Круг

Откуда у бродяг налитые мощью плечи и ручищи, которым только подковы ломать? Откуда у бродяг мечи, что весьма красноречиво топорщат плащи? Почему здоровенные молодцы всячески скрывают лица и даже переговариваются шепотом? Верна усмехнулась, присела в свой уголок и припала к жбану с квасом.

«Плащи» оставили на столе серебряный рублик, гору обглоданных костей и груду грязных плошек, степенно поднялись и, скупо кивнув хозяину, вышли. Поднялась и Верна, сердечно поблагодарила корчмаря, прощаясь, многозначительно кивнула вослед клобукам, дескать, ничего себе важные птицы! Хозяин только и обронил сквозь зубы:

– Как пить дать заломовцы. Не хотел бы я оказаться на месте братьев-князей. Нет, не хотел бы!

Прыгнула в седло и пустила Губчика на дорогу, аккурат за таинственной троицей. Не особо скрывалась, на рожон, впрочем, тоже не лезла. Ехала себе шагах в ста, не отставала, не приближалась. «Плащи» шли тихим шагом, и почти сразу после корчмы кто-то из них оглянулся, хотя Губчик не топал и ступал, как и положено воспитанной лошади. «Плащи» ровно хребтами учуяли слежку, хотя назвать ли слежкой чье-то неприкрытое любопытство? Еще несколько раз по очереди оглядывались и, когда дорога вошла под лесной полог, сплетенный раскидистыми кленами, остановились. Один из троицы повернул коня и спокойно направил гнедого к Верне. Та встала и напряглась.

– Не отставай. Потеряешься. – Голос незнакомца вышел низким и гулким, ровно заломовец говорил из пустой бочки.

– Не отставать? – Верна хоть и была готова ко всему, но такого просто не ожидала.

– Если за нами едешь, так не отставай. Ведь за нами?

– Да.

Ага, парни чего только в жизни не повидали. Не удивились, не стали острить, дескать, баба за парнями едет, интересно, что ей нужно? Не стали ржать и гоготать, не потянули из ножен мечи и не простерли жадные руки. Ровно из дорожного мешка один достал нужные слова, только руку сунул.

– Я… мне…

– Потом расскажешь. Мало радости говорить одно и то же два раза подряд.

Придал гнедого пятками и размашистой рысью ушел вперед.

– Вперед, Губчик, нас ждут, – шепнула Верна и поспешила вслед за «плащом».

Какое-то время ехали молча. Троица хранила угрюмое молчание, а Верна исполнилась недоумения. Разве так должны вести себя незнакомцы, которых догнала шальная, вздорная бабища, хоть бы даже с мечом? Ну спросили бы, чего нужно, намекнули на то, что бывает у мужиков и баб. Но молчать?

– Меня кто-нибудь спросит, кто я такая и какого лешего за вами увязалась? – не выдержала.

– Встанем на привал – спросим, – буркнул тот из троицы, что выглядел постарше остальных. – Рот прикрой, кишки простудишь.

Словно землей накормили. Стиснула зубы и насупилась. Исподлобья окатила всех троих гневным взглядом и плюнула на дорогу. Ну хорошо же! Привал так привал.

За полдень свернули с дороги, ушли в лесок и разбили небольшой стан.

– Не боишься? – Старший из троих протянул попутчице кусок вяленой козлятины, завернутый в тонкий хлебец.

– Убить можете?

– Это не самое страшное, – повел речь обстоятельно, не торопясь. Глаза, светлые до того, что почти сливались с белками, глядели на Верну неотрывно. – Гораздо страшнее мука без времени. Молишь о смерти, а той нет и нет.

– Не боюсь. Живой не взяли бы. Обозлились да и прикончили.

Парни переглянулись.

– Больно ты уверена.

– Не вы первые. Знаю, что говорю.

– А за нами чего увязалась?

Верна помолчала. Мясо в хлебце больно хорошо. А с кваском – так и вовсе забыться и не встать…

– К Залому хочу.

Старший равнодушно поворошил уголья в костре.

– Знать такого не знаю. Ты знаешь? А ты?..

Остальные лишь плечами пожали, и лица у всех получились будто сундуки в бедняцкой избе, квадратные и пустые.

– Знаете, – усмехнулась Верна. – Да только признаваться не хотите.

– Тебе-то зачем?

– Разве помешает лишний меч?

– Лишний меч никогда не помешает. Ну допустим, заломовцы мы, тебе что за печаль? Деньги? Слава?..

– Не деньги, не слава, – обняла колени и уставилась в огонь. – Сама знаю, вам не скажу. Мое дело.

– Звать как?

– Зови Верна.

– Ты когда последний раз в зерцало смотрелась, Верна?

– Давно. А что?

– Глаза у тебя пустые. Мертвые. Смерти ищешь, дура?

– К Залому не возьмете, подамся к братьям-князьям! Меч лишним не бывает!

– Могла и сразу к братцам. Чего же к Залому?

– А так!

Трое переглянулись, и старший назвался:

– Я – Черный Коготь, это – Пластун, тот – Ворон.

Скинули клобуки, и Верна потрясенно раскрыла рот. До того мгновения сверкали из тени три пары глаз да белые зубы. А тут такое! Мало того что парни вышли примечательные, на дороге встретишь – всяко не забудешь, так ведь интересно стало, где они раздобыли цвет лица, схожий с темной медью, и где выгорели их волосы. Интересно, а глаза могут выгореть? У Черного Когтя они просто избела-голубые.

– А сказать, как поняла, что вы заломовцы? – буркнула.

– Уж будь любезна, – усмехнулся Пластун. Это он заговорил с ней на дороге и наказал не отставать. Космы высветлены на жарком солнце, а бородища, что разбуянилась прямо под глазами, осталась темна.

– Вот я, баба-дура, за вами увязалась. Иной в кусты поволок бы, вы же… когда в зерцало смотрелись последний раз, заломовцы?

Меднокожие переглянулись и оглушительно рассмеялись. Не хотела, но и сама улыбнулась.

– Потом, все будет потом. Бабы, корчмы, вино, – буркнул Черный Коготь.

– Бережетесь для чего-то. Любой глазастый дурак приметил бы.

– Не больно-то охота на мече по глупости помереть, – подхватил Ворон. – Ведь меч не просто для красоты таскаешь? Сдуру и прирезать можешь.

– Могу и прирезать. Особенно сдуру.

– Есть у нас интерес послаще сдобных баб. – Черный Коготь нехорошо улыбнулся, и могло бы кострищное пламя замерзнуть под светлыми глазами, непременно замерзло.

– Жуткие вы. Мне бы радоваться, что руки не тянете, а только страшнее делается.

– Вот и встретилась нежить с нежитью, – усмехнулся Пластун.

Отдыхали недолго. Только лошади подобрали у коновязи траву, снарядились в путь, уже вчетвером. Дорогой не разговаривали, каждый пребывал сам в себе, и ни за что Верна не согласилась бы оказаться в средоточии мыслей новых попутчиков. Знать не знала ни Залома, ни братьев-князей, но того, что с лицемерами случается в думах возвращенцев, не пожелала бы и врагу. «Плащи» молчали до того пронзительно и зловеще, что иногда Верне мерещился черный дымный след, какой происходит от злого огня, пожирающего дерево. Чадный, густой и жирный. Даже оглянулась, бросила за спину опасливый взгляд. А вдруг?