Кровавые берега

С тревогой оглядев сушу и не заметив наших соратников, я понял, что правильно предугадал их тактику: они и впрямь выжидают момент, когда матросы и пассажиры «Шайнберга» начнут высаживаться на берег. Чем еще мы могли помочь дону Балтазару? Разве только не подлезть ненароком под пули кабальеро и снаряды «Подергушек»… Вот только я очень сомневаюсь, что в горячке битвы команданте вообще станет беспокоиться о жизнях шкипера Проныры и его команды…

Ну ладно, черт с ним, с команданте. Чем мы можем помочь Дарио? Первым делом надо удостовериться в том, жив ли он и не нужна ли ему помощь или защита. Королева Юга может запросто обвинить своего фаворита в том, что это якобы он подстроил кораблекрушение, и прикажет прикончить его прямо на месте. Вряд ли мы в силах предотвратить такой исход, но следует хотя бы попытаться это сделать.

Адепты церкви Шестой Чаши любят приговаривать, что легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому рассчитывать на милосердие Септета Ангелов. Что ожидало на Высшем суде ангелопротивного вероотступника Гуго де Бодье, не ведал никто. Но раз уж он еще мог проделывать фокусы с «игольным ушком» – в нашем случае с выбитым иллюминатором, – вероятно, ангелы продолжали благоволить Сенатору, несмотря на его тяжкие прегрешения.

И с Гуго, и с нас, его ассистентов, сошло при этом семь потов. Но в конце концов я вытащил, – а Долорес вытолкала, – нашего старательно втягивающего живот друга из чрева корабля на свободу. А пока он сидел на обшивке и приходил в себя, я протянул руку и помог выкарабкаться Малабоните. Но сначала она передала мне мою кувалду и найденный среди вещей Раймонда увесистый разводной ключ.

Практичная женщина, что ни говори. Без напоминания догадалась, что хоть мы и не планировали встревать в драку, иметь при себе оружие все равно будет нелишне.

– Святой Фидель Гаванский! – только и смогла вымолвить Моя Радость при виде того, что мы натворили.

И я ее прекрасно понимал: снаружи последствия кораблекрушения выглядели на порядок грандиознее, чем изнутри…

Кратчайший путь на верхнюю палубу отныне пролегал не по трапам, а прямо по внешней обшивке палубных надстроек. Дело это было рискованное, но посильное, если при подъеме не смотреть по сторонам и не оглядываться назад. Эти ограничения касались лишь меня и Гуго, поскольку Долорес высоты не боялась. Поэтому я поручил ей взбираться позади де Бодье, чтобы подбадривать его, если он вдруг замешкается. Почему она, а не я? Все просто: у Малабониты лучше получалось оказывать Сенатору моральную поддержку. В глазах женщин тот всегда храбрился и старался не ударить в грязь лицом, а вот мне, напротив, любил порой высказывать свои сомнения и страхи.

Я тоже ощущал легкий мандраж, но в подбадривании не нуждался. То, что я карабкался в авангарде, уже не давало мне расслабиться и проявлять неуверенность. Засунув кувалду под ремень – благо она была не слишком тяжелой, – я преодолевал метр за метром палубу за палубой. И, слыша, как позади пыхтит Сенатор, понимал: он тоже не желает сдаваться на полдороге.

По мере нашего продвижения вверх выступов становилось все больше и больше. Пока мы карабкались непосредственно по корпусу, нам приходилось цепляться лишь за иллюминаторы, какие я предварительно вышибал кувалдой, если они еще не были разбиты. К счастью, пока что мы ни с кем не столкнулись – корпус был огромный, а народу спускалось вниз не слишком много. Куда подевалось большинство тех, кто выжил и не покалечился, выяснили, когда доползли до надстроек. Люди стремились из закрытых помещений на главную палубу, где офицеры и матросы пытались организовать эвакуацию на шлюпках. Особого порядка при этом не наблюдалось, но паника отсутствовала. Все-таки военных на судне было больше, чем гражданских, и это вселяло в последних уверенность.

На главной палубе требовалось осмотреться, поскольку дальнейший наш путь не ожидался прямым. Надстройки изобиловали террасами и балкончиками, а также открытыми трапами и переходами. Все они являлись для нас преградами, которые следовало огибать, придерживаясь стен. Мы взбирались все выше, но тем не менее делать это становилось проще. Здесь были уже не обычные иллюминаторы, а полноценные окна, и попадались они практически на каждом шагу… если, конечно, такое определение уместно при ходьбе по некогда вертикальной стене. А вдобавок к окнам имелись также решетки, вентиляционные отдушины, карнизы и разного рода украшательства, каких была лишена погруженная в воду нижняя часть корабля.

