Кровавая пасть Югры (сборник)
Шрифт:
Но ползком их преодолеть, да ещё вслепую (лёжа он не видел большую часть трещин и промоин) до рассвета вряд ли удастся.
Надо вставать. Вначале вор приподнялся на колени. Взял шест и отпустил подлиннее «буксир». Немного отполз и начал вставать. «Только бы выдержала льдина!» – Думал лихорадочно вор и, выпрямив колени осмотрелся…
Увиденное пронзило его мозг словно молнией. Вокруг было разводье метра на полтора-два. Сзади трещина расходилась стремительно, отдаляя его поклажу на шкуре. Течение грозило Щербатому как минимум расставание с автоматом и припасами. Зэк упал плашмя и ужом развернул тело назад. Удалось зацепиться за большой лёд шестом. Помог толстый сучок на его комле. Срывая ногти, беглец подтягивал себя и льдину. В последний момент
Мирон дрожал всем телом и лихорадочно шарил глазами окрест. Предстоял изрядный крюк в пути: лёд начал своё движение почти по всему руслу. Его льдина пока была цельной и примыкала к другой в нужном направлении. «Будь, что будет!» – Подумал нехристь и засипел: «Господи, да как же это? Ведь погибаю! У-у-ых…» Вскочил на ноги и опрометью, по-заячьи рванулся в сторону берега. Сделай он это минутой позже, его затее грозил неминуемый крах: началась активная подвижка и лёд стал дыбиться торосами. Отдельные грохоты и треск начали сливаться в невообразимую канонаду. Шкура только мешала бежать. Мешок и автомат забросил на спину. Шест взял наперевес как в штыковой атаке. Зэк петлял даже резче, нежели под пулемётной очередью. Сердце рвалось из груди. Смертный страх гнал: вперёд, вперёд!!
Спасительный мыс оградил Мирона от основной массы ледохода. Грохот остался позади и по течению. Впереди оставалась полоса метров 200. Но это был практически девственный лёд. От шкуры на поясе остался лишь обрывок поводка. Еду и оружие удалось сохранить. Жизнь продолжается: «Спасибо тебе, Господи!!» – с благодарностью прошептал Щербатый. Это была половина его пути. А впереди были оттаивающие болота, горные перевалы. Еды на неделю. Сосчитал патроны: восемь штук. Волки отстали. Через 27 дней он выбросит автомат за ненадобностью: последним патроном добыл зайца.
Тащил добычу в мешке, подыскивая место для костра. Спичек осталось ровно пять штук. Надо беречь. В ход пошла фуфайка и таёжный метод добычи огня из ваты с песком. Слава богу, пни были, значит, некогда и люди были. Нашёл гладкую сухонькую палочку. Вату разложил тонким слоем и посыпал сухим песком из-под сосны. Палочкой, как валиком, покатав, добыл искру. Раздул вату, поджёг бересту. Взялся малый огонь.
Расчистил подальше сушь, дабы не перекинулось пламя. Подложил веточек посуше. Аккуратно подсунул в костерок чурочки сосны. Занялось.
Мирон огляделся: в чаще открылся просвет… Что это?
Неужто люди?! Только не это!!! Прячась за кусты, подкрался ближе. На небольшой вырубке стоял некогда ладный домик-скрадок. От времени он позеленел, покрывшись с углов и меж брёвен мхом. Снова огляделся: никого. Стояла тишина. Даже слышно потрескивание его костра. В домике – избушке не было никого… В темноте после солнца он споткнулся: «О Господи, чур меня!» Прохрипел беглец, увидев груду костей. Здесь было два человеческих скилета. «Потом, потом!» прошептал Мирон и кинулся вон.
Разделал зайца. С трудом сдерживая себя, жарил и ел внутренности-потроха. Снял шкурку. Солнце ушло за вершины. Разрезал и сунул зайца в мешок. В большую кору отложил уголья от костра, остатки зарыл ножом. Вошёл в дом, присмотрелся. Печь из каменьев была. Труба свалилась, он её наладил и развёл огонь. В избе от пламени засветлело. Кинул мешок на стол и прибрался: выбросил напрочь кости и какие-то черепки. Под ногами захрустел песок. «Неужто был горшок с песком? А каким песком?…
Батюшки светы, кабы не золото?!» Изумлённый, он нагнулся и увидел россыпь золотого песка с каменьями самородков… Песок собрал и ссыпал во фляжку. Самородки замотал в тряпку и сунул в мешок. Теперь планы резко менялись. Трупы, а вернее скилеты и нетронутый разбитый горшок сказали более, чем много. Где-то здесь залежи золота и очень богатые! Уже на следующий день он убедился в этом, выйдя на ручей метрах в ста от заимки.
