Кровная месть

Разъяренные жители деревни ворвались в кухню в поисках пищи, хотя часть из них продолжали носиться по дому. Они уничтожали и грабили все, что могли.

— Да это же герцог! — закричала какая-то женщина.

Она была настолько тощей, что даже сквозь гонкую сорочку виднелись ребра. Кто-то взвыл, скорее по-звериному, чем по-человечески. Факелы коснулись скатерти на столе, и та мгновенно занялась огнем. Запахи горящей ткани и тлеющих сосновых поленьев смешались.

Мартина с силой дернула Изабо за руку и выволокла ее наружу, в темный, предрассветный огород за кухней. Изабо даже не успела опомниться и оказать сопротивление. Они упали в грядку базилика, ломая сухие кустики, и перекатились в тень под декоративной каменной стеной.

— Vien.— Мартина потянула Изабо за собой,— Je vous en prie [11] .

— Но мои родители...— пробормотала Изабо сквозь слезы, душившие ее.— Мы должны им помочь!

— Для них уже слишком поздно.

— Non!

Но она слышала крики. Чьи-то руки ломали бочонки с соленым мясом и корзины с сушеными яблоками. Раздался странный вскрик матери, похожий на писк испуганной кошки, и ругательства отца, пытавшегося защитить жену...

— Твой отец никогда не простит нас, если мы не спрячемся как следует,— сказала Мартина тихо, но настойчиво.

11

Пойдем. Пожалуйста (фр.).

Изабо понимала, что няня права. Мартина воспользовалась тем, что Изабо замерла в ошеломлении, и потащила ее к опушке леса. В окнах кухни метались огни факелов, там загорались все новые и новые предметы. Сквозь открытую дверь вылетали клубы дыма.

С ветки высокого дуба Изабо наблюдала за тем, что происходило с ее родителями. Чернь выволокла их наружу. Жана Поля и Амандину швырнули в крестьянскую телегу, колотя плетью по бокам. Отец смотрел прямо перед собой, не делая попытки хотя бы взглядом поискать дочь, чтобы не выдать ее. Она почему-то знала, что он чувствует ее близость, и сунула в рот кулак, чтобы удержаться от отчаянного крика. Мартина крепко держалась за ствол дерева, сидя на ветке чуть ниже

Изабо. Ее лицо было мокрым от безмолвных слез. Телега укатила прочь.

— Я доберусь до Парижа и найду способ спасти их,— поклялась Изабо.

Изабо дождалась, пока Мартина заснула, и сбежала. Они с няней нашли заброшенную пастушью хижину. Доски стен разошлись под постоянными ветрами, в углах лежал снег, но все равно это было лучше, чем оставаться январской ночью под открытым небом. Беглянки даже рискнули развести маленький огонек, едва сумевший согреть пальцы их ног в грубых башмаках. Изабо прижала колени к груди и накрылась плащом. Она зажмурилась, сделала вид, что дремлет, и дождалась, пока Мартина начала тихонько похрапывать. Няня слегка вздрагивала во сне. Седины в ее волосах прибавилось, морщины у глаз стали глубже. Изабо тяжело было думать о том, что придется оставить Мартину одну, но она и надеяться не могла на то, что старая няня пойдет с ней.

Париж ведь был смертельной ловушкой.

Но больше Изабо никуда не могла направиться. Ее родителей отправили именно туда. Их с торжеством провезут по улицам, обвинят в каких-нибудь роялистских преступлениях и казнят.

Она должна остановить все это.

А Мартина просто обязана попытаться остановить ее.

Поэтому будет гораздо лучше, если Изабо уйдет прямо сейчас, пока все не стало еще тяжелее. Глаза Изабо распухли, в них словно набился песок, желудок горел от волнения, но она все равно знала, что поступает правильно. Изабо оставила няне большую часть тех монет, что отец зашил в ее плащ, взяла себе лишь столько, чтобы добраться до города. Мартине они будут нужнее. Ведь няне придется добираться до Испании, а то и до Англии или же найти какую-нибудь крестьянскую семью, готовую ее принять. Может быть, на ней даже кто-нибудь женится. Она была такой пухленькой и преданной, заслужила, чтобы ее любили и заботились о ней так же, как она всю свою жизнь хлопотала вокруг Изабо. Девушка и прежде думала о том, чтобы подыскать для Мартины хорошее место, новую семью, где та могла бы жить. Еще она собиралась упросить своих родителей, чтобы няня оставалась у них, пока Изабо не выйдет замуж и у нее не появятся свои дети. Но теперь все это едва ли было возможно. О браке нынче люди думали в последнюю очередь. Король был мертв, Мария Антуанетта — в тюрьме. Большая часть знати убита либо бежала, чтобы готовить сливочные соусы и печенье для англичан.

