Кровь вторая. Орда
Шрифт:
Проехали по перевалам, прокатились по ущелью, заглянули на горные террасы. Потратили на это целый день. Вернулись все уставшие, но полные идей и энтузиазма. Мелочные дрязги забылись, малозначимые вопросы, пропали, а в городе, к тому же, их ждал ещё один сюрприз.
Ещё на подступах к стенам, к отряду военачальников, совершающих объезд, прискакал посыльный и доложил, что в город прибыл десяток мидийских конников, с важными и срочными вестями от Харпага. В город их, от греха подальше, не пустили, а разместили в одном из походных стойбищ Уйбара, но и там на всякий случай, вежливо, разоружили.
Туда и направился
Рассказывал только один, который, не смотря на военное облачение, военным не был. Кольчуга, одетая на него не по размеру, постоянно ему мешалась, и он, то и дело её дёргал из стороны в сторону, да и по речам его выходило, что он человек, скорее, учёный и привыкший обращаться больше с книгами и умными письменами, чем с оружием.
Рассказывал он очень эмоционально, иногда заумно и заковыристо. То и дело добавляя к словам Харпага, что было велено донести, разговоры и суждения сторонних людей, которые он слышал сам или в изложении своих друзей и всё это, приправляя своими собственными рассуждениями и умозаключениями. История оказалась, мрачнее некуда.
Ещё в разгар зимы, когда Иштувегу со своим войском вернулся из западного похода в столицу, и выслушивал от своих соглядатаев новости со всех концов империи, один из его людей доложил, мол, в Пасаргады объявился некий царь Аншана.
Разговоры эти, били услышаны на базаре среди караванщиков и Харпаг, присутствующий при докладе слухов, посмеявшись, тут же отдал приказ своему человеку, найти этих караванщиков пустобрёхов и допросить с пристрастием, откуда эти сказки и для какой цели разбалтываются на базаре.
Иштувегу, вроде бы, тоже не поверил и по виду, не обратил на эти сплетни внимание, велев рассказывать про другие новости, но как выяснилось позже, это оказалось не так.
До маниакальности мнительный царь Мидии, послал доверенных людей в Пасаргады, с чётким указанием, разузнать всё, об этих слухах. Тот отряд не вернулся. Он пропал. Это, видно, только подхлестнуло мнительность Иштувегу или предчувствие взыграло, но выждав срок и не дождавшись посланных, он направил два вооружённых конных отряда и… двух женщин лазутчиц. Отряды тоже канули в небытие, а вот женщины, вернулись обе и независимо друг от друга, доложили царю об увиденном и узнанном.
Иштувегу пришёл в ярость. Буквально, свихнулся головой. Хорошо, что ему не удалось узнать о роли Харпага в воцарении Куруша, а то бы, он казнил полководца не задумываясь, а так, царь решил лишь, что Харпаг, разрушив Аншан, упустил молодого царя, и чтобы прикрыть свою неудачу, соврал об личном отрубании головы Курушу. Ведь то, что Иштувегу сделал, он мотивировал именно местью, за враньё своего полководца.
Он приказал своим личным «крысам», выкрасть и убить единственного сына Харпага, и не просто убить, а приготовить из него мясное блюдо, которым накормил отца, на секретном личном приёме, где присутствовали только они вдвоём и телохранители царя, для острастки.
Харпаг, приглашённый столь странным образом на тайную вечерю, был готов к разным гадостям и даже, заочно готовился к смерти, но такого, он даже, в самом страшном сне предвидеть не мог. Разъярённый Иштувегу, накормив гостя мясом
собственного сына, разразился истерикой, обвинив полководца во вранье и некомпетентности.На следующий день, собрав всё руководство своей армии, Иштувегу публично лишил его звания и должности, понизив до простого воина и лично решил возглавить армию для разгрома бунтовщиков, засевших в Пасаргады.
Харпаг, никак не сопротивлялся. Он, вообще, стал сам не свой. Убийство сына и поедание его мяса, лишило Харпага воли и разума. Он рассказал позже, что допускал отраву блюд, которыми его кормили, но не предполагал, что будет отравлено не его тело, а его душа.
Несколько дней, командира никто не мог вывести из этого полумёртвого состояния, только когда один из его друзей, насильно напоил его вином и в пьяном угаре, нахлестал его по лицу, Харпага прорвало. Сначала он разнёс дом друга, у которого пил, потом три дня рыдал, в изнеможении, продолжая при этом пить и только когда в столице Иштувегу протрубил сбор, он пришёл в себя и окаменел сердцем.
Несмотря на то, что царь отправил его в простые воины, армия, хоть и тайно, но осталась верна своему полководцу, а в свете всех этих событий, не только личный корпус Харпага готов был восстать против тирана, но и многие другие, до того времени державшие нейтралитет, изъявили желание присоединиться к нему и всячески возбуждали Харпага возглавить восстание и свергнуть Иштувегу. Тогда Харпаг сказал им: «Потерпите немного. В стенах Экбатаны, этот зверь силён. Надо увести его в Персию. Там его ждёт расплата. За всё.» После чего Харпаг и послал отряд с вестью к Курушу.
Когда вестник умолк, наступила тишина. Все уставились на Куруша, а тот молчал и думал. Долго молчал, ни на кого не глядя, уставившись в землю. Все ждали, сами не зная, чего, но ждали. Наконец, царь Аншана поднял глаза, осмотрел всех присутствующих и заговорил:
— Ну, вот, Иштувегу и совершил свою самую большую ошибку. Жаль, что она окропилась невинной кровью и душевной мукой моего друга. Теперь Иштувегу, конец.
Он встал, прошёлся, что-то ещё обдумывая, а затем, обратился к своему главнокомандующему:
— Эбар, ещё раз прокатись по местам с этими воинами и детально расскажи о наших планах, чтоб они знали все детали и мелочи.
— Но… — попытался возразить Эбар, вставая.
— Никаких «но» — тут же пресёк его Куруш, — Харпаг должен знать план до мелочей, чтоб продумать свой, не противоречащий нашему. Значит Иштувегу вышел из Экбатаны? — спросил он уже обращаясь к вестнику.
— Да, три дня назад — тут же ответил тот.
— После того, как Эбар покажет и расскажет всё, вы должны вернуться, незаметно пристроиться к походному войску и рассказать обо всём Харпагу. Вперёд. Времени больше нет. Война началась.
Глава двадцать третья. Он. Победа
Первым, кому предстояло лицом к лицу встретиться с будущим противником, стал Уйбар, со своим конным корпусом. Проскакав на встречу два дня, уже под вечер, с высоты межгорной возвышенности, воины Уйбара, остановившись, со злыми лицами, разглядывали в низине полчища неприятеля. Злыми они были от того, что каждый понимал, видя нескончаемое людское море, всю бесперспективность открытого боя, с самой большой и самой совершенной в обозримом пространстве армией цивилизованного мира.