Круглая Радуга

Слишком нетерпеливый, чтобы дожидаться первой звезды, Слотроп заходит в отель. Ковры нечищены, всё пропахло алкоголем и жавелем. Матросы и девушки прогуливаются туда-сюда, вместе и по отдельности, пока Слотроп параноится от двери к двери, высматривая кого-то, у кого есть что ему сказать. Радиоприёмники играют вовсю в комнатах с увесистой мебелью. Лестничная клетка оказывается не очень вертикальной, а скошенной под некоторым углом, а спадающий по стенам свет всего из двух цветов: землистого и блекло-лиственного. На самом верхнем этаже Слотроп замечает, наконец, старую материнскую femmedechambre, что заходит в какую-то из комнат со сменой постельного белья, очень белого в глубине сумерек.

– Зачем ты сбежал,– грустный шёпот звучит словно в телефонной трубке откуда-то очень издалека.– Они хотели тебе помочь. Ничего плохого не сделали б... – Её волосы завиты кверху, в стиле Джорджа Вашингтона, со всех сторон. Она уставилась на Слотропа под углом в 45°, терпеливым взором игрока в шахматы на парковой скамье, очень большой, добродушно горбатый нос и сияющие глаза: вся из себя крахмальна, крепко сложена, носки её кожаных туфель слегка загибаются кверху, полосатые красно-белые носки на громадных ступнях придают общий вид вспомогающего существа из какого-то иного мира типа эльфа, что не только начистит обувь пока ты спишь, но ещё и подметёт маненько, поставит горшок на огонь перед тем, как проснёшься и, может быть, живой цветок на подоконник—

– Ещё не поздно.

– Вы не понимаете. Они убили моего друга.– Но увидеть это напечатанным в Times, так публично… как может что-то подобное быть реальным, настолько реальным, чтоб убедить его, что Тантиви не перешагнёт порог однажды, как вы парни и застенчивая улыбка… эй, Тантиви, ты где пропадал?

– Где я пропадал, Слотроп? Ну ты умеешь пошутить.– Его улыбка снова озаряет время и вольный мир...

Он достаёт карточку Ваксвинга. Старуха расплывается в невиданной улыбке, два зуба оставшиеся у неё в голове лучатся под свежевключенными на ночь лампочками. Большим пальцем она отсылает его выше и шлёт ему то ли V-знак-победы, то ли захолустное заклятье против сглаза, чтоб не скисало молоко. Что бы то ни было, хихикает она саркастически.

Выше только крыша и типа вроде как пентхаус, по центру. Три молодчика с бачками Апашей и молодая женщина вооружённая плетёной кожаной дубинкой сидят перед входом и курят тонкие сигареты двусмысленного аромата. «Ты заблудился, monami».

– Да ладно,– снова машет карточкой Ваксвинга.

– Ах, bien... – они сдвигаются в сторону, и он заходит в разнобой канареечно-жёлтых шляп от Борсалини, обуви на пробковых подошвах из книжек комиксов, с громадными круглыми носками, до фига тех седельных прошивок контрастных цветов (таких как оранжевый на синем и, вечный фаворит, зелёный на лиловом), будничные стоны усмиряемого дискомфорта, обычно слышные в публичных туалетах, телефонные переговоры внутри тучи сигарного дыма. Ваксвинга нет, но один из коллег приостанавливает какую-то громкую сделку при виде его визитки.

– Что нужно?

– Carted’identit'e, проезд в Цюрих, Швейцария.

– Завтра.

– Место ночёвки.

Человек протягивает ключ от одной из комнат внизу. «Деньги есть?»

– Немного. Только не знаю, когда смогу—

Отсчитывает, прищуривается, перепролистывает. «Вот».

– Э…

– Всё нормально, это не в долг. Из прошлого заработка. Теперь, отель не покидать, не напиваться, держись подальше от девушек, что тут работают.

– О…

– Увидимся завтра.– Вернулся к делам.

Ночь Слотропа проходит с неудобствами. Никак не удаётся заснуть дольше, чем минут на десять. Боевые группы клопов совершают вылазки на его тело не без учёта уровня его сонливости. Алкаши стучат в дверь, алкаши и пропавшие без вести.

– Тайр, впусти меня, это Дампстер, Дампстер Вилард.

–Что за—

– Сегодня совсем плохая ночь, извини. Мне не стоило так врываться, от меня больше неприятностей, чем я того стою… слушай… я замёрз… я долго добирался...

Резкий стук. «Дампстер—»

– Нет, нет. Это Мюрей Смайл, я был с тобой в учебке, 84 рота, помнишь? У наших серийных номеров разница всего в две цифры.

– Мне надо было впустить… впустить Дампстера… куда он делся? Или я заснул?

– Не говори им, что я тут был. Пришёл сказать, что тебе не обязательно возвращаться.

– Правда? Они сказали, что ничего?

– Да, ничего.

– Хорошо, но они так сказали?– Тишина.– Мюрей?– Тишина.

Ветер звучно продувает железо пожарной лестницы, а внизу по улице кувыркается упаковочный ящик для овощей, деревянный, пустой, тёмный. Должно быть четыре утра.– «Пора возвращаться, блядь, я опаздываю...»

– Нет.– Только шёпот... Но с ним остался только её «нет».

– Эт кто? Дженни? Это ты, Дженни?

– Да, это я. О, милый, как хорошо, что я тебя нашла.

– Но я должен... – Они бы ей позволили жить с ним в Казино…

– Нет, я не могу.– Но что у неё с голосом?

– Дженни, я слышал твой парень убит, кто-то мне говорил, через день после Нового года… ракета… мне надо было прийти, посмотреть, как ты… только я не пошёл… а потом Они забрали меня в то Казино...

– Это ничего.

А где-то, тёмными рыбинами затаившимися вне углов отражения в течении этой ночи, Катье и Тантиви, два гостя, которых он хочет увидеть больше всего. Он пытается подправить голоса, что подходят к двери, смодулировать как на губной гармонике, однако, не получается. То, чего он хочет, запрятано слишком глубоко...

Перед самым рассветом стук становится совсем громким, упорным как сталь. Слотропу хватило ума не откликнуться на этот раз.

– Открывай давай!

– Военная полиция, открывай.

Американские голоса, голоса кантри, высокие и безжалостные. Он лежит, промерзая, думая выдадут ли его пружины кровати. Потому что впервые он слышит Америку, как она должна звучать для не-Американца. Позднее он припомнит, что более всего его изумила фанатичность, уверенность не просто в силе, а в правоте того, что они сделают… когда-то давным-давно ему говорили, что именно так будут вести себя Нацисты, а тем более Япошки—а мы всегда играли по-честному—но эти двое за дверью настолько же деморализуют, как ближний план Джона Уэйна (в ракурсе, что подчёркивает насколько у него раскосые глаза, смешно: как ты до сих пор не замечал), орущего БАНЗАЙ!

– Погоди, Рой, вон он—

– Хопер! Иди сюда, падла—

– Вы больше не запхнёте меня в смирительную рубаааашку!– Голос Хопера гаснет за углом, военная полиция бросаются в погоню.

Слотропу доходит, вместе с рассветом за жёлто-коричневой занавеской в окне, что это его первый день За Пределами. Его первое утро на свободе. Он не обязан возвращаться. Свободный? Что такое свободный? Он наконец-то засыпает. Ближе к полудню молодая женщина заходит в комнату, открыв дверь своим ключом, и оставляет документы. Теперь он Английский военный корреспондент Йан Скафлинг.