Кровавая ассамблея

В гостиной я просидел еще около половины часа, читая старый листок «Петербургских ведомостей», когда на лестнице наконец появилась Катерина. В подогнанном Лизином платье и той самой шляпке с цветами, что якобы привезли из самой Франции. Хотя, может быть и впрямь из Франции, почем мне знать? Судя по той сумме, которую пришлось оставить у портнихи, ее смело могли привезти и из Америки.

Катерина остановилась на верхней ступеньке, убедилась, что я на нее смотрю, и покрутилась, демонстрируя наряд. С губ ее не сходила улыбка.

— А? — спросила она. — Каково? Что молчишь, Алёшка? Или язык отнялся?

Язык у меня и в самом деле отнялся — до того она великолепно выглядела, но признать этого напрямую я не мог. Опасался быть осмеянным.

— Лизавета Федоровна — моя сестрица — покупала для себя только лучшие наряды, — заметил я сдержанно. — А шляпка действительно к этому платью весьма подходит.

Катерина сразу наморщилась и показала мне язык.

— Ты такой скучный, Сумароков! — заявила она, спускаясь вниз. — Мог бы и выразить свое восхищение.

Я потер себе шею. «Выразить восхищение»… А где я слова для этого найду? Таких слов-то, наверное, еще и не придумали! Признаюсь честно: более желанных женщин я в своей жизни не встречал. Все в ней было идеально, даже платье с чужого плеча. И даже манеры ее, которые многим показались бы странными, вызывали у меня не отторжение, а странное томление в груди.

Знать бы только, что всё это значит. Была бы матушка рядом, она смогла бы мне всё объяснить. Но матушка сейчас далеко.

— Выражаю свое восхищение, — ответил я весьма холодно.

Катерина махнула на меня рукой:

— Расслабься, Сумароков. Ты весь пятнами пошел.

Я торопливо растер щеки и, чтобы скрыть смущение, спросил:

— А Парашка где же?

Катерина уже спустилась вниз и подошла ко мне, натягивая на руки очень узкие голубые перчатки.

— Убила я ее, — сказала она. — И в землю закопала. Вот этими самыми руками.

Я опешил. Тут уж было отчего.

— Как же так?! Нормальная же девка была, вроде…

Катерина глянула на меня и прыснула в ладошку.

— Видел бы ты себя, Алёшка! Ты что — и правда поверил? Да в комнате она у меня, порядок наводит! Я решила её себе оставить. Жалование ей определим. И столоваться у нас будет. Девка смышленая! Только отмыть её нужно. Ссаными тряпками воняет.

Второй раз за день я почувствовал себя отцом огромного семейства. Только жены у меня теперь было две. Одна пьяница, другая сумасшедшая.

Выходит, Катерина уже сама всё решила. И даже жалование Парашке пообещала. Хотя я мог бы из деревни привезти двух таких же крепостных девок, горничному делу обученных. И на жалование не пришлось бы тратиться.

Наверху хлопнула дверь, появилась Парашка и, торопливо перебирая ногами, спустилась вниз. Остановилась перед нами с видом обманчиво покорным.

— Что ещё делать прикажешь, барин?

Вздохнув, я развязал кошелек, достал монету и положил ее на стол.

— В доме приберись начисто. Воды натаскай — в дом да в баню. Продуктов купи, но когда уходить будешь, дверь запереть не забудь. Вот ключ! — Я потряс ключом и положил его на стол рядом с монетой. — Комнату я тебе определяю внизу, рядом с кладовой. Это вон там, по коридору за лестницей. А ежели уворуешь чего, барышня сама тебя зарежет и в землю закопает. Ясно?

Глядя на девку в упор, Катерина провела себе пальцем по горлу и затрясла головой, изображая умирающую. Парашка испуганно вскинулась, даже глаза вытаращила.

— Ясно, барин, ясно! Всё сделаю, ничего не уворую, никого в дом не пущу!

— Вот и отлично! — объявила Катерина и довольно сильно хлопнула Парашку по плечу. — Весело тебе провести время, Прасковья…

И мы наконец отправились на ассамблею. Было ещё, конечно, несколько рановато, но я хотел перед началом проверить, как были исполнены наши с генерал-полицмейстером рекомендации.

Когда подъехали к имению князя Бахметьева, я сошел с экипажа и подал Катерине руку, помогая ей спуститься. Потом оповестил Гаврилу:

— Освобожусь не ранее полуночи, а то и позднее. Сейчас отправляйся домой, да за девкой там проследи. Мы ее у себя пока оставили, барышне прислуживать… А уже ближе к ночи возвращайся за нами. Понял меня, Гаврила?

— Понял, барин, как же не понять. Только не Гаврила я теперь, а Гавр! Коль не веришь — у барышни своей спроси.

Гаврила весело подмигнул Катерине и всколыхнул поводья. Экипаж с цоканьем и стуком покатился по дороге. Катерина смутно улыбалась вслед удаляющейся повозке.

— Замечательный у тебя слуга, Алёшка, — сказала она, когда экипаж скрылся из вида. — Забавный такой дядька. Безобидный совсем.

— Безобидный? — усмехнулся я.

Она меньше суток знакома с Гаврилой, потому он и кажется ей безобидным. Ничего она не знает пока ни о войне со шведом, ни о турецком походе. И как «безобидно» он там себя проявил. Хотя и не обязан был вовсе — ведь не солдат он был, а просто дворянский слуга.

Да и не это главное. В военных походах он лютовал за Русь-матушку, за царя-батюшку, да за барина своего — и тут его можно понять. Но что она скажет, когда узнает, что до того, как пойти к батюшке моему в услужение, Гаврила был лихим человеком? Разбойной шайкой наш Гаврила командовал и людишек разных грабил да резал. И даже прозвище у него было тогда соответствующим: Гаврила-лиходей.

Такой вот он у меня «безобидный»! И даже кофий теперь не пьет, чтобы, не дай бог, какой сосуд не лопнул. О здоровье своем беспокоиться начал.

— Гаврила безобидным кажется оттого, что тот, кто его обидел, недолго на этом свете задержался, — пояснил я. — И ничего поведать не может.

Приподняв брови, Катерина понимающе покивала.

Мы прошли в ворота мимо двух гвардейцев в мундирах Семеновского полка, при шпагах и ружьях, в белых напудренных париках. Мне вспомнилось отчего-то, что брат генерал-полицмейстера Шепелева, Семен Петрович, командовал как раз Семеновским полком. Уж не испросил ли Яков Петрович у брата своего помощи, дабы усилить охрану предстоящей ассамблеи?

Весьма может быть. Я слышал, они в весьма тесных отношениях, и часто наносят визиты друг к другу.

За воротами нас встретил дворецкий Силантий, одетый все в ту же шикарную шитую золотом ливрею, и испросил наши пригласительные. Я протянул ему билет, и дворецкий некоторое время изучал его, беззвучно шевеля губами. Вероятно, грамоте он был обучен, но высокой скоростью чтения не отличался. Пришлось ему помочь.

— Билет выписан на имя генерал-полицмейстера Шепелева, — пояснил я. — К сожалению, Яков Петрович не может явиться лично, а потому интерес сыскного приказу на ассамблее буду представлять я.