Кровавая свадьба

— Ты тоже думаешь, что я убила Германа? — спросила Рита.

Она сильно изменилась, на щеках нездоровый румянец, смотрит затравленно. Света отрицательно покачала головой.

— Я любила его, — сказала Рита печально.

— Знаю. Чем могу помочь тебе?

— Ничем. Впрочем… Позвони Андрею… Хотя вряд ли он поможет.

— Андрей бегает по инстанциям, пытается получить подписку о невыезде или залог внести, чтобы тебя отпустили. Это очень сложно.

— Правда? — Но глаза Риты не загорелись надеждой. — Я, честно говоря, думала, меня все бросили.

— Рита. — Света перешла на шепот. Дима учил: следует быть осторожной, важные вещи говорить шепотом, здесь могут подслушивать. Ужас какой-то! — Герман написал на кафеле «Рита» и «слова». Что это значит?

— Не знаю. Не понимаю. Он и завещание оставил…

— У нас нет времени. Подумай, что значит «слова»? Он писал, когда умирал, Рита. Значит, хотел что-то сказать тебе, о чем ты знаешь. Думай, какие слова.

Рита сосредоточилась насколько могла, но она была слишком подавлена, потому мысли смешались, на первый план выплывали следователь, арест, тюрьма, женщины в камере, безысходность. Она вскинула полные слез глаза и почти беззвучно произнесла:

— Не знаю.

— Рита, пойми, это важно не только для тебя. Рита, меня тоже чуть не убили, я чудом спаслась. Помоги мне и себе. Ведь Герман тебе что-то подсказывал. (Рита отрицательно закачала головой, по ее щекам потекли слезы.) Андрей говорил, ты разошлась с Германом. Как ты попала в наш дом?

— Он… он звонил. Просил срочно приехать к нему.

— А почему ему срочно понадобилось увидеться с тобой?

— Он сказал, что знает, кто убил Феликса.

— Он знал?! — обомлела Света.

— Герман так сказал.

— Тогда и ты должна что-то знать. Рита, — умоляющим тоном шептала Света, — вспомни, вспомни ваши последние встречи. Чем он занимался, что делал?

— Он все время смотрел кассеты с записями твоей свадьбы. Много писал…

Внезапно Рита умолкла, смотрела на поверхность стола, будто видела там что-то особенное. Она на самом деле видела: комната Германа, он с ней после похорон отца, слышала его голос: «А знаешь, Рита, я совсем недавно обнаружил, что каждое слово очень точно определяет то, что оно обозначает. Вот смотри: «выстрел». Слово емкое, короткое, ударное…»

— Что с тобой, Рита? Тебе плохо? — беспокойно заерзала Света.

— Не мешай.

Казалось, Рита не дышит, отлучилась далеко. Собственно, так и было. «Последнее время меня тянет к философскому смыслу в словах…»

— Свидание окончено, — вошел мужчина и обратился к Рите: — Пройдемте.

— Ну, пожалуйста, еще минуточку. — Света молитвенно сложила руки.

— Не положено.

Рита встала, все так же находясь где-то далеко, неторопливо сложила руки за спиной. Света подскочила, порывисто обняла ее и шепнула опять же по наказу Димы:

— Ночью не спи, слышишь меня? Не спи ночью.

— Да, я поняла, — машинально ответила Рита.

— Она же вся горит, — повернулась к охраннику Света.

— Полечим, — сказал он. За ним стояли еще двое.

Света вновь обняла Риту и добавила от себя:

— Не пей лекарств.

— У нас не положено обниматься, — строго сказал конвоир.

А Рита слышала совсем другое: «Хочу записать кое-какие мысли. Буду записывать, чтобы не забыть, не упустить детали. Если вдруг со мной случится непредвиденное…» — «Боже мой, Герман, ты пугаешь меня…» — «Рита, я доверяю только тебе. Дай мне слово, если со мной что-нибудь случится, ты передашь тетрадь…»

Рита уже вышла из комнаты, как вдруг закричала:

— Света! Твоя любимая игрушка! Ты найдешь в твоей любимой игрушке!

— Что найду? — бросилась за ней Света, но Риту увели.

Света выскочила на воздух, забралась в машину и выпалила:

— Мальчики, подальше отсюда и быстрей. Когда ты, Валерка, нормально будешь ездить? Угробишь нас.

— Садись и рули, — флегматично сказал он. — Дергаете меня, дергаете…

— Не бубни, — оборвал его Дима. — Припаркуйся в тихом месте.

По дороге купили поесть и воды, доехали до пустыря с вырытыми котлованами и вбитыми сваями, остановились. Света слово в слово изложила диалог с Ритой. Дима молчал, тщательно пережевывая булку с сосиской, не выдержал паузы Валера:

— Долго будем так сидеть?

— На, ешь. — Дима сунул ему сосиску, Валера отвернулся. — Тогда заткнись.

Кира Викторовна от стоянки до парка бежала, а по аллее пошла степенным шагом. Накануне звонил муж и настоял на встрече. «Недолго же продлилось счастье, назад к жене потянуло», — думала она. Так ведь привычки никуда не денешь, они десятилетиями внедряются в человека. Любовницу иметь — это одно, а жить с ней постоянно — совсем другое дело. Решила однозначно: примет его, но пусть не радуется, за ее муки получит сполна, со временем, конечно. Она еще не знала, как отомстит неверному мужу, но отомстит обязательно, потом можно жить в согласии.

Осенний парк был пуст, украшен листопадом, однако красоты осени никогда не занимали Киру Викторовну, собственно, у нее не было времени очаровываться природой. Мужа увидела издалека, с неудовольствием отметила, что выглядит он лучше прежнего, просто светится. Он предложил ей присесть, Кира Викторовна опустилась на скамью.

— Слушаю тебя.

— Кира, верни мой пистолет.

— Почему ты решил, что он у меня? — глядя в сторону, чтобы он не заметил разочарования в ее глазах, проскрипела она.

— Когда я собирал вещи, пистолета не было на месте. Не стал тебе докучать тогда, потому что понимал, в каком ты состоянии. Но сейчас я должен забрать его.

— У меня его нет.

— Кира… — Петр Ильич занервничал. — Ты не понимаешь, во что можешь вляпаться. Из такого же пистолета убит Герман, а полгода назад Феликс.

— Что ты говоришь! — с издевкой произнесла она. — Выходит, убил ты.

— С ума сошла? Пистолет находился у тебя.

— А я о Феликсе. Его, по крайней мере, убил ты.

— Ненормальная! — Он подскочил, прошелся вдоль скамьи, снова сел. — Нет, ты совсем рехнулась. Как могла такое подумать?

— Тут нечего думать. У тебя есть пистолет, ты мог и убить.

— Следуя твоей логике, Германа убила ты.

— Не я, — невозмутимо сказала Кира Викторовна. — Но кто-то правильно сделал, эту гнилую породу следует уничтожить.

— Да очнись ты! — закричал Петр Ильич, потом несколько раз глубоко вдохнул, дальше заговорил, с трудом сдерживаясь: — Если о пистолете узнают, тебе не поздоровится.