Кровавый "Парк динозавров"

— Ну да, — кивнул лорд, — считается, что эта ящерица вымерла в Австралии, где она обитала, еще сорок тысяч лет назад.

— И что эта, якобы вымершая, тварь делает здесь?

— Это, — усмехнулся Пенворд, — уже совсем другая история. Давай вернемся в гостиную, и я расскажу тебе о месте, где водятся куда более чудные создания. Поверь, репортаж оттуда прославит тебя на весь мир.

Дженни скептически хмыкнула, стараясь не слишком выдавать внезапно вспыхнувшую надежду. Хотя минуло уже почти двадцать лет с тех пор, как она покинула Африку, девушка до сих пор не чувствовала себя «своей» в Англии. После того, как семью Дженни вырезали боевики ЗАНУ, осиротевшую девочку приютил дядя из Вончестера. Особой теплоты к племяннице он не питал, воспитанием толком не занимался, так что Дженни оказалась предоставлена самой себе. К счастью, у нее открылся талант к журналистике — с шестнадцати лет ее короткие заметки публиковали в «Вончестерских новостях». Первый большой репортаж Дженни сделала как раз из зоопарка Пенворда, где ей удалось взять расширенный комментарий у владельца поместья. Заинтересовавшись юной журналисткой, Пенворд предложил продолжить знакомство в менее официальной обстановке, на что Дженни охотно согласилась, быстро сообразив, что значит дружба со столь влиятельным человеком. Именно связи Пенворда помогли Дженни поступить на факультет политики и экономики в Кембридже. Закончив учебу, девушка около года работала в Лондоне, где и получила первую зарубежную командировку — одно солидное издание отправило ее, как уроженку Африки, в ЮАР, где как раз закончилась эпоха апартеида, что широко освещалось во всем мире.

Вот только репортаж совершенно не устроил редактора. В той среде, куда попала Дженни, принято было писать с придыханием о Нельсоне Манделле, клеймить позором «расистский режим Претории» и в самых радужных тонах описывать будущее Южной Африки. Дженни же, с ранних лет столкнувшаясь с методами борьбы черных революционеров, писала о том, что видела — и реалии жизни в «освобожденной ЮАР» настолько не совпадали с мнением прогрессивной общественности, что хлесткие, красочные, но совсем не политкорректные репортажи Дженни были приняты в штыки всеми светилами лондонской журналистики. Особенно их возмутило ее интервью с бывшим военным министром ЮАР Магнусом Маланом, заявившим, что принцип «правления большинства» оказался «как минимум преждевременным». Также Дженни разместила интервью и с МангосутуБутелези, главой бантустана Квазулу, резко критиковавшим новые власти. И хотя одновременно Дженни сделала и ряд интервью с деятелями АНК, ее материал все равно подвергся жесточайшей критике. Ее обвиняли в предвзятости, незрелости, зашоренности, чрезмерном радикализме и много в чем еще. В итоге статья была снята с публикации, а самой Дженни пришлось вернуться в Вончестер, где, по старому знакомству ей удалось разместить статью в «Вончестерских новостях». Тогда же она возобновила знакомство и с Дарреном Пенвордом — к тому времени уже разведшимся с молодой женой, не выдержавшей экстравагантных пристрастий супруга. Дженни же они не пугали — даже не потому, что ей стали нравиться эти игры, но и потому, что связи Пенворда помогли ей вернуться в Лондон и время от времени публиковаться в крупных изданиях. Однако уже сложившаяся репутация играла против Дженни, мешая ей продвигаться дальше.

Сейчас же, судя по словам Пенворда, она получала шанс, наконец, осуществить долгожданный прорыв в своей журналистской карьере.

— Ты, наверное, не знаешь, но у меня есть остров в Индийском океане, — начал Пенворд, снова усаживаясь в кресло у камина.

— У вашей семьи столько всего по всему миру, — пожала плечами Дженни, — неудивительно, что среди этих владений затесался и остров-другой.

— Уже не затесался, — усмехнулся Пенворд, — десять лет назад я продал этот остров американскому миллиардеру, Джону Хэммонду…»ИнДжин», может, слышала?

— Краем уха, — призналась Дженни, — какие-то генетические исследования, верно? Я не особо знакома с этой темой.

— Я, в общем, тоже, — сказал Пенворд, — также как и Хэммонд. Но, когда у тебя много денег, найти знающих людей не проблема. Собственно, так и поступил Хэммонд — у него на острове сейчас работает сильная команда. Результатом их усилий, среди прочего, стал красавчик, которого ты видела внизу.

— Этот Хэммонд что, держит в своей команде доктора Франкенштейна, раз тот помог ему сотворить этакого монстра?

