Круглая Радуга

Это не стало последней их встречей, но впоследствии рядом всегда оказывался кто-то ещё, кризисы с наркотой, возмущение из-за палева, настоящего или нависшего, а потом, как и боялся, Бодайн помалу начал, беспомощно, со стыдом, отпускать Слотропа. При определённых запарках теперь, когда он видит белую сеть, разметавшуюся по всем направлениям, он толкует её как эмблему боли или смерти. Он начал уделять больше своего времени Труди. Их подругу Магду повязали за мелкое правонарушение первой степени и увезли в Леверкузен, в заросшие задворки, где электролинии плюются над головой, пыльные кирпичи разводят сорняки из трещин, ставни постоянно заперты, трава и сорняки превращаются в горчайший осенний пол. По некоторым дням ветер приносит пыль аспирина с завода Байер. Люди вдыхают её и становятся присмиревшими.

Они оба чувствуют её отсутствие. Бодайн вскоре обнаруживает, что его характерно наглый смех, хйех, хйех, стал более Немецким, тйахц, тйахц. Он также принимает некоторые из давних обликов Магды. Добродушные и удобные для вхождения облики, как на балу маскараде. Это трансвестизм заботливости и случается с ним в первый раз в жизни. Хотя никто не спрашивает, слишком заняты делами, он считает, что это нормально.

Свет в небе натянутый и чистый, в точности ириска после двух первых вытяжек.

– Умереть странной смертью,– Гость Слотропа мог к тому времени нацарапать строки углём на стене, голосами в трубе, людскими созданиями на дороге,– цель жизни в том, чтобы умереть странной смертью. Сделать так, что когда бы она ни нашла тебя, нашла бы тебя при очень странных обстоятельствах. Такою жить жизнью...

Экспонат Т-1729.06, Бутылка содержащая 7 кс Майского вина. Анализ показывает наличие сушёного ясменника, лимонной и апельсиновой кожуры.

Веточки ясменника, известного также как Хозяин Лесов, носили ранние воины Тевтоны. Он приносит успех в битве. По-видимому, какая-то часть Слотропа влетела в самовольщика Джабаева однажды ночью в сердце центральной части Нидершаумдорфа. (Некоторые полагают, что фрагменты Слотропа разрослись в полноценные отдельные личности. Если так, то невозможно определить какие из нынешнего населения Зоны являются отпрысками его изначального рассеивания. Предположительно, его последним фото стала обложка единственного альбома из когда-либо записанных Дураком, Английской рок-группой—семеро музыкантов позируют, в нахальном стиле ранних Стоунз, возле давней воронки ракеты-бомбы, в Ист-Энде, или к Югу от Реки. Вокруг весна и Французский тимьян цветёт изумительным белым кружевом по накидке зелени, которая теперь прячет и смягчает истинный вид старого бута. Невозможно определить, которое из лиц является Слотропом: единственное приложимое к нему печатное упоминание «Гармоника, казу—друг». Однако, зная его Таро, нам следовало бы ожидать его в Смиренности, среди серых и отринутых душ, искать его дрейфующим во враждебном свете неба, во тьме морской... )

И вот лишь только раскосо кошачий глаз заката остался на равнине этого вечер, ярко серый на фоне пурпурного потолка облаков, с радужкой из более тёмного серого. Он скорее видится над, чем смотрит на, эту собирушку Джабаева и его друзей. Внутри города, проводится странный сход. Деревенские идиоты из деревень по всей Германии стекаются сюда (течёт изо рта тоже, оставить позади яркий след цвета, чтоб людям было на что указывать в их отсутствие). Ожидается, что сегодня они примут резолюцию с обращением к Великобритании о предоставлении статуса члена Содружества и возможно даже подадут заявку на членство в НАТО. Детей в приходских школах попросили молиться за их успех. Может быть, 13 лет скрытного сотрудничества Ватикана прояснил разницу между тем, что свято, а что нет? Ещё одно Государство формируется в ночи, не без театральщины и увеселений. Потому-то в эту ночь преобладает Maitrinke, которого Джабаев раздобыл несколько литров. Пусть деревенские идиоты празднуют. Пусть святость изливается от них в рябь интерференции, аж пока не застит свет фонарей в зале собрания.

