Кровавая плаха
Шрифт:
— Танька, открой! Срочное дело до тебя…
Услыхав знакомый голос, Танька открыла. Тут же оба полицейских, возглавляемых Надеждиным, рванулись на второй этаж — в спальню Тальма.
Тот безмятежно спал на плече у 21-летней жены Зинаиды. За четыре года они родили двоих детей. Дом, в котором они теперь жили, пошел в приданое Зинаиде. Зинаида нежно любила мужа, тот отвечал взаимностью. Соседи завистливо вздыхали: «Как сыр в масле катаются!»
— Вставайте, вы арестованы!
Тальма вскочил, мгновенно пробуждаясь:
— Что такое? По какому праву?
Внимательно
— А как этот бумажник попал к вам? — Надеждин внутренне торжествовал. — Вот тут монограмма: «НБ» — Николай Болдырев. Так звали покойного мужа теперь тоже уже покойной (с вашей, Александр Леопольдович, помощью!) генеральши. По показаниям свидетелей, бумажник всегда был набит ценными бумагами, и покойная держала его под запором.
— Когда с пожара носили всякую дрянь, я взял себе его на память.
— Вместе с ценными бумагами?
— Их там не было!
Надеждин весело расхохотался:
— Все наоборот! Бумаги в портмоне были. Самого портмоне уже не было у Болдыревой. Его похитили сразу после убийства. Оно отсутствует в описи вещей, сделанной на месте происшествия. Если этого мало для вашего раскаяния, то есть у меня для вас еще подарочек дорогой…
Надеждин показал письмо Тальма из Москвы.
— Ведь в нем вы чуть не в деталях описали ваше будущее преступление — убийство и поджог дома.
— Вы, господин полицейский, в своем уме? Да мало ли чего в письмах пишут. Пошли бы отсюда вон! Я обращусь с жалобой к губернатору.
— Ваше право! Но советую чистосердечно раскаяться — это облегчает душу преступника.
— Это вы, господин полицейский, преступно врываетесь в мой дом!
— Да-с, убили двоих, хотели дом сжечь — и не хотите признаться. Стыдно-с!
Тальма тяжело вздохнул:
— Этот дом принадлежит мне. Зачем же я буду его жечь?
— Вот это вы и должны нам рассказать! Одевайтесь.
Следствие закрутилось, завертелось отлаженной полицейской машиной. Тальма держался твердо и виновным себя не признавал.
Надеждин уверовал в виновность подследственного и упорно собирал улики, его обличающие. Медник Карпов и его верный Санька твердо вдруг вспомнили, что та неясная тень, про которую они показывали на первом допросе, действительно как две капли воды похожа на Тальма.
Да и сам Тальма подбросил такую улику следствию, против которой ему было трудно отпереться. Припомнили, что во время обыска 28 марта, когда сыщики хотели взломать дверь кладовой, в которой Болдырева хранила вино и съестные припасы, Тальма, не подумав, предостерег:
— Зачем дверь ломать, когда есть ключ?
Сходив домой, он действительно вскоре положил его на ладонь Надеждина.
Все свидетели, которых допрашивал Надеждин, дружно показали, что Болдырева никогда и никому ключ от кладовой не доверяла. Не получал его и Тальма. Именно этот неосторожный жест и натолкнул Надеждина на мысль: «Не Тальма
ли убийца? Ведь у него интерес тут свой! Капиталы Болдыревой ему отходят. Вот-вот!»Дольше всех сомневался в виновности Тальма Алексей Сахаров:
— Многое в этом деле не вяжется. Да и Тальма так любил Болдыреву, что никогда бы из корыстных побуждений не поднял на нее руку.
Надеждин убеждал:
— Господин полковник, милый Алексей Евгеньевич, ваш опыт должен вам подсказать: убивают и грабят не только типы Ломброзо, но и те, на которых и подумать нельзя. Наш случай именно из таких. Вспомните показания свидетелей. В канун приезда Тальма-старшего подследственный сбивал с толку Болдыреву: «Полковник прибывает в Пензу с ночным поездом!» А он приехал днем!
— Ну и зачем ему сей маневр?
— Для того, чтоб ночью постучать в дверь и сказать: «Александр Осипович приехал, открывайте!» Эта шутка и открыла ему доступ в квартиру. Будучи человеком неглупым, он понимал, что если следствие не найдет следов взлома, то заподозрит близких. С этой целью Тальма устроил поджог. Но, к его несчастью, пожар был довольно быстро затушен.
— А что ж, дом ведь ему принадлежал, неужели не пожалел? Не легче ли было изобразить взлом?
— Взломать двери после убийства? Боялся, что клубы дыма привлекут внимание городового — его будка невдалеке расположена, или заметит кто из соседей. Свобода дороже добра, вот и поджег.
— Цель проникновения в дом очевидна — грабеж. Часть ассигнаций и драгоценностей Болдыревой исчезла. Но у Тальма обыск ничего не обнаружил.
— Припрятал! — убежденно произнес Надеждин. — И главное: экспертиза признала наличие следов крови на брюках. Арестованный никак происхождение этих следов объяснить не умеет. Нужны более веские улики?
Сахаров вздохнул:
— Улики шаткие! Но на то и следствие, чтобы найти более убедительные доказательства того, что Тальма — убийца. Ищите!
Сыщики Пензы были ошарашены сообщением из Москвы. Ивана Коробова следствие даже не рассматривало как возможного убийцу. Бросились производить обыск жилья Коробова, но оказалось, что тот жил в гостинице. Уезжая в Москву, он номер сдал, и там давно поселился новый постоялец.
Все, кто знал Коробова, говорили, что он человек неглупый, но с избытком различных фантазий. Так что мог и наговорить на себя страшную напраслину.
Не успели полицейские прийти в себя, как новая оглушительная новость. 24 июня в участок пожаловал мещанин Юкин. За руку он держал малолетнего сына. Юкин положил на стол Надеждина кинжал:
— Это оружие нынче в восьмом часу утра нашел мой Архипка — против дома генеральши Болдыревой.
Даже беглый осмотр убедил: именно этим оружием были убиты генеральша и ее горничная.
— Вот, смотрите, — объяснял опытный Сахаров, — кончик кинжала немного согнут. Судебно-медицинской экспертизой установлено при вскрытии генеральши, что именно таким оружием было сделано характерное повреждение печени убитой.
Специалисты нашли на кинжале, возле рукоятки, следы засохшей крови.