Кровь

— Дрянь одна!— опять подсказал Сергей.

Гвоздев, слегка прислушиваясь к разговору, задумался, и у него уже мелькала смутная идея рассказа на тему розни между культурным человеком и природой. И, под бодрящим впечатлением простора, воздуха и света, эта избитая тема не казалась ему избитой, а, напротив, особенно оригинальной, свежей и глубокой.

Виноградов, изо всех сил забирая воздух в свои могучие легкие, чувствовал себя здоровым и сильным от слов Борисова, и глядел вокруг не как чуждое ничтожество, а как свой природе и даже как будто царь ее.

Сергей просто наслаждался, смотрел на молодую траву, не думая о ней, и представлял себе упругую высокую грудь Аннушки, которая приходила к нему ночью. Он соображал, как бы устроить ее в городе, и чувствовал, что жить вообще хорошо.

Скоро показались кочки, прошлогодние камыши, и между ними заблестела вода. Земля стала еще мягче, а трава зеленей. Потянуло свежестью и запахом воды и мокрой травы. Иван, передернув вожжами, свернул с наезженной дороги, и колеса, приминая мягкую траву, неслышно покатили к болоту.

И сразу стал ясно слышен неумолчный гомон, повисший в воздухе. 

VIII

Болото было большое, кочковатое, с мелким и чистым озерцом посредине.

С одной стороны болота расстилались бесконечные, сплошь густо зеленые луга, а по другую— синела еще почти безлистная роща, и чуть-чуть виднелись отсюда тоненькие, как ниточки, стволы белых березок. Все болото покрывали пухлые круглые кочки, между которыми всюду весело блестела вода и желтели камыши. Небо над болотом как будто было еще чище и голубее, а воздух прозрачнее. Все было видно отчетливо и ярко, и последняя тростинка желтела на солнце, как золотая палочка.

И, казалось, все болото было живое: за каждой кочкой была жизнь и шевелилось живое существо. Утки крякали спокойно и рассудительно, и их мерное кряканье отчетливо было слышно на берегу. То тут, то там какой-нибудь красавец селезень неожиданно срывался на воздух, с криком проносился над водой и, описав широкий полукруг, садился, шумно бороздя голубую воду, которая долго не могла успокоиться и вся рябилась, точно улыбаясь отражавшемуся в ней небу. Длинноногие кулички, с востренькими носиками, вытянув тоненькие комариные ножки, один за другим перепархивали с кочки на кочку и с радостным писком уносились все дальше и дальше к синеющей роще. Далеко подымались две-три гусыни и, тяжело махая крыльями, перегоняя друг друга, подымались невысоко над болотом и вдруг грузно шлепались на чистое местечко, блестевшее между камышами. Там, где болото было чище и начиналось озерцо, видны были десятки нырков, как черные точки, быстро кружившихся по воде. Ближе, по мелкому месту, чинно стояли на одной ноге цапли и, втянув головы в плечи, важно поводили длинными носами, точно любуясь природой. Белые чайки, как всегда, кружились повсюду, припадая белой грудью к воде, и опять взмывали кверху, махая длинными гибкими крыльями и зорко выглядывая по сторонам. Далеко вереницей пролетали гуси и опустились где-то за рощей, утонувшей в волнах голубого воздуха и света.

И все гомонило, кричало, пищало. И все эти могучие звуки прекрасной вольной жизни сливались в один торжествующей гул, покрывавший все озеро.

Иван подъехал к самой воде и, завернув лошадей, сказал тоненьким голоском:

— Тпррр…

— Приехали,— закричал Виноградов и первый соскочил наземь.

Трава мягко подалась под его ногами.

— Топко?— спросил Борисов, вылезая.

— Ничего,— возразил Виноградов, притоптывая сапогами, под которыми хлопала вода.

Собаки нервно вертелись по берегу, бегая к воде и обратно к людям, вертя хвостами и тихонько повизгивая.