Как мог, приметил место, сориентировался. Теперь надо искать геологов. В них теперь вся его судьба! Через неделю он мог уже на них выйти. Срочно понадобилась цивильные «штаны, прохаря
и лепень», то есть костюм (можно не глаженный и в заплатах), прощелюбое гражданское тряпьё и сапоги не с тюремной колодки. К концу недели зэк вышел на след молодого охотника. Из всего, что у него было, привлекал карабин. Щербатый мог уложить паренька броском штык-ножа. В душе лениво шевельнулось воспоминание о данной Господу клятве… Но беглецу позарез надо было снять зоновскую амуницию, пусть она и с охранника. Третьи сутки зэк не выдавал себя ничем. Голодал и шёл неотступно по следу, выжидая удобный случай к нападению. Но мешала собака.Глава двенадцатая. В огненном котле
Наша с Сечанцином охота подходила как бы к концу, хотя «знатной добычей» почти не пахло. Матерясь, пошли по болоту. Прыгали с кочки на кочку, но с ружьями сие не очень ловко получалось. Вскоре в сапогах зачвакала вода. Но тут наш хвостатый друг выскочил на кудлатую кочку, оставив подстреленную последнюю утку в воде. Залаял громко и тут же перепрыгнул на другую кочку. «Чего это он? Неужто учуял кого… А, Толь?» Но тут же понял причину: пахнуло гарью. Отозвался и Толя: «Валера, беги назад, пускай пал навстречу! А я тут подожгу. Иначе пропадём ни за понюх!»
Я тут же рванулся насколько смог навстречу доносящемуся издалека гулу. Поджёг сухостой и огонь начал разгораться от кочки к кочке. Толя поджёг траву дальше по ветру. Мы оказались в центре с озерцом, где всё ещё плавала раненая утка. Забрали и её: не пропадать же добру. По небу, сверкая молниями, катили грозовые тучи. «А вот и она, сухая гроза – быть большому пожару!» – мелькнуло в голове. Гром стоял неимоверный. «Вот и всё, бежать некуда. А гроза буйствовала всухую. Поверх голов неслись дым и огарки от травы. «Надо вовремя присесть в воду, чтобы пропустить жар пламени!» – пронеслось в голове. Облили собаку. Штормовки на голову и в воду. Шайтана прикрыли собой и штормовками. Огненный вал пронёсся за минуту-две. Его гул потонул в уже непрекращающемся грохоте грозы. Во внезапно навалившейся темноте со стороны туч ослепительно сверкали молнии. Разрывающий уши треск разрядов тут же сопровождался громом. Мы так и стояли по горло в воде, прикрывшись штормовками. Внутренности будто вытряхнули на потеху буре. Бояться было попросту нечем. Промеж нас скулил и скрёб лапами Шаман. Молнии вонзались в болотную ширь так часто, что казалось они метят именно в нас. Потом грохот начал стихать и хлынувший ливень вдавил нас между кочек. Где-то далеко впереди среди отблесков молний полыхал пожар пала.
В сгущавшихся сумерках мы, мертвецки уставшие, вышли из болот к нашему селению. Почти сразу встретили людей с фонарями и ружьями: нас искали. Мало кому удавалось выйти живьём из такого пала. Таёжный пожар залил ливень. Хотя сие не означало, что лимит пожаров на это лето исчерпан. В тайгу пойдут тысячи варягов, сиречь пришлых людишек, а им закон не писан. Но тайга сурово наказывает ослушников. Нередко лишая их жизни.
Глава тринадцатая. Выстрел в гражданина Сивкова
Утро обозначилось заревом над сопкой поодаль. Щербатый, он же беглый зэк Мирон Сивков отвалился к дереву и откровенно спал. Так спокойно и натружено он не спал много десятков лет. В костре догорали толстые гнилухи и комли сухостоя. Словно дремотой покрылись пеплом уголья. Мне была самая пора вставать, гасить костёр и идти дальше. К завтра, пополудни я рассчитывал выйти в могочинский распадок. Щербатый мыслил иначе.
Проснулись оба. Хотя я и не спал вовсе, а дремал «одним глазом». Первым на сей раз заговорил я: «Дядь Мирон, шёл бы ты себе с миром далее. Отойди в тайгу, чтобы был на виду. Я положу тебе на пень спичек и соли. Не бери грех на душу. Ведь я, ейбо стрельну. Ты пришлый и искать не будут. Да и за мной более не шастай. Не по зубам. Шайтан услышит и поведёт ушами, как я пальну. На вот, глянь!» И я тут же нажал на курок. Грохнул выстрел, где-то всполошились птицы. Толстенный сук упал подле ног изрядно опешившего гражданина Сивкова.