Круиз 'Розовая мечта'

– Что он умеет?
– Сергей направился в ванну, отбрасывая на кресло и диван пиджак, рубашку и галстук.

– Я думаю - все. В пределах какой-нибудь офисной должности... Конечно, не письма разносить. Он гордый.

– Письма теперь разносят факсы и телетайпы. А гордые способные молодые люди, умеющие все, как ты полагаешь, проживают в калифорнии или в подмосковных имениях...

Прежде, чем закрыть перед моим носом дверь в ванную, Сергей сказал:

– Звони завтра после обеда Афанасию. Я с ним поговорю

...В заключении обстоятельной беседы с афанасием Ивановичем директором детективного агентства "Модус", обнадеженная доброжелательностью бывшего "батюшки", я заверила:

– Мне кажется, вы с ларой не пожалеете об этом приобретении. Только одна просьба, Афанасий, как от бывшего лечащего врача: если надумаешь что-то предложить ему, позвони сам. Этот парень болезненно честолюбив и не умеет навязываться.

Я представила, как снисходительно улыбнулся афанасий, прежде чем ласково пробасить:

– Только ради тебя, Славочка.

Глава 27

Апрель приближался к концу. Вчера мне исполнилось тридцать шесть. Сегодня у нас гости, а завтра я лечу в графство Эссекс, где в частной общеобразовательной школе, известной своими двухсотлетними традициями, заканчивает первый год обучения в группе старшеклассников Соня.

Я уже распрощалась со Службой доверия и пока не ощутила потребности в другой работе. Квартиру теперь два раза в неделю убирает разговорчивая хохлушка Таня, она же сегодня с утра поставила по моему рецепту пирожки, которые вечером будут выданы за мои. Особенно тяжелым испытанием для Татьяны стало приготовление сациви. Смешивать курицу с орехами, луково-яичным желе и чесноком являлось, по её мнению, чуть ли не преступлением.
– "Неужто нельзя все это съесть поотдельности? Если денег много, так надо все портить, вот блажь-то!" - Я попыталась объяснить, что сациви - национальное, народное грузинское блюдо, но проследить за его приготовлением поленилась. Ни хозяйственного, ни профессионального, ни супружеского энтузиазма я в себе не наблюдала. Вот только материнские чувства ещё теплились. Я держала фотографию дочери на своей прикроватной тумбочке, чтобы видеть её сразу, как только открою глаза - снятую "полароидом" растрепу с цветным ранцем в обнимку.

А в потайном отделении портмоне пряталась фотография Юла - крошечный снимок, сделанный для водительских прав. С прилизанными назад волосами, в круглых очках и белой рубашке он смахивал на студента-отличника из хорошей семьи.

Вчера, 28 апреля, Юл пригласил меня в ресторан. На сидении его нового "Аудио" лежала охапка палевых роз - крупных и ароматных, как я люблю.

– Здесь, кажется, полсотни. Ты, дружище, яно преувеличил.
– Сказала я, подхватив букет и погрузив в цветы лицо.

– Их всего тридцать. Мы знакомы с тобой пять месяцев. Каждый из них я приравниваю к полугоду - то есть умножаю на шесть, по количеству ничего не значит без показателя качества.
– Он потянулся ко мне и мы торжественно поцеловались, зажатые рулем и букетом.

От Юла пахло слабым, изясканным парфюмом. Он окончательно перешел на линзы и стал связывать сзади волосы в "африканскую косичку". Судя по темному костюму и белой рубашке с бабочкой, он собрался отвезти меня в приличный дорогой ресторан, где весь вечер вокруг нас будут щебетать тошнотворно вежливые официанты, а Юл небрежно закажет "Шато-Марго" или шампанское, черную икру и экзотические фрукты - именно то, чем принято ублажать утонченную пресыщенную даму.

– Если хочешь сделать мне подарок, поедем к тебе? Я страшно соскучилась.

– Сегодня заказывает музыку Слава. Я послушный раб капризной богини.

Резко развернув автомобиль, Юл направился к району Мосфильмовской, где недавно поселился в двухкомнатной квартире, оборудованной со скромным шиком. Хорошая техника, минимум мебели, максимум книг и роскошная, несколько претенциозная, ванная комната.