— Отсюда и двинемся,— сказал, весь дрожа от нетерпения Виноградов.

— Вместе или разойдемся?

— Разойдемся,— сказал Борисов, который любил охотиться в одиночку…

— Ну, ладно: вы туда, а мы сюда,— притворно равнодушно говорил Виноградов, приберегая лучшее место для себя.— Возле той рощи и встретимся, а лошади прямо туда и поедут.

Гвоздев уже зашагал по болоту, посвистывая своего Аякса. Борисов потянул за ним, но ближе к берегу. Сергей, вкладывая патроны в свою новенькую централку, нетерпеливо ждал Виноградова, отдававшего приказания Ивану, куда ему ехать и где ждать.

— Слушаю-с, хорошо-с, — весело отвечал Иван на все приказания барина и тихо, шагом тронул лошадей вдоль берега,

— Ну, идем,— сказал Виноградов.

И они пошли, глубоко увязая в мокрых кочках и зорко следя за белым Марксом, потянувшим впереди.

Вдруг что-то щелкнуло и дробью прокатилось над озером в дальней роще.

Виноградов и Сергей оглянулись.

Над зеленью болота легко расплывался голубоватый дымок, и отчетливо виднелись, точно нарисованные, фигурки Гвоздева и Борисова. Желтый Аякс, как клочок рыжей шерсти, скачками несся куда-то но кочкам.

— Ишь, как красиво, — с восторгом заметил Сергей.

Но в это время Маркс сделал стойку и весь вытянулся в струну, поджав переднюю ногу и далеко вытянув оскаленную морду. Глаз его не было видно, но по белой коже натянутых, точно вросших в траву, ног отчетливо пробегала дрожь. И как будто такой же точно, неприятной и приятной в одно и тоже время, дрожью вздрогнули оба охотника и замерли, судорожно сжав ружья.

— Пиль! [8] — отрывисто шепнул Сергей, точно укусил воздух.

8

Пиль — команда собаке броситься на дичь.

Маркс рванулся…

Что-то трепыхнулось, плеснуло, крякнуло, и две утки и один селезень с испуганным криком вырвались из-за кочек. Совершенно машинально, еще не отдавая себе отчета, и Сергей и Виноградов вскинули ружья и ударили. Сразу все вздрогнуло вокруг. Грохот выстрелов оглушил их самих, и дым затянул воздух. Раскатистое эхо гулом пошло по озеру, заглушая птичий гомон. Утка и сизый селезень, беспомощно кувыркаясь в воздухе, камнями шлепнулись в кочки, роняя пух и перья. А другая утка с диким ужасом понеслась через головы охотников по направленно к Гвоздеву. И тотчас же послышался с той стороны гулкий выстрел, и видно было, как кувыркалась убитая утка.

— Маркс, пиль, апорт! [9] — сбиваясь от оживления, кричал Сергей.

Маркс с горящими глазами и окровавленной мордой уже тащил к ним селезня, мертвая головка которого беспомощно болталась у него между зубами.

Утка была еще жива, и Маркс насилу поймал ее. Махая одним крылом и широко разинув от ужаса рот, она бросалась из стороны в сторону, пока Маркс не попал ногой на повисшее, разбитое выстрелом, крыло. Утка еще хотела защищаться и глупо бесполезно шипела на собаку. Но разгоряченный пес схватил ее прямо за голову и потащил, наступая лапами на крылья.

9

Апорт — команда собаке «принеси».

Вся грудь его была испачкана кровью, и, когда охотники прошли дальше, на измятой, истоптанной траве и в мутных взбаламученных лужицах виднелись пятна этой красной крови, валялись разорванные, расщипанные перья, и мягкий серый пух еще долго тихо кружился в воздухе.

Выстрелы следовали за выстрелами и дробно разносились по обе стороны болота. Измазанные кровью собаки опрометью носились по кочкам. И чем дальше подвигались охотники, тем больше оставалось на зеленой молодой траве пятен крови.