Кровь в пыли

После того как я устроила так, чтобы Годфри и Себастьяна посадили в тюрьму, я стала мелким наркодилером, откусывая ничтожный кусок от пирога наркокартелей Нор-Кала. У меня было три улицы, на которых я работала, в Окленде, Ричмонде и Стоктоне. Наркоманы знали, что со мной лучше не связываться, особенно после того, как в самом начале своей работы я сломала челюсть одному человеку своим "Глоком", когда он попытался приласкать меня. Я многое могу терпеть, но сексуальные домогательства — это жесткий предел.

Кокаин. Травка. Крэк. Даже супер-клей. Если вы можете получить кайф от него — он был у меня в моей розовой спортивной сумке. Поставщики, с которыми я работала, дали мне пятидесятипроцентную скидку за то, что я сообщила им о местонахождении всех наркотиков, которые Годфри и Себ провезли контрабандой через границу, прежде чем их поймали.

Ага, это была я.

Маленькая. Блондинка. Индивидуальная. Бесстрашная .

Годфри Арчер и Себастьян Годдард знали, что я критикую их бизнес снаружи, и я не собираюсь лгать — часть меня продавала наркотики, потому что мне нужны были деньги, но большая часть делала это, чтобы насмехаться над ними.

Я слышала, что они уже нацелились на заключенных, которые должны были получить условно-досрочное освобождение, собирая солдат, чтобы помочь им восстановить свою империю. Недавно я сменила улицу. Бросила большинство своих клиентов и всегда встречала своих постоянных клиентов на разных тротуарах, чтобы меня не поймали.

Очевидно, клиент, с которым я должна была встретиться сегодня, Джо, предупредил Годфри и продал меня. Мудак. Но именно так работает Годфри — покупает друзей и собирает долги.

Уверена, Бит и Инк в долгу перед ним. Видимо долг большой. Одолжение, которое он получил сегодня вечером, в виде меня.

Мужчины переключают радиоканалы. Мое отсутствие зрения обостряет другие мои чувства. Я улавливаю хриплый монотонный голос Бита. Рычание — его любимый способ общения, а умиротворение — это атмосфера, излучаемая этим огромным мужчиной. Он мало говорит, никогда не повышает голос и не впечатлен своим спутником. Голос Инка соответствует языку его тела: высокий, пронзительный и красноречивый, как артишок. Он много говорит, но не по делу. Явный признак глупости.

— Ты можешь поверить в это дерьмо? — Инк плюется. — Ни у кого нет времени нянчиться с этим богатым ребенком. Но она крутая.

Бит ворчит в ответ. Возможно, он не разделяет этих чувств.

— Мы не можем сделать это, но, может быть, мы сможем обойтись минетом. Что думаешь?

— Если я узнаю, что ты хотя бы задел один из ее ногтей, я сдам тебя Годфри на яйцах. — Бит звучит так безмятежно, что можно подумать, что он только что предложил Инку побаловать себя отдыхом на Бора-Бора.

— Вау, какое тебе дело до этой жалкой задницы?

— Мне нет до нее дела. — Он отстраненный, собранный, нечитаемый. . .и страшный, как ад. — Но это не дает нам зеленого света, чтобы вести себя как ублюдки.

Не пора ли сказать ему, что принц Уильям не будет обращаться за советами по этикету в ближайшее время?

— В любом случае. — Инк не обращает внимания на Принца Засранца Восточного залива. — Я просто надеюсь, что она не будет плакать целыми днями. Стены тонкие, и ты знаешь, как мне нужен утренний сон.

— Не волнуйся, — стреляю я с заднего сиденья. — Мои эмоции редки и ценны. Я не буду тратить их на таких, как ты.

Бит ворчит. — Откуда эта цитата?

— Маленькое темное искривленное место под названием моя голова, — я тру связанными руками лицо. Ткань чешется и пахнет Битом. Это не плохой запах. Пряный и свежий, с легкой ноткой секса. Что-то мужское. Что-то опасное. Что-то мускусное .

