Кровавое родство
Шрифт:
— Клянусь Богом, нет, — возразил Клаус:- Но ты слишком много от меня требуешь, Кено. Прятаться от гамбуржцев, я, Клаус Штертебекер, от этих лавочников? — горько рассмеялся он.
— Не из страха, Клаус, — увещевал Броке, — но из политики. Не тебя, но меня ради.
— Ты играешь рискованную партию, Кено, — строго возразил Клаус. — Я не хочу сказать больше, ты играешь фальшивую роль.
— Не с тобою, мой друг! С гамбуржцами!
— Кто изменяет своему союзнику, можно ли ожидать от него верности другому?
Фризский князь понял правду этого упрека. Кусая губы, он опустил
— Ты прав, Клаус, — бормотал он, — но не прав, если думаешь, что я тебе изменю. Нет, нет, никогда в жизни! Но войди в мое положение. Могу я иначе поступить, желая спасти трон и страну свою?
— Я иначе поступил бы, — вскричал Штертебекер диким голосом и с такой силой ударил кулаком по выступу стены, что Кено со страхом попятился назад. — По мне, я отправил бы всех этих гамбургских оборванцев ко всем чертям!
Он недовольно отвернулся. Его тянуло к морскому раздолью, к бурям и грозам и он бежал бы из этой духоты политики, которую всегда ненавидел.
Его политика заключалась в его сабле, этом верном друге его.
Фризский князь был осторожнее и знал, что дипломатия прежде всего требует хитрости, а правду ставит на заднем плану. Теперь он должен был уговорить Клауса войти в свою роль, а затем он уже справится с гамбуржцами.
— Верю тебе, мой Клаус, что тебе очень тяжело прятаться от этих торгашей, которых и я глубоко ненавижу. Но прошу тебя: окажи мне эту услугу, хотя я знаю, что это труднее для тебя, чем кровавая битва с голландским герцогом.
Глаза Штертебекера засветились при мысли о кровавых сражениях. Он был побежден; Кено затронул самое чувствительное место его сердца.
— Теперь идем, — продолжал князь, улыбаясь. — Отряд уже приближается. Я укажу послам покои, в которых они с тобою не встретятся. При наших переговорах ты сумеешь быть в смежной комнате и все слышать. Увидишь, что я хитрю только с гамбуржцами.
Снизу послышались дребезжащие веселые звуки труб приближающихся послов. Башенный также приветствовал их на рожке.
Кено-том-Броке провожал друга, лицо которого говорило о его серьезном настроении, в его жилище. Его самого мучила боязнь, что гамбуржцы успели узнать Штертебекера на башне.
ГЛАВА III. Роковая беседа
Орлиный взор Штертебекера не ошибся. Те семь советников, которых он назвал, с большой свитой теперь въезжали в ворота крепости Аурих.
Он также угадал, что сенату Гамбурга известно о происшедшем у Фризских островов.
С помощью своих шпионов он узнал, что Штертебекер разбил голландского герцога, его самого убил, а уцелевшие корабли взял себе.
Было ясно, что битва эта была в пользу Кено-том-Броке, за что последний, конечно, должен быть очень благодарен Штертебекеру.
Поэтому можно было заключить, что Кено-том-Броке вступил в союз с Штертебекером. В Гамбурге хорошо знали, что виталийцы после раздоров с англичанами нуждаются в пункте в Немецком море, где бы они могли сбыть награбленное ими добро.
Тайные агенты в Эмдене донесли сенату, что туда прибыл грандиозный виталийский флот с индийским «кораблем золота».
Гамбургский сенат сознавал свое бессилие против
виталийского флота, поэтому он решил путем дипломатии, запугиванием фризского князя поймать Штертебекера в свои руки.Гамбуржцы знали, что Клаус находится в замке Аурих, и Альберт Шрейе с Иоганном Нанне, заклятые враги Клауса, взялись заманить его в западню.
Они были слишком хитры и могли очень легко обмануть прямодушного Штертебекера, как и застращенного Кено-том-Броке.
Фризский князь принял ганзейских послов с большими почестями и с видимо радушным лицом, в чем ганзейцы, впрочем, не верили ему.
Шрейе и Баннэ многозначительно переглянулись, но продолжали дипломатически играть свою роль.
С большим нарядом их повели в приготовленные для них хоромы, где они переоделись в нарядное платье.
В рыцарской зале устроен быль в их честь великолепный пир, на котором дочь князя Фолька должна была услужить высоким гостим.
— Это, кажется, ваша милая дочка, князь фон Аурих-и-Эмден, — заговорил Альберт Шрейе с дружественной улыбкой. Но кто бы внимательнее взглянул в глаза этого хитрого сенатора, тот увидел бы в них скрытую злобу.
Кено-том-Бреке и не предчувствовал еще той ловушки, которую приготовил ему лукавый гамбуржец. Поэтому он простодушно ответил, что дочь у него единственная и самое дорогое на свете.
— Можно себе представить, какой ужас наполнил ваше родительское сердце, когда вы узнали о похищении голландским герцогом вашей дочери, — продолжал хитрый Шрейе.
Лицо Кено-том-Броке немного побледнело. Он испытующе посмотрел на посла и заметил подсматривающий взор последнего.
Через секунду, однако, лицо его приняло прежнее невинное и дружеское выражение.
Альберт Шрейе продолжал:
— Какое счастье для вас, князь том Броке, что встретили «Буревестника» Клауса Штертебекера, без помощи которого едва ли вам удалось бы снасти вашу доченьку. Кто знает, где она была бы теперь; во всяком случае уж не в своем прекрасном замке фон Аурих.
Кено очень удивился, что этот советник уже знает о всех событиях, но решил, однако, отрицать до крайности присутствие Клауса в замке фон Аурих.
Шрейе заметил, какое впечатление произвели его слова на князя и обменялся с остальными послами взглядом: он считал князя уже пойманным.
— Вы, должно быть, очень благодарны этому Штертебекеру. Но что значит одно доброе деяние против сотен и тысяч преступлений этого отвергнутого законом, проклятого разбойника!
Кено не смел ответить на эти обвинения его кровного друга. Шрейе же продолжал:
— Вы знаете, впрочем, что принесет вам победа над голландцами. Вы против них бессильны, а они наверное поражение, нанесенное вами с помощью Штертебекера, вам не простят.
Броке стонал под тяжестью этих слов. Все это было верно.
Не мог же он сказать ему, что обеспечился союзом с виталийскими братьями.
Теперь он пробовал ответить послу на его слова, иначе он чувствовал, что совсем теряет почву под ногами.
— Поэтому-то я стремлюсь соединиться с Гамбургом, — поспешил он. — Поэтому-то я и ездил в Гамбург просить Сенат оказать мне помощь и вступить со мною в союз.