Кровавые тени

Что-то определенно происходило, и я не куплюсь на его байки о безвозмездной помощи за приятную компанию. Зачем он всё это делает, если не за мою девственность?

Так я себя и накручивала, пока мы не достигли вершины крутого холма.

— Смотри же, — тихо сказал Лаиш. — Перед тобой великий город Баатор, известный как Тонущий Город.

— Тонущий Город? — Я уставилась на нагромождения дорог и домов, больше напоминающих огромное крысиное гнездо — даже издалека город выглядел убогим и грязным. Или, может быть, так казалось из-за тускло-зеленого неба над нашими головами. Высоко над горизонтом возвышалось здание, превосходящее все остальные, — огромный черный шип указывал на грязные серые облака, словно обвиняя.

— Город стоит посреди болота на огромных железных сваях, — объяснил Лаиш. — Он всегда тонет в трясине.

— Но как получилось, что он ещё не утонул?

— Ты слышишь слабый звук, что идет от города? — спросил Лаиш.

Я приложила руку к уху и сосредоточилась. Через мгновение услышала глубокий стон, который можно было ошибочно принять за ветер.

— Ты ведь слышишь? — спросил он. Я кивнула. — Это стонут проклятые души, которые работают, чтобы удержать Баатор над болотом. В основании города существует сложная система из шкивов и ковшей. Души вечно трудятся, чтобы удержать город.

Я покачала головой:

— Но… зачем вообще строить огромный город посреди болота? Это всё равно что построить Майами посреди Эверглейдс.

Лаиш пожал плечами:

— Архидемон этих земель, Тиамат Требовательный, также известен как Тиамат Безумный. Когда Люцифер даровал ему правление этим кругом ада, он выбрал именно это место и утвердил его идеальным местом для своей столицы. Он отрицал все доводы против, и, поскольку город всё ещё держится, никто не смеет оспаривать его решение.

— Ты имеешь в виду, он преуспел, так как обрек бедных людей на вечный труд, — возмущенно сказала я. — Это настоящая пытка!

— Гвендолин, эти рабы — души проклятых, — подчеркнул Лаиш. — Они здесь, чтобы их пытали. Кроме того, души этого круга — это те, кто пренебрегал или издевался над детьми. Они заслуживают любую пытку, какую бы ни придумал Тиамат.

— Оу, — я вздрогнула. — Ну, в таком случае…

— Всё верно. — Лаиш вздохнул и потянулся. — Мы ненадолго остановимся здесь, чтобы отдохнуть и перекусить.

— Может, нам стоит подойти ближе к городу? — Я посмотрела на темно-зеленое небо над головой. — Здесь должно быть небезопасно ночью?

— Так и есть, — сказал Лаиш. — Не беспокойся, mon ange, у нас достаточно времени, чтобы добраться до города. От Железного Пика до него рукой подать.

— Железный Пик? Ты имеешь в виду то огромное черное здание? — Я указала на нависающую над городом башню.

— Не совсем. — Лаиш уже устроился на жесткой низкорослой траве. — Мы направляемся в отель «Инферно»; Железный Пик — просто ориентир на Баатор. Мы скоро доберемся до него, но давай сначала что-нибудь поедим.

— Ладно. — Я устроилась на траве рядом с ним и потянулась к кожаной сумке.

— Чем бы тебе хотелось перекусить? — спросил Лаиш. Он взмахнул небольшим острым кинжалом с искусной рукояткой из слоновой кости, будто нарезая невидимую колбасу.

Я нахмурилась:

— Э, ничем, спасибо. Бабуля упаковала мне с собой.

Я достала пластиковый контейнер с Губкой Бобом и бутылку минералки. Лаиш явно удивился.

— И вот это упаковала тебе бабушка? — спросил он, когда я приготовилась откусить половину бутерброда с арахисовым маслом и клубничным джемом.

Я лишь повела бровью:

— Ты что-то имеешь против бутера с арахисовым маслом и желе?

— Нет, но не похоже, что это можно есть на постоянной основе.

— Да сойдет, — невозмутимо ответила я, откусывая кусочек. На самом деле еда была восхитительная, учитывая, что бабушка переборщила с вареньем. Бутерброд был липким и сладким — прям вкус детства. Я перестала его постоянно есть, когда повзрослела, но лучше бы начать привыкать: либо приторный бутер каждый день, либо отпуск в аду навсегда. Если понадобится, я уж лучше съем миллион липких, слишком сладких бутербродов.

Лаиш пожал плечами и призвал яблоко для Кюрекса и ещё одно для себя. Он использовал черный нож, чтобы порезать его на кусочки. Кюрекс прожевал своё яблоко и опустил огромную голову, чтобы пощипать сухую серовато-коричневую травку.

Я с завистью посмотрела на яблоко — оно выглядело так вкусно, с теплой желтой кожицей и бледной хрустящей мякотью внутри.

— Хочешь? — Лаиш нарезал ещё яблока и соблазнительно протянул мне.

— Нет, спасибо. — Я покачала головой. Как бы хорошо оно ни выглядело, ни за что не возьму, даже кусочек. Вместо этого я откусила ещё один кусок бутерброда, и большая капля желе брызнула на мое запястье. — Упс!

Не хотелось заляпать платье, поэтому вытянула руку. Я боялась, что Лаиш наколдует мне что-то ещё более откровенное, если испорчу наряд.

— Осторожно, mon ange. — Лаиш схватил меня за запястье. — Посмотри, какой беспорядок ты навела, — сказал он тихо. Прежде чем успела возразить, он поднес запястье к губам и слизал джем одним длинным, медленным движением языка.

Я едва удержалась от вздоха от влажного тепла его рта на запястье. Не хотела, чтобы он знал, как сильно стучало мое сердце, чтобы понял, как влиял на меня.

— Ты закончил? — спросила я, притворяясь раздраженной.

— Пока да. Вкусный десерт, — тихо сказал Лаиш, отпустив мою руку. Почему-то мне казалось, что он говорил не о фирменном домашнем джеме бабули.

— Я наелась.

Я встала, немного пошатнувшись. Мне не нужно было беречь запасы, поэтому предложила Кюрексу доесть бутерброд. Контейнер был заколдован на самопополнение: когда я его открою, меня будет ждать ещё один бутерброд. И в следующий раз. И в последующий.

И тут я поняла, что в ближайшем будущем мне перепадут только желейные приторные бутеры. Я постаралась отвлечься от этой удручающей мысли. В конце концов, Кюрекс всегда доест то, что я не смогу. Судя по тому, как огромный конь слопал кусочек с моей ладони, проблем с утилизацией запасных бутербродов не будет.

— Похоже, нам предстоит долгий путь до города, — сказал я, когда Лаиш присоединился ко мне. — Может, прокатимся немного?

Я тут же пожалела о сказанном, ведь в седле мне нужно будет опять облокотиться на Лаиша, а я этого вообще не хотела — не тогда, когда мой живот всё ещё трепетал от его ласки языком на моем запястье.