Изабо была уже достаточно взрослой, умной и находчивой, готовой сделать то, что необходимо. Она освободит своих родителей, а потом они найдут какой-нибудь корабль, который увезет их отсюда куда угодно.

Она открыла дверь и поморщилась от холодного ветра, мгновенно ворвавшегося внутрь и едва не задувшего слабенький огонь. Мартина застонала и неловко повернулась, Изабо мгновенно выскочила наружу, закрыла за собой дверь, прижалась к ней спиной и прислушалась, не раздастся ли в хижине голос Мартины.

Довольная тем, что няня не проснулась, Изабо осторожно отошла от хижины. Ночь оказалась очень темной, не было даже луны, освещавшей дорогу. Изабо осталась совершенно одна в морозной тишине, и лишь снег составлял ей компанию. Она пошла как можно быстрее, постоянно спотыкаясь о какие-то ветки. Она помнила, что лес тянется вдоль дороги.

Девушка шагала всю ночь и не остановилась даже тогда, когда сквозь тучи начал просачиваться первый свет восходящего солнца. Ступни ног и лодыжки болели. Она совершенно не ощущала кончик собственного носа, но шла, не обращая внимания на боль, ледяной ветер и голодное ворчание желудка. Когда Изабо услышала скрип колес какого-то фургона, то спряталась в кустах, никому не доверяя, боясь даже попросить о том, чтобы ее подвезли. Может, в шерстяном плаще и простом сером платье Изабо и выглядела обычной крестьянкой, но прекрасно понимала, что говорит совсем не так, как простонародье, ее выговор откровенно аристократичен, и одно это могло сразу же превратить ее в цель их охоты.

Чем ближе она подбиралась к Парижу, тем оживленнее становилась дорога. В основном по ней двигались люди, бегущие из города. Только радикалы, искатели приключений и сумасшедшие в эти дни направлялись в Париж. Изабо набросила на голову капюшон плаща и опустила взгляд, держась поближе к деревьям. Постепенно лес кончился, вокруг оставался лишь жалкий кустарник, а потом и вовсе открытое поле. Вскоре Изабо очутилась в окрестностях города. Вокруг были уже булыжные мостовые и серые крыши, освещенные неярким зимним солнцем. Она шла три дня, почти не спала и только пила воду из ручьев, покрытых тонким льдом. Голова у нее кружилась, она чувствовала себя словно в лихорадке. Все вокруг было слишком ярким или тусклым, чересчур острым или мягким...

Изабо остановилась лишь ненадолго, чтобы купить немного еды и чашку крепкого кофе. Ей необходимо было подкрепиться. Она куталась в плащ, старалась не смотреть ни на кого и ни на что. Маленькие домики уступили место высоко возносящимся зданиям, построенным из камня цвета сливочного масла. Река Сена, извиваясь, ползла через город, мимо Тюильри, где когда-то, до того как чернь отрубила ему голову, жил король. Изабо содрогнулась. Она не могла думать об этом прямо сейчас. Если она поддастся горю и страху, то просто не сможет сдвинуться с места.

Девушка заставила себя переставлять ноги и побрела вдоль реки. Вода скрывалась под толстым слоем потрескавшегося льда. Изабо потерла руки, пытаясь их согреть. Она старательно избегала чьих-либо взглядов. Мужчины собирались в небольшие компании, пили кофе и раздавали всем желающим памфлеты, а женщины с прикрепленными к чепчикам кокардами стояли на углах улиц, оживленно разговаривая. Лица у всех были серьезными, глаза решительно пылали. Изабо ощущала запах дыма, видела кучи горящего мусора, оставшегося после бунта и сражений, что шли ночью на улицах Парижа. Она слышала голос отца, говорившего об этом постоянно, особенно прошедшей осенью, когда так много людей было убито.

Изабо слыхала о том, что на одной из городских площадей чернь установила гильотину, но не знала, где находится это место. Родители не бывали в своем парижском доме с того Рождества, когда Изабо исполнилось одиннадцать лет. Она помнила, как они проезжали в карете мимо оперного театра, а вокруг падал снег, но сейчас могла бродить тут сколько угодно и все равно не нашла бы дороги к дому.

Потом Изабо заметила, что толпы людей вроде бы текут в одном и том же направлении. Она остановилась рядом с группой женщин с обветренными, потрескавшимися руками, куривших под незажженным уличным фонарем.