Пусть шеренга хора выступит героически: 16 оборванных пучеглазых старожилов, что несогласованно шаркают по сцене, сдрачивают в унисон, вертят членами в пародии на упражнения с пиками, размахивают попарно и потройно своими зелёно-лиственными древками, выставляют изумляющие шанкры и повреждения, кончают фонтанами спермы с пронизью крови, что плещут на заскорузлые складки штанов, пиджаки цвета грязи, с карманами обвисшими как 60-летние титьки, щиколотки без носков постоянно извоженные пылью маленьких площадей и обезлюженных улиц. Пусть уракают и колотят по спинкам сидений, пусть течёт слюна по-братски. В этот вечер кружок Джабаева добыл, через плохо скоординированный вломись-схвати-и-ходу!, в доме единственного в Нидершаумдорфе доктора, здоровенный шприц для уколов и иглу. Сегодня будут вводить вино. Если полиция в пути, если далеко на дороге некие одичалые уши могут уже различить рокот оккупационной колонны за километрами ночи, машут из-за пределов видимости, из-за наислабейшего брезжания первых фар, всё равно никому не удастся сломить кружок. Вино будет править всем, что предстоит. Разве тебе не случалось очнуться с ножом в руке и головой в унитазе, муть длинной крови вот-вот сплюнется из-под верхней губы, и рухнуть обратно на истёртый капилляристо-красный ворс, где ничего такого никак не могло ведь случиться? И очнуться опять к женскому визгу, к воде канала, что леденит твои полузатопленные ухо и глаз, опять к несчётным Крепостям, пикирующим с неба, опять, опять... Но нет, никогда до конца.

Винное ускорение: винное ускорение смеётся над притяжением, оказываешься под потолком лифта, что взмывает вверх и уже ни за что не опуститься. Ты разделяешься надвое, на Двух основных, и каждое «я» в курсе про другое.

Оккупация Мингборо

Грузовики катят подгору, где шоссе Штата сужается, примерно в три часа дня. Все фары горят. Упорный электрический взгляд за взглядом переваливают через гребень холма, между деревьев клёна. Шум ужасный. Коробки передач трещат, когда каждая из машин скатывается до конца спуска, усталые крики «На двойное сцепление, идиот!» долетают из-под брезента. Яблоня у дороги в цвету. Ветви мокрые от утреннего дождя, тёмные и мокрые. Под ним сидит, с кем угодно кроме Слотропа, голоногая девушка, блондинка и коричневая как мёд. Её зовут Марджери. Хоган вернётся с войны на Тихом океане и станет за ней ухаживать, но его обскачет Пит Дюфей. У неё с Дюфей будет дочка по имени Ким, а косички Ким будут обмакиваться в школьные чернильницы Хоганом-младшим. Всё так и будет, при оккупации или там без, с или без дяди Тайрона.

Дождя в воздухе прибывает. Солдаты собираются у Гаража Хикса. На задворках участка смазочная свалка, яма, полная подшипников, дисков сцепления, кусков трансмиссии. На парковке пониже—пополам с подстриженной зеленью кондитерской, откуда он дожидался первого кусочка очень жёлтого школьного автобуса появлявшегося из-за угла в 3:15, и знал у кого из старшеклассников можно выпросить мелочь—шесть или семь старых автомобилей Корд на разных стадиях запылённости и развала. Сувениры из ранней империи, они блестят как катафалки сейчас в предчувствии дождя. Рабочие отделения уже выкладывают баррикады, а группа захвата вторглась в серую вагонку Магазина Пиццини, что стоит здоровенным амбаром на углу. Ребятишки крутятся возле погрузочной платформы, щёлкают семечки из пеньковых мешков, слушают, как солдаты освобождают туши телятины из холодильника Пиццини. Если Слотроп хочет добраться домой отсюда, ему надо скользнуть на тропку рядом с двухэтажной кирпичной стеной Гаража Хикса, зелёная тропа, вход в которую прячется за мусоросжигалкой магазина и навесом, где Пиццини держит свой грузовик доставки. Потом срезаешь через два участка, которые не точно прилегают спиной-к-спине, так что огибаешь один забор, а дальше по проезду. Эти оба, окаменело смолистые и почернелые дома старушек, полные кошек, живых и чучельных, запятнанных абажуров, салфеточек и скатёрочек на стульях и столах, и предсмертного сумрака. Потом пересекаешь улицу, идёшь по подъездной дорожке миссис Снод вдоль ряда штокроз, через проволочные ворота и задний двор Сантора, обогнуть забор-перила, где ограда заканчивается, пересечь свою улицу, и дома...

Но тут оккупация. Возможно, уже издан запрет детям срезать напрямик, как и на передвижения взрослых. Может уже слишком поздно идти домой.

Снова в Der Platz

Густав и Андрэ вернулись из Коксэвена, свинтили мембранодержатель и мембрану из казу Андрэ и заменили их фольгой—прокололи дырочки в фольге, и сейчас курят гашиш из казу, клапанируя пальцем короткий конец, па-па-пах для смешивания с воздухом—оказывается проныра Кислота подрядил экс-Пенемюндовских инженеров, из отдела двигателя, для проведения долгосрочного изучения оптимального дизайна трубки для гашиша—в значениях скорости потока, передачи тепла, контроля отношения воздух-дым, самой совершенной формой оказалась форма классического казу!