Пока мы подбирались к верхней палубе, на нас так никто и не обратил внимания. Однако соваться в апартаменты Владычицы следовало с особой осторожностью. Это в любой другой части судна нашу компанию сочли бы перепуганной прислугой. Здесь же, на уровне, куда даже капитан не входил без доклада, нас могли прикончить, не задавая вопросов. А особенно теперь, когда стало известно, что на борту находятся диверсанты.

Чтобы попасть внутрь апартаментов, мы должны были сначала пересечь террасу, где еще час назад Владычица дышала свежим воздухом и любовалась раскинувшейся по левому борту озерной панорамой. Преодолеть эту площадку было несложно – садись на задницу да катись под горку, пока не упрешься в стену. Но тут имелся один подвох. Ширина террасы и отсутствие на ней каких-либо выступов затрудняли нам в случае чего отход. Ступив на верхнюю палубу, мы отрезали себе обратный путь. Это выглядело не слишком разумно, но возвращаться нам так и так было некуда, поэтому мы рискнули.

Подползя к парапету, я глянул через балюстраду и не обнаружил поблизости угрозы. Выходящая на террасу массивная двустворчатая дверь была распахнута настежь. Очевидно, когда судно заваливалось набок, Владычица и ее свита выбегали сюда в поисках самого безопасного места.

Удерживаясь за столбики ограждения, я переполз правее и заглянул через дверь внутрь апартаментов. В просторной комнате за нею также не наблюдалось ни души. Все убранство там было перевернуто и свалено у противоположной стены. Так же, как в кабинете главного механика, только здешнюю мебель и прочие вещи никто предварительно не ронял на пол. Лишь тяжелая люстра, к которой цеплялись клетки с фосфоресцирующими нетопырями, продолжала висеть вертикально, подобно гигантскому строительному отвесу. Хотя ракурс, с какого я на нее сейчас смотрел, создавал иллюзию, словно одна лишь криво висящая люстра была тут ненормальной.

Следующая дверь, ведущая дальше, вглубь апартаментов, тоже оказалась открытой. Прямой широкий коридор за нею пустовал, но в его дальнем конце мельтешили какие-то тени. Оттуда же доносились шум и громкие голоса. Кажется, я даже расслышал среди них голос Дарио… А может, мне просто почудилось. Но громкий и неумолкающий голос капитана я разобрал совершенно отчетливо. Не иначе Ферреро лично руководил эвакуацией Владычицы Льдов на берег. Стало быть, переправа будет проходить все-таки на шлюпках, поскольку обычные спасательные бочки придворные могли сбросить на воду и сами.

Похоже, все обитатели апартаментов и их спасатели собрались сейчас у правого борта, откуда они отправятся прямиком на берег. Все самое ценное наверняка уже собрано и находится при них, а остальным можно пожертвовать – все равно оно никуда отсюда не денется. Так что мы можем тихой сапой пробраться в комнаты, куда хозяева уже вряд ли вернутся, и подождать их отплытия.

Оставаться снаружи опасно. На корабельном корпусе нас рано или поздно заметят и зададутся вопросом, а чего эти трое там расселись и не спускаются вниз. Внутри королевских покоев мы тоже рискуем нарваться на неприятности, но с меньшими шансами. После кораблекрушения численность боеспособной охраны Владычицы наверняка сократилась, и вряд ли она оставит тут хотя бы одного телохранителя. Зато веревочные лестницы и, возможно, парочка спасательных поплавков после них еще останутся. А большего, чтобы догрести до суши, нам и не надо.

Я вкратце растолковал товарищам свой план, затем помог де Бодье перелезть через ограждение и, дождавшись Малабониту, съехал вместе с ними по наклонной поверхности террасы ко входу в апартаменты. Заглянув в крайний зал и не обнаружив в нем ни души, мы проникли туда и, окинув беглым взглядом потрепанную роскошь, затаились возле внутренней двери. Она вела в коридор, где нам пока не следовало появляться. Впрочем, отсюда тоже было слышно все, что происходит возле правого борта.

Голос Дарио долетел до нас спустя пару минут. Теперь ошибиться было нельзя – каждый из нас расслышал его совершенно отчетливо. Расслышал – и приуныл, хотя все мы были давно к этому готовы.

Тамбурини о чем-то оживленно заговорил с капитаном, но их беседа и близко не напоминала разговор пленника с тюремщиком. Более того, это в тоне Ферреро звучали виноватые нотки. А наш парень говорил с ним так же уверенно, как сам Ферреро допрашивал нас после того, как мы очутились на «Шайнберге».

Кажется, королевский фаворит и капитан вели речь о контейнере с «черной грязью» и о том, насколько усложнилась его отправка на берег. И это тоже многое объясняло. Будь Дарио против планов Владычицы и находись здесь не по своей воле, ему следовало радоваться, что при подготовке атаки на Жерло возникли трудности. Но Дарио не радовался. Напротив, его переполняло возмущение, и он не срывался на крик лишь потому, что был хорошо воспитан и умел сдерживать свои эмоции.