В нем как раз нет ничего особенного, — сказал Пенворд, — разыскать и извлечь генетический материал мегалании не так уж сложно, также как и с тем, чтобы найти яйцеклетку для оплодотворения — комодский дракон в этом плане идеальный вариант. Но на Острове Черепа есть куда более интересные существа.

— Более интересных, чем ящерица в двадцать футов? — с сомнением спросила Дженни.

Пенворд коротко объяснил. Ошарашенная Дженни уставилась на него, не в силах поверить в сказанное и в то же время осознавая, что если это правда, то это действительно станет лучшим репортажем в любой журналистской карьере.

— Я сам узнал почти случайно, — продолжал Пенворд, — этот остров многим снабжается из Индонезии, а у меня хватает знакомых в Джакарте. Хэммонд ничего не отрицал, но старался преуменьшить масштаб своей работы. Я сделал вид, что поверил ему, а он подарил мне мегаланию, решив, что этого будет достаточно, чтобы откупиться.

— Ради чего ему вообще оправдываться? — спросила Дженни, — если остров теперь его?

— Все не так просто, — сказал Пенворд, — в нашем договоре есть пункты, что, в случае какого-нибудь форс-мажора, сделка аннулируется — и остров вернется ко мне.

— Вместе со всем, что Хэммонд вывел? — подхватила Дженни.

— Вероятнее всего, — пожал плечами Пенворд, — в любом случае, я не больше могу ему доверять. Сейчас ему не очень хорошо — азиатский финансовый кризис здорово спутал планы его инвесторов, а также поставил под угрозу связи Острова с Индонезией. Хэммонд думает, что огласка ему поможет — поэтому он зовет экспертов и даже СМИ — хочет, чтобы они как следует расхвалили его проект. Это поможет ему привлечь новых инвесторов и успокоить старых, ну и вообще привлечет внимание, — Пенворд поморщился, — Хэммонд, прежде всего шоумен, и норовит из всего сделать цирк.

— А я…

— Ты напишешь статью об Острове, — кивнул Пенворд, — но это не будет не хвалебный, а критический очерк, как ты умеешь. Поводов для критики там будет более чем достаточно. У Хэммонда хватает недоброжелателей по всему миру и некоторые из них — мои хорошие знакомые. Если сумеем грамотно все разыграть — Хэммонд в конце концов сам сочтет за благо вернуть мне Остров Черепа.

— И как я на него попаду? — скептически спросила Дженни.

— Здесь проблем не будет, — усмехнулся Пенворд, — ты отправишься с Диего-Гарсии — у меня есть знакомые среди тамошних военных. Вместе с тобой отправится и Сара Хардинг, зоопсихолог. Уж о ней ты должна была слышать.

— Та чокнутая зоозащитница? — поморщилась Дженни, — и еще одна радетельница за права угнетенных?

— Идеальное прикрытие, — сказал Пенворд, — Хэммонд надеется заткнуть ей рот деньгами, но не понимает, что для Сары нет большего оскорбления, чем попытка ее купить. А то, что Хэммонд хочет использовать столь уникальных животных для наживы взбесило ее еще больше. И она сможет поднять шум вокруг этой истории не хуже тебя.

— В чем ее интерес мне понятно, — сказала Дженни, — а что насчет меня?

— Ты напишешь репортаж века, получишь гонорар в пятьдесят тысяч фунтов, а кроме того, — Пенворд прищурился, — я куплю тебе свое СМИ — газету или даже телестудию. Уж там точно никто не заткнет тебе рот.

Сказать по правде, Дженни с самого начала собиралась ехать и торговалась, по сути, продолжая, по сути все ту же игру, что и за все время пребывания в Пенворд-Холле. Сам Пенворд сильнобы разочаровался, если она согласилась сразу.

— Совсем другое дело, — кивнула Дженни, — такого репортажа мир еще не видел.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — улыбнулся Пенворд.

Шон

Индийский океан, безымянный риф

Это была большая базальтовая скала, поросшая водорослями и кораллами. Встречные течения завихряясь вокруг выступавших из воды зубьев, одновременно служили и благоприятной средой для огромного количества морских обитателей. Крабы и мелкая рыба кормились меж коралловых полипов, их самих ели рыбы побольше, а на вершине здешней пищевой цепочки находились всевозможные акулы и меч-рыбы, изящные и смертоносные, словно серебристые рапиры. В воздухе огромными стаями кружили чайки и альбатросы: обезумев от жадности и пронзительно крича, они ныряли и ныряли за добычей, не в силах остановиться перед рыбным изобилием.