Юл сочинил её для меня, используя туманно-графитовый с золотыми прожилками кафель и матово-черную сантехнику. Когда я разрезала ножницами ленточку - ванна была готова к купанию, благоухая жасмином. И Юл не отстал, пока я не погрузилась в нежную, тающую от моего прикосновения пену. Затем сел рядом и, щелкнув зажигалкой, зажег свечи, которые я только теперь заметила, а также букет белых роз, стоящих в напольной вазе. Погасив свет, он молча обрывал олепестки и бросал их в воду.

– Только заржавевшей бритвы не хватает.
– Нехорошо пошутила я, смекнув, что Юл осуществил сочиненную мною тогда по телефону мизансцену. И нсмотря на горячую воду, по моей коже побежали мурашки - на мрачных кафелинах плясали световые блики, а отраженный в зеркальном потолке черный эмалевый овал с моим алебастровым телом напоминал саркофаг.

– Я тогда ещё поклялся, что реализую твою насмешливую подсказку. Но не знал, что все будет совсемпо-другому... Бритва не нужна - нужна ты. Ты это тысячи прекрасных смертей...
– Он разделся и поднял меня из воды. Сейчас мы совершим двойное самоубийство.

Наша любовь в ванной оказалась не очень удачной - мешали свечи, кафель и розы. Мокрые и возбужденные, мы перебрались в спальню, где кроме низкой кровати, занимавшей пости все двенадцатиметровое пространство, не было ничего...

Как я наслаждалась новым Юлом, стремительно вылупившимся из кокона подобно прекрасной бабочке. Нищий превратился в принца без всяких усилий, и бросил полученное богатство к моим ногам. Ему нравилось делать мне подарки, кормить дорогими лакомствами. Он дрожал от счастья, усаживая меня впервые в шикарную машину, и устроил сюрприз с новосельем (уже упомянутый эпизод в ванной). Я недоумевала, опасаясь задавать вопросы после того, как Юл дал знать: "Мои дела - это стена, и не пытайся пробить её носом, как Буратино нарисованный очаг". Именно так я поняла нашу полушутливую беседу.

– Чем ты занимаешься у афанасия? Так щедро оплачивают только весьма ответственные услуги.

– Это правда, детка. Я учу "Закон Божий", а потом провожу спецкурс библейской мудрости с наиболее трудными клиентами агентства. Например: дяденька поклоняется золотому тельцу, дяденька не может остановиться, хапая "бабки" и теряя совесть. При этом он жертвует на храм и молит Всевышнего способствовать его обогащению. Я говорю ему: "Не проси у Бога того, что получаешь от дьявола. Богу свойственно делать сердце сокрушенное и смиренное, трезвенное, целомудренное и воздержанное, кающееся и умиленное". То есть Иоанна Златоуста цитирую. Действует беспроигрышно.

– Юл, а если серьезно?

– Я занимаюсь бумажной, архивной работой. То есть компьютерным банком информации. Это работа ответственная.

– Как тебе доверили сразу такое дело? Они сто раз проверят, потом посадят. В архив, разумется.

– Проверяли. Теперь для этого есть специальная метода - тесты, детекторы и т. д. У меня - высший коэффициент надежности! Вещь, между прочим, редкая.

– Но откуда такие деньги? Я бспокоюсь о тебе, Юл.
– Все это я вещала, сжавшись на сидении новой машины, стоимость которой в сопоставлении с доходами Юла, приводила меня в содрогание.

– Автомобиль принадлежит фирме. А в остальном мне просто повезло. Наше агентство - акционерное общество, и пайщики получают проценты от доходов. Шефу посчастливилось выиграть большое дело - мне перепали лишь крохи...

Приглядываясь к новому Юлу, я не могла не признать, что молодой человек очень красив и чрезвычайно привлекателен. В оправе материального достатка заиграла драгоценным блеском его врожденная аристократическая легкость, талант распоряжаться этим длостатком с игривой широтой и чуждым показухе вкусом. Редкая смесь деликатности, граничащей с застенчивостью, и уверенность в себе, силы создавали ауру покоряющего обаяния. Он мог быть разным - изысканным и простецким, трогательным малышом и властным господином. Но переходя в ранг хозяев жизни, удачливых лихих любимцев Фортуны, Юл все реже возвращался к прежнему облику бесшабашного бессребренника, романтического парня, поклоняющегося любви.