Кровавый шабаш

— И что же?! — похолодела Женя.

— Да жива, жива… Но ни с кем разговаривать не желает. Майор надеется, может, ты…

Возле корпуса травматологического отделения стояло несколько машин, в том числе и милицейских. Возле входа что-то оживленно обсуждала группка больных и медперсонала. Тут же прохаживался милиционер. Он кивнул Альберту, вопросительно посмотрел на Женю.

— Со мной, — коротко сказал Валеев.

На третьем этаже, где находилась палата Кавалеровой, и вовсе царили шум и гам. На Буя-нова наседала мать Глаши. Она размахивала руками, что-то горячо и невнятно объясняла, потом кидалась к мужу, который потерянно стоял в стороне, и вновь штурмовала майора. Увидев Женю, она бросилась к ней.

— Я не смогу пережить этот ужас. Представляешь?! За два дня — два нападения. Но почему? В чем она провинилась? Я думала, первое — случайность. Но теперь!.. Что же делать?! Как ее уберечь? Уверена, на этом не остановятся. И охрану наняли! Какая к черту охрана! Толку от нее! А главное — что происходит с Глашей? Кажется, мы потеряли дочь! — патетически воскликнула она. — И не в убийце дело. Мы просто потеряли ее! Ни с кем говорить не желает… забилась в угол… Не знаю, что и делать.

Майор попросил Женю поговорить с Глафирой.

Яркий мертвенный свет ламп освещал белые стены, скомканное белье на кровати, облокотившуюся на спинку Глафиру, безучастно уставившуюся в невнятно бормочущий телевизор.

Глаша подняла на нее взгляд. Пустое лицо не выразило никаких чувств.

— Так что случилось?! Глаша молчала.

— Но, если ты не будешь говорить, его не поймают.

Но и этот довод не произвел впечатления. Все то же отсутствующее выражение, тусклый взгляд, крепко сжатые губы.

«А может, сейчас нужно по-другому?..» — вдруг пришло Жене в голову.

Она вышла из палаты и приблизилась к Гла-шиной матери.

— Она не желает разговаривать. Но я вот думаю… А что, если она немного побудет у нас?

— Да что ей у вас делать? В каких условиях она будет жить?

— Условия нормальные! — обиделась Женя. Подошел отец Глаши, и сообща решили, что в предложении Жени, пожалуй, есть резон.

Женя снова вошла в палату. Глаша все так же сидела, прислонившись к спинке кровати.

Но поехать к Жене неожиданно согласилась. И даже повеселела. Бледное подобие улыбки появилось на ее лице. Поднялась и, как была в халате, направилась к двери.

— Вас отвезут, — суетилась Глашина мать. — Вещи я передам. — Но Глаша, не обращая внимания на родителей, стала спускаться вниз. Буянов ничего не сказал, только поднял большой палец, выражая одобрение.

Глашин отец бережно подвел дочь к солидному «Вольво», усадил ее на заднее сиденье, потом отвел Женю в сторону.

— Я пришлю охрану, — шепотом произнес он. — Они будут находиться в подъезде. Я очень вам признателен. За участие. Возможно, будь вы рядом с Глашей, ничего бы не случилось. Жена мне рассказывала… Впрочем, не стоит сейчас. Не оставляйте мою дочь…

Всю дорогу Глаша молчала. Молчала и Женя, стараясь не нарушить неловким словом складывающееся доверие.

— Наконец-то! — облегченно произнесла мать, когда Женя открыла дверь своим ключом. — А это кажется… Глафира Кавалерова?

— Она сегодня переночует у нас, — сообщила Женя.

— Конечно, — с готовностью отозвалась мать. — Если надо… Как поживаешь, Глаша? Что-то ты уж очень бледна. Болеешь?

— Немного, — прошептала Глаша.

— Что-то с голосом? Простыла?

— Небольшая травма, — ответила Женя за Глашу.

— Может быть, перекусите? — не отставала мать.

Глаша отрицательно мотнула головой и взглянула на Женю.

— Она будет в моей комнате.

Женя уложила Глашу на свою кровать, сама устроилась на раскладушке.

— Тяжело мне говорить, — прошептала Кавалерова, — но хочу спросить: для чего ты все это затеяла? По долгу службы?

— Глупая! — засмеялась Женя. — Спи! — Она разделась, потушила свет, улеглась на раскладушку.

— Иди сюда, — услышала она шепот Глаши. Поднялась, перелезла на свою кровать, устроилась рядом.

— Тебе страшно? — спросила она Глашу.

— Теперь нет. Но вначале… Вчера, а особенно сегодня… Внутри словно все окаменело. Нестерпимо… И все думаю: почему, за что? Только об этом. Кому я помешала?

— Ты спи.

— Не смогу, наверное. Передо мной стоит это лицо. Бородка… Темные очки… Как будто…

— Что как будто? Знаешь его?

— Вроде не знаю. Вот только запах…

— Какой запах?

— Лосьона, туалетной воды. Парфюмерии. И вчера, и сегодня… Наверное, запах меня и спас. Как я почувствовала его, сразу оттолкнула… Потом эти прибежали… охрана. Но мне кажется, я встречала этого человека.

Женя молчала, ожидая продолжения.

— А может, только кажется. Последнее время мне вообще всякое мерещится… Может, с ума схожу. Всего несколько слов он мне сказал, а вроде голос где-то слышала… Руки тоже… белые, холеные… Но главное — запах. У меня есть одно предположение… Сомнительное, правда, почти невероятное. Мне кажется, я встречала этого человека недели три назад, когда мать водила меня в психиатрический диспансер.

— Он был среди больных? — осторожно спросила Женя.

— Больных там даже не было. Только эта девушка. Та девушка, которую убили…

— А мужчина?

— Мне почему-то думается, что он похож на врача, который со мной беседовал. Запах тот же… и руки…

— А лицо?

— Глаз я не увидела. На нем очки темные. Вообще лица не разобрала. И ведь она меня предостерегала…

— Кто?

— Мертвая. Когда я последний раз принимала гриб… Она сказала: «Тебе угрожает опасность». Так и получилось.

— А ты точно встречала ее в диспансере?

— Не уверена, но похоже… Можно, конечно, спросить, только гриб кончился. Но я одного не понимаю: чем я этому врачу не угодила? Может, за какие-то грехи?.. Законы кармы?..

Она еще что-то неразборчиво пробормотала, потом уткнулась носом в плечо Жени и засопела — похоже, заснула, а Женя лежала без сна, обдумывая услышанное.

И вдруг она начала понимать — во всяком случае, ей так казалось — причину всех Глаши-ных несчастий. Может быть, она в том, что Глаше не хватало ласки. С самого детства и по сей день. Казалось бы, всегда с родителями, во всех туристских странствиях. Но, видно, ребенку не хватало чувства семейной общности. Каждый был сам по себе. А сейчас тем более. Один зарабатывает деньги с утра до вечера, другая придумала для себя светскую жизнь… И он, и она несчастны, хотя стараются даже себе не признаваться в этом. Несчастны, потому что одиноки. И Глашу сделали такой же одинокой, неприкаянной… Отсюда и наркотики. Хотя, возможно, Женя ошибается.