— Блин, у нас появился умник. — Инк фыркает. Я слышу шлепок, которым Бит, должно быть, наградил его.

— Возможно, твое темное, извращенное место стоит посетить, детка. — Комплимент адресован мне.

— Спасибо. Это многое говорит от парня, который только что похитил меня, — невозмутимо говорю я.

— У Коротышки рот нараспашку, — жалуется Инк.

— Да, Коротышке повезло. Наши стены не отвечают, — говорит Бит, захлопывая разговор.

Они подъезжают к бордюру и тащат меня в, как я полагаю, их дом. Я сопротивляюсь, упираясь пятками в землю. Пинаю, кричу, устраиваю сцены. Молюсь, чтобы кто-нибудь услышал. Мое тело извивается из стороны в сторону, пока они впускают меня внутрь. Кто-то пытается зажать мне рот ладонью, когда понимает, что мои крики могут привлечь внимание, и я сильно кусаю его, пока не сомкнулись зубы. Шлепок по щеке хлещет меня по лицу, моя голова разбивается о твердое, как камень, плечо.

Еще до того, как я щупаю маленькую влажную ладонь, я знаю, что это Инк, а не Бит. Я перестаю кричать, потому что: 1. Меня жалит, будто тысяча иголок вонзается в мою щеку, тем более что Себ уже бил меня головой обо все поверхности, с которыми мы столкнулись ранее этим вечером. 2. Дверь за моей спиной закрывается с оглушительным хлопком, и приглушенная ярость электризует воздух.

— Что я говорил о прикосновении к девушке? — Большое тело Бита прижимает Инка к ближайшей стене из-за звука удара костей о бетон. — Я отпускаю тебя с предупреждением. — Я слышу, как что-то щелкает. Не кость, может связка. Инк плачет от боли, воя, как собака, проигравшая битву. — В следующий раз твоя блестящая карьера в переворачивании бургеров закончится из-за двух сломанных рук. Без предупреждения. Никаких вторых шансов. Понял?

Инк пытается проглотить крик, и я слышу пощечину, которая не попала мне в лицо. Я все равно отпрыгиваю. Бит получает ответ в виде тяжелого глотка, который я действительно слышу.

— Слова, идиот. Ты-блядь-понял?

— Да. — Голос Инка говорит мне, что он тоже боится властного присутствия Бита. Сила в комнате распределяется хаотично: у меня ее нет, у Инка очень мало, а у Бита. . .он правит этим местом.

— Не трогай ее, блядь, — предупреждает он. — Никогда.

Моя горящая щека и я испытывают облегчение, когда чувствую мозолистую руку Бита, толкающую меня через то, что я считаю их коридором.

— Давай, Кантри Клаб. Увидимся в твоей комнате.

Как раз в тот момент, когда я думаю, что у меня есть реальный шанс завязать какой-то диалог с этим странным человеком, он бросает меня в свой подвал — пропитанный тусклым запахом и заплесневелой температурой. Засов защелкивается снаружи.

— Нет. — Тихий голос вырывается из моего пересохшего горла. — Нет ,нет, нет! — Я бьюсь кулаками в дверь, умоляя.

Связанная, с завязанными глазами и отчаянно нуждающаяся в мочеиспускании, я начинаю ходить по камнате,пытаясь понять, насколько велика комната и что внутри. Я голодна и грязна из-за собственной крови и прикосновений Себастьяна и Годфри. И меня убивает знание того, что должно было быть наоборот. Я должна была нацелиться на них, а не они на меня. Если бы все пошло по моему плану, я бы убила Годфри и Себастьяна к концу августа. К сентябрю я бы уже летела в Айову, потягивая кока-колу по завышенной цене и жуя арахис на пути к новой, лучшей жизни. Жизнь, в которой не будет иметь значения, что мои родители отреклись от меня, что мой любовник погубил меня, что мой брат все еще пропал, и что я стала дикаркой, которая использует смелые уловки, чтобы увидеть завтрашний день.