Кровавые тени

Гвен тихо застонала, я почувствовал, как постепенно напряжение покидает её бедра, и она раскрылась мне ещё больше.

— Правильно, — пробормотал я, нежно целуя ее в паховую складку. — Откройся для меня, Гвендолин. Позволь себе расслабиться — я никогда не причиню тебе вреда.

— Лаиш… — прошептала она и погладила меня по щеке, когда я начал ласкать другое её бедро. Я уткнулся носом в её руку, нежно поцеловав в ладонь. Боги, она была так прекрасна, так нежна. Я не представлял себе другого места в мире, где предпочел бы находиться, кроме как стоять сейчас перед ней на коленях, лаская языком.

Наконец, некоторое время целуя и облизывая её бедра, я понял, что она готова. Гвен нетерпеливо ерзала на диване, её складочки оказались настолько влажными, что смог увидеть созревшую ягодку клитора, явно умоляющем о внимании. Я знал, насколько она там чувствительна, слишком чувствительна для прямого контакта с чем-то таким грубым как рука или палец. Но губы и язык намного нежнее, так что она вполне выдержит мое оральное внимание к её нежной плоти.

— Я сейчас поцелую тебя, Гвендолин, по-настоящему поцелую, — тихо пробормотал я. — Посмотри на меня. Смотри, как я целую твой сладкий маленький клитор.

— Лаиш…

Я обожал, как она выдыхала мое имя… как следила за мной взглядом, когда я вновь склонился и горячим открытым ртом поцеловал её пульсирующий клитор прямо сквозь тонкие трусики.

Я целовал её так долго, как смог, не облизывая, а просто прижимаясь кончиком языка к чувствительному бугорку.

Гвендолин, ахнув, распахнула глаза. Я знал, что она ощущает жар моего рта, знал, что каждый нерв в её теле плавился от моих нежных поцелуев. И боги, она оказалась настолько чертовски хороша на вкус. Соленая, сладкая, совершенно женственная. Как же мне хотелось отодвинуть этот тоненький клочок ткани в сторону и по-настоящему лизнуть, приласкать сладкие складочки, пока её мед не потечет для меня, пока она, задыхаясь, не застонет, не позовет меня по имени и не кончит мне на лицо.

Медленно, напомнил я себе, действуй медленно. Я прервал поцелуй и взглянул на Гвен.

— Как ты меня чувствуешь, mon ange? — хрипло пробормотал я, поймав её взгляд.

— Хорошо, — тихо призналась она. — Возможно, даже лучше, чем следовало.

— Мы грешим, — напомнил я ей, стараясь не рассмеяться. — Так что полагаю, это хорошо.

— Думаю, да. — Она прикусила чувственную нижнюю губу. — Когда, хм, по-твоему, этот барьер рухнет?

— Думаю, для оплаты налога на грех мне нужно будет поцеловать тебя глубже, намного глубже… без преграды в виде твоих трусиков, — откровенно признался я.

— Ещё глубже? — Её дыхание участилось, а в широко распахнутых глазах отразилась неуверенность. — Что ты имеешь в виду?

— То, что мне нужно засунуть язык глубоко в твое лоно, вылизать твои обнаженные складочки, пока твой мед не потечет для меня. Пока ты не кончишь, — прорычал я.

Я наблюдал за лицом Гвен, желая понять, как мои слова подействовали на нее. Описывая столь подробно то, что желал с ней сделать, невероятно сильно возбудился сам, моим членом можно было дробить камни. Но хотел убедиться, что не перешел установленных границ — не сказал больше, чем она хотела услышать.

— Лаиш! — она снова запротестовала, но к моему величайшему удовольствию, я не заметил, чтобы её желание уменьшилось. На самом деле, её дыхание участилось — теперь Гвен почти задыхалась — а аромат усилился. О да, моей маленькой ведьмочке нравилось, когда я шептал ей непристойности, очень нравилось.

— Ты позволишь мне, Гвендолин? — спросил я, нежно поглаживая пальцами внутреннюю поверхность её бедер. — Ты можешь снять эти маленькие трусики и полностью обнажиться для меня?

— Я… Я не должна этого хотеть, — прошептала она.

— Но ты хочешь. — Я пристально посмотрел на нее. — Ты жаждешь открыться и позволить мне подразнить твой клитор языком, пока не кончишь мне на лицо.

— Богиня, когда ты так говоришь… — Она покачала головой, явно не в силах продолжать.

— Я просто говорю то, что хочу с тобой сделать, Гвендолин, — пробормотал я. — Только точно описываю, как именно желаю попробовать твое сладкое созревшее естество.

— Лаиш… — дрожащим голосом, с неуверенностью во взгляде прошептала она.

— Сними трусики, — тихо приказал я. Хотя мог бы сорвать с нее этот тонкий клочок белого кружева одним движение руки. Но хотел, чтобы Гвендолин сделала это сама, хотел, чтобы она приняла сознательное решение обнажиться для меня, полностью открыться.

На мгновение мне показалось, что она этого не сделает. Её огромные зеленые глаза распахнулись от страха, она так сильно прикусила губу, что я почти ожидал увидеть кровь. Но затем она медленно приподняла бедра и спустила трусики вниз. Я помог ей стянуть их с лодыжек, а затем поднес клочок влажной ткани к носу. Глубоко вздохнул. Боги, как же хорошо она пахла! Я жаждал оставить её аромат на своем лице: щеках, губах, подбородке. Мне хотелось искупаться в нем, пока она объезжала бы мой язык.

При этой мысли член уперся в черные шелковые пижамные штаны, но я проигнорировал собственные потребности. Удовольствие Гвендолин — вот всё, что меня сейчас интересовало. Я жаждал, чтобы моя маленькая ведьмочка кончила, хотел услышать, как она простонет мое имя в оргазме.

* * * * *

Гвендолин

Часть меня поверить не могла, что делаю это, что снимаю трусики и открываюсь для Лаиша. Разве я не поклялась, что этого никогда не случится? Разве не поклялась никогда этого не делать? Ну, формально я поклялась, что никогда не позволю ему заниматься со мной любовью — даже не думала о том, что происходило сейчас.

Не то чтобы я не обсуждала это с подругами. Тейлор и Эддисон обе признали, что их мужчины обожали секс. Но я никогда не позволяла себе даже задумываться о подобном. Теперь, когда полностью обнажена, а Лаиш раздвинул широкими плечами мои бедра, я поняла, насколько легко все это представлять.

Он стоял на коленях, глядя на меня снизу вверх, его полуприкрытые глаза полыхали от похоти, а губы уже блестели от моих соков, хотя он всего лишь поцеловал меня через трусики. Богиня, мне так неловко осознавать, насколько влажной я стала, просто позволив ему сделать это! Но от ощущения его горячего рта между моих бедер я едва не кончила. А ещё он продолжал говорить непристойности. Откуда он узнал, что это настолько мне нравится?

«Мне не должно это нравится, — прошептал осуждающий голосок в глубине моего сознания. — Это неправильно… плохо».

Я отмахнулась от этого голоса Мы должны заплатить налог на грех, и Лаиш, казалось, думал, что барьер рухнет только после того, как я кончу. Так что нужно просто расслабиться и позволить этому случиться — о последствиях буду переживать позже.

— Mon ange, — пробормотал он, нежно уткнувшись носом в мои бедра. Его усы царапали мою сверхчувствительную плоть, посылая дрожь от страха и предвкушения вверх по спине. Трудно поверить, что Лаиш настолько сильно желал этого, но то, как он смотрел на меня, с невероятно сильным голодом в глазах, явно доказывало, что хотел.