Круг Матарезе

– Скажите этому сукину сыну, что я никогда не общаюсь с номерами, я всегда звоню, только если знаю имя.

…Он пропустил три звонка, прежде чем снял трубку.

– Да?

– Вы очень надменный человек, Беовулф. – Голос был высокий, дребезжащий, пронизывающий, словно жестокий ветер. Пастушок – Николас Гвидероне!

– Я оказался прав, – начал Скофилд. – Этот человек внизу в холле не постоянно работает в отеле. А когда он моется, он никак не может смыть маленькое голубое кольцо на своей груди. Где вы находите таких людей, которые не задумываясь глотают цианистый калий и отправляются в небытие?

– Нет ничего проще, чем подобрать таких людей в наших компаниях. Возникает очень много ситуаций, которые позволяют нам сделать это. Со дня сотворения мира находятся люди, готовые пожертвовать собой. Это в их природе. И совсем не обязательно погибать на полях сражений, или в ходе партизанской войны, или занимаясь шпионажем. Я не хотел бы сейчас обсуждать это.

– Это что, последователи Хасана ас-Сабаха? Фидаи Гвидероне?

– Вы, я вижу, очень хорошо изучили заповеди падроне.

– Да, очень подробно.

– Здесь простой практический и одновременно философский подход. В земной жизни эти люди имеют все, что пожелают, а когда они уходят из этой жизни, они знают, что их семья и близкие и даже друзья будут жить в достатке, ни в чем не нуждаясь. Разве это плохой стимул? Среди служащих более чем пятисот компаний компьютеры помогают отобрать достаточное количество мужчин и женщин, желающих заключить подобную сделку. Простое осуществление мечты.

– Ничего себе мечта!

– Почитайте медицинские отчеты. Люди куда чаще умирают от неосуществленных надежд, чем от разрыва сердца. Но это всего лишь одна сторона дела. Могу я прислать за вами машину?

– Не можете!

– Но ведь нет же причин для враждебности.

– Я не враждебен, я всего лишь осторожен. Потому что я трус. Я составил план, график и стараюсь их придерживаться, я буду там ровно в одиннадцать тридцать. Вы будете говорить, я буду слушать. Ровно в двенадцать пятнадцать я выйду вместе с девушкой и русским. Затем последует сигнал, мы сядем в машину и подъедем к главным воротам. И только в этот момент вы получите снимки, а мы уедем. Если же возникнет какая-то неувязка, то снимки исчезнут, чтобы выплыть где-то в другом месте.

– Мы имеем право на их экспертизу, – возразил Гвидероне. – Мы должны убедиться, что это действительно оригиналы. А для этого мы должны иметь время.

Брэй заколебался. Он понял, что Гвидероне не собирается держать ворота открытыми. Следовательно, пока эти тяжелые ворота с электронным управлением будут отпирать, ничто не помешает кому-нибудь открыть огонь по машине.

Помолчав секунду, Брэй сказал:

– Вы можете установить необходимое оборудование в помещении около ворот. Вся экспертиза займет две или три минуты, но все это время ворота должны быть открытыми. Между прочим, я припоминаю, что объяснял вашему сыну…

– Вы имеете в виду конгрессмена Эпплетона, я полагаю?

– Полагайте, раз вам того хочется. Снимки в полном порядке. Я объяснил ему, что не собираюсь помирать за копии.

– Убедительно, но во всех этих приготовлениях я нашел одно очень слабое место.

Брэй похолодел.

Гвидероне между тем продолжал говорить:

– С одиннадцати тридцати до двенадцати пятнадцати всего-навсего сорок пять минут. Не так уж и много для нашего с вами разговора. Говорить буду я, а вы – слушать.

– Если ваши доводы окажутся убедительными, я разыщу вас утром.

Гвидероне тихо рассмеялся металлическим смехом.

– Да, действительно, это так просто. Логика у вас просто железная, мистер Скофилд.

