Круглосуточно моя

– С ума меня сводить, вот что! Дмитрием Игоревичем я не могу уже быть по определению, так как взял на себя обязательства защищать и оберегать тебя взамен на твое полное послушание, - с деланной суровостью отчеканил он.

Влада наконец-то вздохнула свободно и лукаво улыбнулась.

– Как вам будет угодно, Дмитрий Игоревич! Попозже определим границы моего полного послушания, - она поняла и приняла условия игры, которая заводила Дорохова. Такой сильный, независимый, жесткий, когда нужно, нашел в ней свой антипод, свою тихую гавань. Уютное убежище для души, где его будут принимать хозяином положения не потому, что так надо или ситуация обязывает, а по доброй воле, потому что есть потребность – мягкой волной ласкать суровый каменный утес. Влада осознала, что Дим внутренним чутьем угадал ее потребность довериться мужчине, быть под его защитой и не качать права.

Они совпали по главному критерию, как Инь и Ян, как твердость и мягкость, как волна и камень.

Конечно, счастье ее будет недолгим, но сколько бы оно ни продлилось – оно будет. Она преодолеет стыд, боль, лишь бы только не оттолкнуть Дима. И снова «Ну, пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!» - она попросила у Вселенной, чтобы все было хорошо.

И это самое Все просто не могло быть не хорошо! Сейчас оно смотрело радостными серыми глазами и едва не урчало, как кот от удовольствия.

– А ты сама что-нибудь ела за сегодня, кроме чая с пироженкой? – отставив чашку, чтобы взять ее за руку, спросил Дим.

Влада немного растерялась. Как непривычно, необычно, до тревожно- восхитительной дрожи где-то под ложечкой, было осознание того, что о тебе заботятся.

– Я не хочу, - сказала она правду. – Я устала, - вдруг вырвалось у нее. Она испуганно кинула взгляд на Дима – от мужа за такое слово можно было стопроцентно огрести на свою попу злоключение.

– Прости, я загонял тебя. Давай на море сходим, освежимся, а потом и аппетит придет, - Дорохов, от того, что Влада больше не пытается убежать, светился, как стопятидесятиваттная лампочка.

– Давай.., - Влада опять хотела добавить - «те», но прикусила язык.
– Я сейчас переоденусь.

– Я с тобой. Боюсь, чтоб ты не сбежала. Все равно я у тебя уже был и еще буду,- безапелляционно заявил он.

– И я теперь всегда должна буду говорить «Слушаюсь и повинуюсь»? – с притворной обреченностью спросила Влада. Она не боялась, что в номере он будет приставать к ней.

– Конечно, моя женщина!

– А ты на море прямо так пойдешь? В туфлях, в брюках, без плавок?

– А откуда ты знаешь, что я без плавок? – коварно прищурился Дорохов.

Влада хватнула воздуха, ей показалось, что от смущения сейчас забудет, как дышать.

– Я не знаю, я имела в виду купальные,- пробормотала Влада и начала заливаться краской, приведя мужчину в неописуемый восторг. Ценой неимоверных усилий он держался, чтобы не схватить ее в охапку и … «Угомонись, купаться идем!» - остудил пыл его внутренний голос.

– Ладно, ты права, я зайду за тобой. Дверь на закрывай.

Подгоняемый желанием увидеть тонкую фигурку девушки без юбко-блузок, он переоделся почти как в армии – и спичка бы не успела прогореть. И вошел в комнатку, застав ее в интересном положении – стоя на коленях она тянулась рукой под кровать, пытаясь достать заколку, которая самым бессовестным образом запрыгнула туда. Ее купальник, целомудренно закрывавший плечи и ключицы, сейчас оттопырился, и Дорохов, едва не выматерившись, увидел кусок татуировки.

Ухватив девушку за талию, он поставил ее на ноги и, не спрашивая разрешения, стянул купальник с плеча.

Влада зажмурилась от страха, а Дорохов скрипнул зубами от злости.

– Это он заставил сделать? – глухо, едва сдерживая бешенство, спросил он.

