Круг
Шрифт:
Апсатар сидел за столом и что-то рисовал.
Подошла старшая сестра, сказала:
— Убирай-ка бумаги, карандаши — весь свой мусор, мы тут сейчас будем пирожки стряпать.
Апсатар обиделся:
— Мусор! Сама ты мусор!
— Ах ты, сопляк, еще огрызаешься!
— Убери руку! Укушу!
— A-а, укусишь? Вот тебе, вот! — сестра выволокла его из-за стола и несколько раз шлепнула.
— Э-э, дурачок, попало! — засмеялся старший брат и. отложив недоплетенный лапоть, начал крутить цигарку.
Мальчик собрал бумагу и карандаши и ушел за печку, позвав туда же и Сергея. Оказывается,
Между тем сестра сняла со стола скатерть, на стол, еще накануне выскобленный до блеска, насыпала муки, выложила тесто и крикнула младшей сестре:
— Только и знаешь песни петь, надоела!
— Зря, сестра, ругаешься. Разве я плохо пою? Вчера, когда мы эту песню пели на посиделках у Амины, не только старых, даже молодых проняло до слез.
— Ох ты! — засмеялся брат. — Ты думала, они почему плакали? От вашей песни? Вовсе нет. В избе дымно было, у всех слезы и побежали. А вы, девки, обманывать мастера!
— Мастера, говоришь? Видно, братец, какая-нибудь девушка обвела тебя вокруг пальца.
Из-за печки высунулся маленький Апсатар:
— Вокруг какого пальца?
Теперь засмеялись все.
Обе девушки принялись стряпать пирожки с творогом.
Младшая, певунья, быстро слепила три пирожка и вдруг сказала старшей сестре, которая только принималась за второй пирожок:
— Ой, посмотри, что это у тебя к подолу прилипло!
— Где? — оглянулась та.
Младшая весело рассмеялась, щуря свои блестящие глаза, сказала:
— Эх, девка! Оторвалась от стряпни, не слепив трех пирожков! Забыла примету: теперь твои пирожки в печке раскроются.
— Ну, погоди, я тебя в другой раз тоже подловлю!
Сергей долго сидел у Апсатара, рассматривал его книжки, слушал, как разговаривали и смеялись девушки. Похвастался приятелю, что завтра с дедом пойдет смотреть силки.
Любит Сергей ходить с дедом в тайгу. Далеко вглубь они не забираются, отец не велит, ходят лишь по самому краю леса, но Сергей все равно чувствует себя заправским охотником, который уходит в тайгу.
На другое утро Кугубай Орванче с внуком отправился в тайгу. Они осмотрели силок, сделанный из расщепленного сука. Чтобы проверить его, Сергей забрался на дерево, но в силок никто не попался.
Они бродили долго, потом Кугубай Орванче сказал:
— Пойдем посмотрим комдыш за гумном. Не сгнил ли он с прошлого года…
Комдыш — ловушка для птиц — делается так: вбивают колышки по кругу так, что получается как бы большое лукошко, над ним прилаживают крышку, которая захлопывается от малейшего прикосновения. В комдыш втыкают овсяные метелки. На овес прилетают тетерева, и крышка захлопывает их внутри комдыша.
Когда Кугубай Орванче с внуком пришли домой, Эман уже вернулся с пахоты.
— Гость у нас, — сказал Эман.
— Кто?
— Идите в дом, увидите. Дорогой гость.
Сергей кинулся в дом.
Вначале старик не узнал гостя, но, приглядевшись, заулыбался.
— Эбат! Ты ли это? Как же ты изменился… Вот, значит, свиделись, а я уж думал, помру, не повидавшись с тобой. Ну, здравствуй, браток Эбат! — Кугубай
Орванче протянул Эбату обе руки.Потом он снял поддевку и сетку, повесил на гвоздь.
— Это, значит, ваш сынок? — спросил гость.
Амина, наливая воду в котел, ответила:
— Сынок, Сережа… Сергей, что стоишь истуканом, — упрекнула она сына, — разве не знаешь, что надо поздороваться с дядей?
— О, да он у вас уже на охоту ходит! — смеясь, сказал Унур Эбат.
Мальчик подошел к матери, спросил тихо:
— Кто это?
Мать так же тихо ответила:
— Эго — дядя Эбат, наш земляк. Приехал повидаться с нами, — потом спросила громко: — Проголодался, Сергей?
— Я нет, дед проголодался.
— Потерпите немного, скоро суп сварится. Иди, Сережа, на улицу, поиграй покуда.
Сергей выбежал из дома, вскоре стало слышно, как он дразнит своих приятелей:
— К нам гость приехал, а к вам — нет!
— Кто приехал? — спрашивали ребята. — Откуда?
— Дядя Эбат! Издалека-а!
Амина пошла в погреб за брагой. Когда возвращалась обратно, увидела Сергея, который, минуя ворота, перелезал во двор через изгородь.
— Гляди, на сучок наткнешься! — крикнула она. — Чего ты, как волк, все время через изгородь лазишь?
— Мы с Петькой поспорили, кто быстрее перелезет, того катать на тележке, — ответил мальчик и раньше матери забежал в сени.
— Погоди, сынок, — остановила его Амина, — послушали, что я тебе скажу. При госте веди себя как следует, ешь не спеша, на стол не капай. В разговор старших не встревай.
— Ладно, мама! — Сергей с шумом хлопнул дверью, забежал в избу.
«Шустрый! — подумала Амина с гордостью. — Еще бы одного ребенка нам… Дочку бы…»
Амина внесла брагу, поставила на стол.
Все стали обедать, радушно угощая гостя.
Унур Эбат, сидя в тюрьме, прислушивался к опорам интеллигентов, расспрашивал их, стараясь помять, что происходит вокруг. Постепенно он начал разбираться, за что борются различные политические партии, за что десятки тысяч людей томятся в тюрьмах, идут на каторгу и в ссылку, находятся под негласным надзором.
Но, оказавшись в далекой сибирской деревне, он сразу оказался очень далек от того, чем интересовался в тюрьме. Теперь у него осталась лишь одна забота: как выжить в суровых условиях ссылки.
Ему, надо сказать, повезло. Деревня, в которой он отбывал ссылку, стояла на тракте, и Унур Эбат нанялся ямщиком к одному богачу-староверу. Хотя хозяин платил ему вдвое меньше, чем другим ямщикам, все же Эбат жил-лучше остальных ссыльных. Два года проработал он у своего старовера, но после смерти хозяина остался без работы и жить стал, подобно другим ссыльным, в голоде и холоде. Научился тачать сапоги, но оказалось, что этим делом прокормиться невозможно, потому что многие занимались тем же самым. Говорили, в дальних деревнях можно было бы подработать, но туда не отпускало начальство. Нанялся было Унур Эбат в работники, но хозяин приревновал его к своей жене, пришлось уйти. И рыбу он ловил, и с артелью собирал кедровые орехи, и чистил дымоходы, и снег разгребал, и дрова пилил, и сено возил — чего-чего только не делал. Наконец, этой весной кончился срок его ссылки, и Эбата освободили.