– Я надеюсь. До половины двенадцатого! – И он повесил трубку.

Наконец он сделал все! Каждое действие порождает противодействие. А затем появляется альтернатива. Обмен был прикрыт со всех сторон.

Было одиннадцать двадцать девять, когда он проехал через главные ворота Эпплетон-Холла. Подъезжая по боковой дорожке к гаражам, он удивился, увидев большое количество лимузинов, стоящих вдоль нее. Десять или одиннадцать водителей в униформе стояли группами возле машин и мирно беседовали.

Стена, окружавшая огромных размеров особняк, служила больше для эффекта, чем для защиты. Она оказалась не так уж высока, как виделось снизу. Джошуа Эпплетон I воздвиг дорогую игрушку: не то замок, не то бастион, не то поместье с роскошным видом на Бостон. Огни города мерцали в пелене тумана. Дождь прекратился, но влага капельками стояла в прохладном воздухе.

Двое мужчин, высвеченные фарами, поджидали Брэя. Один из них сделал знак остановиться. Брэй вышел из машины и был немедленно обыскан, да так тщательно, что аналогичные меры предосторожности при посещении Белого дома и других государственных учреждений не шли ни в какое сравнение. В сопровождении все той же охраны он был проведен под арку к главному входу. В огромном холле сияло множество люстр с подвесками. Многочисленные лестницы уводили в различные верхние помещения. У Брэя возникло ощущение, что он уже бывал здесь раньше, и он не мог понять, в чем тут дело. Наконец он догадался: особняк был настолько роскошен, что дух захватывало. Немудрено, что Николас Гвидероне выкупил это имение. Архитектура и интерьер напоминали Брэю другой разрушенный дом, который он видел в окрестностях Порто-Веккьо. Он вспомнил также рассказ старухи о былом величии виллы Матарезе.

– Пожалуйста, сюда, – указал охранник, распахивая перед ним дверь. – У вас есть три минуты для разговора с гостями.

Антония рванулась через всю комнату, протягивая к нему руки, и упала в его объятья.

– Мой дорогой! Наконец-то ты пришел за нами!

– Т-с-с, – мягко остановил он ее. – У нас почти нет времени. Немного погодя мы уйдем отсюда и будем свободны. – Он задержал ее в объятьях и почувствовал, что шалеет от счастья.

– Он хочет поговорить с тобой, – прошептала она. – И немедленно.

– Что? – Скофилд повернул голову и посмотрел туда, куда был направлен взгляд Тони. В кресле сидел Талейников. Лицо его было серым, половина щеки и ухо практически снесены. Сквозь бинты на плече и шее сочилась кровь. Он сидел не шевелясь. Брэй взял Антонию за руку и приблизился к русскому. Тот медленно умирал.

– Мы выберемся отсюда, – произнес Скофилд. – Мы доставим тебя в госпиталь, и все будет хорошо!

Русский медленно покачал головой.

– Он не может говорить, милый. – Она коснулась рукой правой щеки Василия. – У него больше нет голоса.

– Боже мой. Что они сделали?.. Ничего, через сорок пять минут мы уедем отсюда.

И вновь Талейников покачал головой. Он явно пытался что-то сказать ему.

– Когда его вели сюда вниз, с ним случился припадок. Они тащили его по лестнице, как тушу, а ведь он погибал от боли.

– Они тащили его?

Русский кивнул и с невероятным трудом запустил руку себе под рубашку. Неожиданно он медленно вытащил пистолет и протянул его Брэю.

– Он чувствует себя прекрасно, – прошептал Брэй, улыбнувшись, и опустился на колени, чтобы взять оружие. Затем приподнялся и придвинулся к самому уху Василия. – Ты не можешь доверять этим коммунистическим ублюдкам! Все подготовлено очень тщательно. У нас люди вокруг дома, и, кроме того, я обеспечил взрывные устройства для поддержки. У меня доказательства их вины. На эти доказательства они и готовы совершить обмен.