Девушка, дрожавшая от стыда и унижения, которые все равно ей предстояло пережить когда-то, смогла только молча кивнуть.

Будто боясь обжечься, Дим вернул купальник на место и порывисто прижал к себе готовую разреветься Владу. Успокаивающе гладя ее по голове, он сказал:

– Готовься передачки в тюрьму носить. Я его прибью.

– Вот же сука! И ты поэтому от меня бегала?

Влада шмыгнула носом, хотела кивнуть, но Дим бы сверху этого не увидел, так как она уткнулась ему в грудь. Душа разрывалась от страха. Сказать сейчас всю правду или еще отложить. Про татуировку уже сам узнал. Вот зачем ему такое счастье? Для него тоже слишком много потрясений. Думал, что она просто капризная недотрога, а она настоящий ящик Пандоры. Сколько она еще принесет ему огорчений? И сколько он сможет выдержать? Ей стало так жалко себя, что слезы невольно закапали из глаз, намочив футболку обнимавшего ее мужчины.

Дим отстранился, держа ее, как куклу, на вытянутых руках.

– Ну что опять? – попытался он сделать вид, что ничего не произошло. Однако сам терпеть не мог фальши, поэтому непринужденностью в его вопросе и не пахло. Он просто пребывал в эмоциональном шоке. Услышать, как какой-то урод измывался над его девочкой, (а теперь он уже был уверен, что дело скандалами не ограничивалось), это не то, что хочется слышать, знать. Он, как дурак, размечтался о девственнице, которая была бы чистым листом, а влюбился в запуганного, травмированного подранка.

Сейчас от бешенства ему хотелось что-нибудь расколотить, сокрушить, куда-нибудь свои кулаки всадить или в кого-нибудь, вернее, он знал в кого.

Но надо сдержаться, иначе она закроется в свою раковину , потом не достанешь. Он должен выслушать, нужно пережить с ней эту гадость и освободить ее душу от гнета не своей вины.

Приложив ладони к ее лицу, он осторожно вытер слезинки, указательным пальцем провел по носу, легонько ткнув в кончик.

– Ну –ка выше нос! Ты мне все сейчас расскажешь, и мы забудем об этом. Договорились? – Хотя он понимал, что Влада хочет не просто рассказать, а именно оправдаться. Не каждая девушка носит татуировку «Собственность г-на Угличского». Единственное, чем он мог облегчить ее моральные терзания – это показать ей свое твердое желание защитить. Хотя его постоянно преследовало и другое твердое желание, которое временами от паха простреливало чуть ли не в мозг. Вот и сейчас нужно прижимать ее к себе, а показывать возбуждение совершенно недопустимо. Как ни крути, от любого контакта с ее телом, его член норовил подняться по стойке «смирно». Сцепив зубы, он сел на кровать и снова усадил к себе на коленки, практически целомудренно поглаживая по спине.

– Мы пошли на новогодний корпоратив к ..мужу на работу. На мне было длинное платье с открытыми плечами. Ему не понравилось, что все на меня глазели и приглашали танцевать. Дома он устроил мне проверку на прочность. Обвинил меня в том, что я распускаю хвост перед чужими мужиками, провоцирую, веду себя как ..проститутка. И он не удивится, если я загуляю с кем –нибудь. В общем, обрисовал мой моральный облик так, что мне самой стало гадко от себя. Мне пришлось извиняться, но он не реагировал. Я плакала, мне было обидно, что он не слышит меня. И я не знала, как убедить, что у меня ничего такого и в мыслях не было. Тогда он соизволил заговорить и сказал, что готов простить, если я докажу ему свою преданность. Я, конечно, согласилась – быть виноватой – это не выносимо. И он тут же нашел мастера, который приехал на дом и сделал татуировку. Причем, я была настолько расстроена и подавлена, что даже не спросила, что я буду всю жизнь носить. А мастеру он показал на бумажке. – Все это Влада выпалила на одном дыхании, будто эта тайна жгла ее изнутри. Ее речь прерывалась всхлипываниями. И у Дорохова самого не раз перехватывало дыхание.