Кровник - Джихад по-русски

Резать, однако, никого не пришлось. Ловкий нахал Ибрагим, словно воспринимая флюиды, исходившие от хозяина, подтанцевал к нему со своей партнершей и вроде бы ненароком вытеснил из гостиной в прихожую. Качнувшись к уху Александра Евгеньевича, обдал жарким шепотом: «Туда!» — ткнув пальцем в сторону спальни — и тотчас же оттанцевал обратно, словно ничего и не было.

Про розовый туман в курсе? Да-да, тот самый розовый туман эротического свойства, когда детали интерьера словно бы теряют естественную форму и очертания, а сердечко со страшной силой бьется о грудную клетку, заставляя забыть обо всем на свете, кроме этого. Разумеется, этому нездоровому атмосферному явлению имеется элементарное физиологическое обоснование: ввиду сильного хотения кровь приливает к голове и остальным местам тоже, оттого все вокруг словно бы погружается в розовый цвет. Но те, кто в этот туман попадает вдруг, они же никаких объяснений слушать не хотят — им бы побыстрее добраться до заветной цели.

Вот и Александр Евгеньевич попал — оказавшись в прихожей, ухнул в розовый омут, перестал соображать и действовал словно бы на автопилоте. Откуда-то всплыли забытые студенческие навыки: схватил девчушку в охапку, втащил в указанную спальню, дверь ногой захлопнул… А тут как по заказу: шторы тяжелые наглухо задвинуты, тускло мерцает ночник, широченная кровать беспардонно подмигивает белоснежной простыней — кто-то ведь удосужился разобрать!

«А ведь подстроили все, — проскочила откуда-то из розового тумана черно-белая мысль, пока руки завидущие лихорадочно теребили нехитрое девичье бельишко, разоблачая податливую юную плоть. — Ох и подстроили! Ох и… Ох-ххххх…»

Вот так получилось. С тех пор развлечения подобного рода как-то вроде бы самопроизвольно вошли в систему — с легкой руки Ибрагима, разумеется. Ингушский племяш ухитрился под каким-то благовидным предлогом сфотографировать самых симпатичных сокурсниц, проживающих в общаге, по мере надобности передавал эти фото через дядю и договаривался с девчатами насчет «приятно провести вечер с крутым мужиком». С течением времени Ибрагим как-то незаметно выветрился из этой порочной цепочки, и теперь Александр Евгеньевич контактировал с Адилом напрямую: звонок, фото, переговоры, встреча у подъезда общежития, передача тела с рук на руки. А в благодарность за труды периодически подбрасывал юному сыну гор некоторые суммы на карманные расходы. Разумеется, внешне это выглядело как тривиальное сутенерство, но Александр Евгеньевич сам себя убеждал, что все обстоит совсем иначе. Вечер в приятной компании, скромный подарок девушке — что же тут предосудительного? Никто же ведь силком не тащит, все по обоюдному согласию. А между тем это греховное времяпрепровождение как будто вдохнуло в зрелый организм сибиряка какие-то новые силы, дало возможность почувствовать себя настоящим мужиком — повелителем женской природы. Интимные отношения с Ириной неожиданно приобрели иное качество — изменились в лучшую сторону для обоих. Что-то такое он стал узнавающе различать в женском естестве — что-то доселе непонятное и неизведанное, необъяснимое словами. И Мама, естественно, почувствовала это, однако, будучи целиком сосредоточена на происках вредоносных врагов, судьбе своей семьи, престиже и благоденствии фирмы, отнесла такие приятные изменения исключительно на свой счет. Что Сашка мужлан? Послушный механизм в ее руках, верное и испытанное средство для достижения успеха. А причина, разумеется, в ее титанических усилиях: изнурительные тренировки, диета, баня, массаж, косметические процедуры и так далее. И бывало, заполучив от «постылого» мужа третий к ряду оргазм за вечер, Ирина Викторовна блаженно гладила себя по атласному тренированному животу, слушала, как сладко сопит рядом хорошо потрудившийся могучий сибиряк, рухнувший в омут сна, и горделиво шептала:

— Молодец, Кочерга, умница! Так держать…

… Добравшись до указанного дома, Александр Евгеньевич бросил машину снаружи, в длинном ряду беспризорных третьеразрядных авто, толпившихся у тротуара под окнами. Чресла гудели — хотелось побыстрее оказаться в квартире и приступить к упоительному обихаживанию вновь поступившей в пользование прелестной юной особи. Уже войдя с Леной под арку, вспомнил предупреждение Ибрагима насчет вредных мальчишек, но задумался лишь на секунду, махнул рукой — черт с ними, «дворниками» и зеркалами, не бог весть какая ценность, другие купим!