Ага, ещё одна странная вещь у казу: поворотная резьба над мембраной в точности такая же как у патрона электролампочки. Густав, старый добрый Капитан Ужас, в очень жёлтых Английских очках для стрельбы («помогает тебе быстрее попасть в вену: по-моему»), любит провозглашать это несомненной подписью Фебуса. «Вы дураки думаете, будто казу подрывной инструмент? А вот»—он всегда прихватывает электрическую лампочку в свои дневные обходы, незачем упускать возможность депрессировать подвернувшегося наркомана… ловко вкручивает лампочку поверх мембраны, заглушая её,– «Видал? Фебус стоит даже за казу. Ха! Ха! Ха!» Schadenfreude, хуже затяжного лукового бздения, заполоняет комнату.

Но лампочка Густава—никто иной, как наш друг Байрон—хочет сказать нет, это вовсе не так, это Казу провозглашает братство со всеми пойманными и угнетёнными электролампами...

Здесь идёт кино, по секрету. На этаже, 24 часа в сутки, как ни заглянешь, так и есть, всё тоже грёбанное кино! Откровенно наглый и безвкусный фильм Герхарда фон Гёля из ежедневных, фактически, съёмок для проекта, который никогда не будет завершён. Шпрингер планирует просто так и крутить без конца, по секрету. Называется Новый Наркотик, и всё кино об этом, новейший вид наркотика, о котором никто вообще не слыхал. Самое паскудное свойство у этой хрени, что стоит только принять и ты уже неспособен когда-либо хоть кому-то сказать как оно вообще действует или, ещё хуже, где это можно достать. Толкачи тоже без понятия, как и любой другой. Всё, на что остаётся надеяться, что прижучишь кого-то в момент приёма (впрыскивает? курит? глотает?) дозы. Это такой наркотик, что сам тебя находит, как видно. Часть вывернутого мира, чьи агенты бегают с пистолетами, которые как пылесосы действуют в направлении жизни—нажал на курок и пули высосались обратно из недавно убитого, в дуло, и Великое Необратимое по сути обратилось и труп оживает под аккомпанимент обратно направленных выстрелов (можешь себе представить до чего наркозадроченное и превратное понятие про развлекуху нужно иметь для ежедневного звукоредактирования всего этого). Мелькают титры вроде

ГЕРХАРДТ ФОН ГЁЛЬ АМИТАЛ-НАТРИЕВЫЙ МУДАК!

А вот он и сам, напыщенный лицедей, сидит на унитазе, на… ну на чём-то смахивающем на необычно большой горшок, чтобы приучать малыша им пользоваться, высоко между ног сидящего подымается фарфоровая голова шакала с тем, что оказывается, надо же, какая неловкость, косяком, в довольно распущенно ухмыляющемся рту—«Посредством зла и орлов»,– мелет Шпрингер,– «климат блондинит себе потихоньку, ибо они не в силах под развязанной войной. Нет, не для проказ пока не явятся наблюдатели в рвущихся простынях земли совокупляться и говорить медошница блилар медуметноз и бергамот в игривой фантазии под троном и носом наименее милостивого короля...»– ну там катит немало ещё такой же потетени, как раз время отвлечься на попкорн, за который в Platz впаривают семена ипомеи разжаренные до коричневых взрывчиков. Никакая регулярная компания здесь вообще-то не собирается, отсматривать помногу фильма по секрету—только гости забредают: друзья Магды, перебежчики из большого аспиринового завода в Левенкузене, там в уголке, брызгают освобождённым кукурузным крахмалом с водой на голые тела друг друга, с нездоровым хихиканьем… последователи Ай Чинг, у которых излюбленная гексаграмма вытатуирована на каждом пальце ступней, что не способны оставаться долго на одном месте, а почему? Из-за гексаграммного зуда! приспотыкиваются также бродячие магистры магии, которые не могут сдержаться, чтоб не распахиваться настежь перед разрушительными посещениями Клипота, хохмачи с доской Уиджи, полтергейстами, всякой сволочью астрального уровня, сплошь алкаши да хлюпики—да, все они зачастили в Der Platz нынче. Но альтернатива в том, чтобы кого-то не пускать, а других да, но никто не готов к такому... Решения такого рода для ангела на очень высокой должности, что смотрит на нас и на наши бесчисленные извращённости, ползание по чёрному атласу, затыкание рта рукоятью хлыста, слизывание крови с укола в вену любовника, и тому подобное, каждый вырвавшийся смешок или вздох, так оно и продолжается под приговором к смерти, а глубокая красота во всём этом ангелу и близко никогда не доходила...