Круг замкнулся

Из путанного, сопровождавшегося множеством ненужных подробностей рассказа госпожи Дувакиной, выяснилось, что после смерти мужа ей несколько лет пришлось хлопотала о назначении пенсии, так как муж её из-за приобретённой на службе болезни не успел выслужить положенный для пенсии срок. Пока шли хлопоты, вдова дошла до полного безденежья и уже снесла в ломбард последнее пальто и готовилась заложить дом и остаться на старосте лет на улице. В это время, к ней явилась молоденькая барыня, которая сделала её высокоблагородию такое предложение, от которого Вера Николаевна не смогла, да и не захотела отказаться. Заключённое между ними и скреплённое печатью нотариуса условие предусматривало, что госпожа Кошелькова приобретает дом госпожи Дувакиной в свою собственность. При этом барыня выплачивает госпоже Дувакиной только пятую часть действительной стоимости дома, но обязуется до самой смерти её благородия дом никому не отчуждать, самой в нём не жить и никому постороннему его не сдавать, оставляя его в полное распоряжение Веры Николаевны и даже составляет завещание, по которому в том случае, если, избави Бог, смерть Натальи Романовны последует ранее, чем кончина асессорши, дом возвращается последней в порядке наследования.

Получалось, что вдове асессора нежданно-негаданно на голову свалилось несколько радужных бумажек, которые очень помогли ей дождаться принятия министерством финансов окончательного решения по её крайне запутанному пенсионному делу.

Было это в прошлом августе и с той поры обязательства свои госпожа Кошелькова ни разу не нарушила – больше в доме не появлялась. Где она и чем занимается, вдова коллежского асессора не знала, да и знать не особенно хотела. Этот конец ниточки оборвался. Следовало ехать в Выборг. Но только на казённый счёт, заниматься частным сыском титулярный советник больше не намеривался.

Глава 4. Столица

– Нашли её на кровати, в лежачем положении, а засохшая струйка крови на лице шла от виска не к затылку, а к подбородку и шее, что однозначно говорит о том, что в момент выстрела и некоторое время после него, покойная находилась не в горизонтальном, а в вертикальном положении.

– И что же, следователь на это внимания не обратил? Это же азы криминальной техники! – удивился Филиппов.

– Этот следователь также мало смыслит по следственной части, как я в китайском языке, – ответил Кунцевич. – Увидел ключ под подушкой и уверился, что покойная сама закрыла дверь в номер. Ни портье не расспросил, ни другого жильца. Всё, что мне удалось узнать лежало на поверхности и при надлежащем рвении должно было стать известным муромским властям в течение пары часов. Но, Слава Богу, не стало, а то боюсь, они бы меня не отпустили.

– Да-с. – Филиппов задумался, – и сообщать мы им об этом не будем, а то пришлют в градоначальство поручение о вашем принудительном приводе в Муром этапным порядком.

– И что же, забудем об этом деле?

– Следовало бы конечно о нём забыть, у нас с вами есть чем заняться, но забыть нам о нём не дадут. За час до вашего приезда ко мне явился обер-констабль финской сыскной полиции и долго пытался узнать, откуда мне стало известно о господине Рютенене и грозящей ему опасности. Рассказать ему мне было нечего, и я предложил дождаться вас. Он согласился.

– Значит, Рютенена всё-таки убили?

– Не его. В гостиничном номере, который он снял, нашли убитым какого-то господина, по приметам очень схожего с человеком, известным нам под фамилией Кречмер. Умер он от проникающего колющего ранения в сердце. Вот, кстати, посмертная карточка убитого, – начальник передал чиновнику кусок картона, на котором был запечатлён труп совершенно незнакомого Кунцевичу человека. – А сам Густав Бернтович бесследно исчез.

– Ай да присяжный поверенный! – восхитился титулярный советник, возвращая фотографию.

– Мне кажется, никакой он не поверенный. Я справился, адвокат по фамилии Рютенен, ни к столичной, ни к Московской Палате не приписан [7] . Ну что, я телефонирую чухонцу? Впрочем, напишите-ка сначала рапорт на моё имя.

Мечислав Николаевич зашёл в свой кабинет, привычно расположился за столом, достал из папки чистый лист писчей бумаги, окунул перо в чернильницу и начал выводить в углу: «Его высокородию Господину Начальнику С. Петербургской сыскной полиции…»

7

Присяжный поверенный должен был быть приписан к одной из судебных Палат и жить в одном из городов на её территории.

Написав несколько строк, чиновник для поручений задумался.

– При ней было на триста тысяч акций. Это сейчас они ничего не стоят, но покупала-то она их по номиналу! И искали её люди, которых, самих должны найти и повесить… Искали, скорее всего именно из-за этих денег, которые она, скорее всего у них и украла… А они, коль их ищут, тоже эти деньги не честным путём получили, а коли могут повесить – то не украли, а ограбили, да со стрельбой и жертвами, у нас за простые кражи не вешают. Страна бурлит, грабят кого ни попадя, и кто не попадя, но триста тысяч отбирают всё-таки не каждый день… Что-то я ограбления в триста тысяч не припомню, разве на Кавказе где было, но в столицах… Стоп! А экс в Фонарном? Там как раз около трёхсот тысяч и ушло…

Сыскная это преступление не расследовала – дело сразу же забрала себе охранка, а дознание по нему вело Петербургское ГЖУ. Явившемуся на место происшествия дежурному чиновнику сыскной даже трупы лошадей осмотреть не дали. Поэтому-то Кунцевич про этот экс чуть и не забыл.

Мечислав Николаевич положил едва начатый рапорт в стол и направился к Филиппову.

Начальник сыскного отделения выслушав подчинённого, вновь отправил его писать рапорт, а сам телефонировал финскому полицейскому и попросил последнего приехать на Офицерскую. Он долго расспрашивал финна об обстоятельствах обнаружения трупа человека, называвшего себя Кречмером, тщательно выяснил и подробно записал приметы убитого, после чего сам принялся составлять рапорт. Положив свой и Кунцевича рапорта в кожаную папку с золотым обрезом, Владимир Гаврилович вместе с титулярным советником и обер-констаблем поехал на Гороховую, где добился приёма у градоначальника, а потом направился к начальнику Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в городе Санкт-Петербурге полковнику Григорьеву.

Конец ознакомительного фрагмента.