Квартира оказалась на третьем этаже, в подъезде — чисто, ухожено, котами воняет в пределах дозволенного. В общем, вполне прилично. Бабуля-хозяйка дверь открыла с первого предъявления, даже не стала спрашивать — кто и от кого, заперла за гостями, ткнула пальцем в сторону гостиной, указала на кухню, пользуйтесь, мол, и, не поднимая взгляда, уковыляла к себе в спальню.

Кухню проигнорировали как пережиток: сняв верхнюю одежду в прихожей, сразу прошли в зал. Бегло оглядев интерьер, Александр Евгеньевич остался вполне доволен. Объемная софа, покрытая бежевым ворсистым пледом, журнальный столик со стилизованным под антиквариат канделябром о трех свечах, интимно зеленеющий под абажуром ночник, на полу ковер во всю комнату, видеомагнитофон, музыкальный центр, сервант с набором посуды — в общем, все как обещали.

Быстренько сервировали ужин на журнальном столике, Александр Евгеньевич включил музыку — первым стоял диск одного из самых древних альбомов Энигмы, а верхний свет включать не стал. Каково? Нормально — Лена возразить не сочла нужным. Ну и прекрасно, значит, все будет в порядке, можно приступать.

Сидели на софе, пили под Энигму шампанское. Девочка питалась и что-то непрерывно щебетала с набитым ртом — о каких-то институтских проблемах, извечно неразрешимых и страшно актуальных. Александр Евгеньевич ничего не ел и молчал — голодным удавом глядел на Лену и наливался жгучим огнем вожделения. Ах, какое упоительное чувство предвкушения буйной радости плоти, какое эротическое наваждение, навеянное присутствием юной девы — такой простой, милой, доступной…

С трудом выдержав минут десять, ухажер прокашлялся и хриплым голосом предложил потанцевать. Студентка с недоумением указала на стол — мол, едим же еще, какие могут быть танцы?

— Да успеем еще десять раз поесть, еще весь вечер впереди, — пробормотал Александр Евгеньевич, вытаскивая Лену из-за стола. — Иди сюда… — и плавно закружился по комнате, прижимая к себе гибкое тело, чувствуя, как с каждой секундой организм набухает дурной силой, отвечая на прикосновения прелестных выпуклостей, преступно взятых в плен тесным лифчиком. Непорядок! Нужно освободить пленниц, дать им вольно дышать, привести соски в соответствие с регламентом нормального набухания…

Не удержавшись, впился жадным поцелуем в девичьи губы, пахнущие шампанским и гусиным паштетом, сжал студентку в объятиях так, что косточки хрустнули, повалил на диван, лихорадочно стаскивая одной рукой с себя штаны.

— Колготки! Потише — совсем новые… Ой-й-й, больно!!! — только и успела вскрикнуть Лена — а буйный сибиряк уже неудержимо мычал от страсти, одним движением могучих рук разрывая в клочья колготки совместно с трусиками, раздвигая коленями девичьи бедра и несколькими мощными толчками вгоняя своего звенящего от напряжения богатыря в совсем не готовую к столь грубому вторжению юную плоть…

Взрыв долгим не бывает. Первичное буйство физиологии, как и следовало ожидать, отзвучало ярко и стремительно: тридцать шесть с половиной полных фрикций, двенадцать восторженных вскриков, и в завершение — окрашенный в фантастические цвета ядерного распада оргазмище, более схожий с извержением вулкана.

— М-м-м-м-ммм, — блаженно промычал Александр Евгеньевич, крепко зажмурив глаза и не желая приходить в себя. — Чтоб мне провалиться — никогда такого не было…

И, судя по всему, соврал. Потому что немедленно вслед за сказанным…

— Бац!!! — на ядреный затылок сибиряка обрушился страшный удар чем-то тяжелым. Александр Евгеньевич, так и не раскрыв глаз, плавно провалился в вязкую глухомань небытия…

Глава 5 Против кого дружите?

…Цель оправдывает средства…

Пикколо Макиавелли

На некоторое время центром внимания стал станичный фельдшер Бурлаков, известный пьяница и коновал по сути своей, — оказалось, что не такой уж он и валенок в медицине, когда приспичит. Отняв у кого-то из казаков исподнее, фельдшер сноровисто спеленал новорожденного, укутал в свою телогрейку и перепоручил старшине Чубу, который по праву считался самым опытным нянем — воспитал на своем веку с добрый десяток внуков.

Затем Бурлаков занялся ранеными: остановил кровотечение новичку с раздробленной ступней, перевязал «притертого» и его водилу и, покопавшись в своей зеленой сумке из плащ-палатки, извлек коробку со шприц-тюбиками промедола. И задумался на минуту, сведя в кучу дугообразные жидкие брови.

— Коли, нах. Чо замер, нах? — прикрикнул атаман, наблюдавший за фельдшером.

— А у вас промедола нету? — поинтересовался фельдшер у «притертого» — жалко было тратить на чужаков дефицитное лекарство, которое ко всему прочему можно было использовать для «торчка» и выгодно менять на хорошие вещи. — Вам же должны выдавать на службе?