяло. Я беру ее за руку и вывожу из ванной. Мне не терпится бросить ее в подвал, чтобы я мог вернуться и посмотреть, не прилип ли запах ее пряной, сладкой киски к моему полотенцу. Да, дрочить член о полотенце - это еще одна низость, до которой я могу опуститься сегодня.

— Бит, давай поужинаем завтра.

— Горошек, давай не будем, — огрызаюсь я.

— Пожалуйста? Одиночество — это поцелуй смерти для духа. — Она вертит передо мной своими словами, словно это ее фигуристая задница, и мой член снова вытягивается по стойке смирно. Откуда эта цитата?

— Нет.

— Мы можем обменяться заметками о Годфри. Я уверена, что он и тебя надул. Это его профессия, и именно поэтому ты держишь меня против моей воли...и против твоей.

Я не отвечаю ей, но задираю рубашку, чтобы закрыть лицо, и снимаю повязку с ее глаз. Сегодня ее руки тоже не будут связаны.

— Подожди, Бит!

— Пока, Фелиция. — Я пинком отправляю ее маленькую задницу в подвал и захлопываю за ней дверь.

Хорошее, блядь, избавление.

ПРЕСКОТТ

Я все вижу.

Подвал, должно быть, протекал годами. Плесень цветет на каждом углу потолка, размазывается по стенам, как ужасающий крик. Воздух влажный и пахнет отчаянием. Все голое вокруг. Серые кирпичи, усеянные черной грязью. Никакое количество соскабливания и мытья не вернет этот пол в хорошее состояние.

Кроме небольшого деревянного столика и нескольких провисших картонных коробок, здесь нет никакой мебели.

Нет электричества.

Нет даже болтающейся лампочки, подвешенной на оголенном проводе для комфорта.

Нет света.

Часть меня опечалена тем, что он не снял повязку с глаз. Тогда, по крайней мере, я могла бы убедить себя, что это место пригодно для жизни.

Я все вижу.

Высоко на стенах есть ряд окон, заколоченных изнутри гниющим деревом. Я постараюсь снять его, как только доберусь до чего-нибудь острого.