Круиз 'Розовая мечта'

Мое удивление и радость от чудесного преображения Юла, к которому я была причастна, скоро померкла. Мне стало не хватать дерзкого пылкого малтчика, боготворившего меня, как наивысшую ценность в своей жизхни. Тот нищий гордец, приходящий в ярость от своей несостоятельности, навсегда остался в недрах брошенной убогой квартирки. Я не просто потеряла, я уничтожила его собственными руккми, хотя давным-давно знала, что романтичный влюбленный, как истинный художник, обладающий редким даром, должен быть свободен - от всего житейского, бренного, бытового. От необходимости зарабатывать и считать деньги, конкурировать, преуспевать, завидовать чужому везению.

Рыцарями любви становятся по призванию, отрекаясь от всего, что не связано с её безрассудным полетом. Рванувшись за удачей, Юл стремительно превращался в облагороженную вариацию "делового человека": сильный, дерзкий, преуспевающий, тщеславный и, увы, почти всегда обремененный какими-то неотложными, супер-важными проблемами. Мы стали видеться редко, вырывая для встреч короткие часы. Вечерами Юл часто бывал занят своим загадочным архивом и нередко пропадал ночами. Тайно набирая его номер, я наталкивалась на автоответчик. Однажды меня вежливо приветствовал женский голос, доложив, что хозяин на службе. Юл объяснил позже, что это была приходящая домработница, стиравшая белье и убиравшая квартиру. Я постаралась поверить.

Он поздравил меня с днем рождения первым, и мы договорились встретиться, причем я, расчитывая на интим, уделила особое внимание белью, а Юл нацепил "бабочку", наметив посещение престижного ресторана. Он легко согласился изменить свой план, но обида на то, как далеко разошлись наши желания, осталась. Юлу хотелось провести вечер на людях, а мне - только вдвоем с ним.

Осторожно открыв двумя ключами кодовый замок стальной двери, он подтолкнул меня в темную прихожую и попросил зажмуриться.

– Понимаешь, я не ждал гостей. Здесь все раскидано. Посиди в ванной, попудри носик, а я пока засуну под шкаф свои носки и женские трусики.

Юл подсмеивался над моей все чаще разгоравшейся ревностью. И, действительно, оказавшись в ванной, я прежде всего обшарила глазами полочки и шкафчики на предмет вещественных доказательств измены - забытой губной помады, волосков на щетке, флакончика женских духов.
– Ничего.

– Можешь войти. Надеюсь, ты успела раздеться?
– Церемонно взяв меня под руку, Юл распахнул двери комнаты.

– Ой, милый!
– Завизжав от восторга, я бросилась к нему на шею.

В центре идеально убранной гостиной красовался стол, накрытый моими любимыми блюдами. А над диваном появился портрет, сделанный фотографом-профессионалом. В полумистическом черно-белом парении линий и бликов угадывалось мое лицо. Лишь глаза - предельно яркие, до очерка каждой ресницы и серебряного свечения радужки, поражали жизнью. Более глубокой и сложной, чем предполагала в себе я сама.

– Знакомься, это Глория.

– Очень красиво. Неужели ты видишь меня такой? Спасибо, Юл. В эту незнакомку нельзя не влюбиться. Боюсь, она будет стоять между нами...

– Что с тобой, Слава? Ты полюбила черный юмор?

– Я полюбила и люблю тебя. Только теперь это получается у меня не очень весело. Если бы ты знал, как я скучаю, мой мальчик...

Мы провели прекрасный вечер, не очень увлекаясь столом. Казалось, и на широкой кровати под атласным пуховиком было все точно так же, как на продавленом диване его бывшей холодной комнаты. Но Юл не шептал "Я не отпущу тебя..." И не грозил забрать меня у Сергея. Он называл меня Глорией. А под конец мягко посоветовал:

– Ты прекрасный специалист, девочка. Ты чуткий, тонкий человек. Подумай, сколько людей нуждаются в твоей помощи?..

– Ты хочешь посоветовать мне пойти на работу?

– Ну, хотя бы до возвращения дочери.

...Соня должна была вернуться на каникулы в начале июня и который раз напоминала мне об обещании посетить её. Девочке так хотелось похвастаться школой, новыми друзьями и местными достопримечательностями, о которых она тараторила мне в долгих телефонных звонках. Писать моя дочь не любила, я тоже. А поездка почему-то все время откладывалась с тех пор, как в моей жизни появился Юл.

И вот на следующий день после юбилея я позвонила директрисе мисс Линде Армстронг, предупредив о своем визите, и заказала в авиакассе билет. Голос почтенной дамы был пропитан английской любезностью с примесью тончайшей чопорности, как торт горьковатым миндальным кремом. А потом позвонила Софка, визжавшая от восторга и сообщившая. что будет встречать меня в аэропорту вместе с родителями своей подружки Памелы.

– Вот увидишь, какие Питчемы клевые - очень светсткие и совсем не заносчивые... Жаль, что ты не умеешь ездить на лошади...
– Добавила она, собираясь, очевидно, представить свою мать друзьям во всем блеске.

– Может, прихватить флейту? Я здесь на досуге разучила пару пьес.

– Правда?

– Не дури, девочка. Я не знаю даже, с какой стороны в неё дуют.

И все-таки я постаралсь, чтобы мой внешний вид не разочаровал Софу. Совсем не много вещей, с учетом, что конец апреля там немногим лучше нашего мая! А это значит - хорошее "английское" пальто из песочного ворсистого драпа и несколько костюмов, допускавших перетасовку деталей.

Сергей как-то слишком горячо обнял меня на прощание.

– Скажи дочери, что я очень её люблю. И горжусь.
– Потом грустно заглянул мне в глаза.
– Ну, что, до встречи, Бубка?

Я хмыкнула:

– Не та тональность.
– И с улыбкой, в мажорном духе отрапортовала. Через неделю - на том же месте, господин главнокомандующий!

Глава 28

Чета Питчемов мне сразу понравилась - добродушные, голубоглазые, похожие друг на друга как брат и сестра. Четырнадцатилетняя дочь Питчемов, Памела, была долговязой брюнеткой, преросшей на голову своего отца. Позже Соня шепнула мне, что Мел - приемная дочь, но на это здесь внимания не обращают, хотя лишний раз не акцентируют.

Рядом с памелой Соня казалась крошкой. Тоненькая, белокожая, в развевающейся паутинке прямых светлых волос. Трудно было представить, что "папина дочка" превратится в подобие Сержа - круглощекую крепышку манекенного роста.

Они тараторили всю дорогу, крутя головами, чтобы показать мне какой-то дом, где бывал Шелли, или трактир, знаменитый старейшим вином. Девочки рассказывали о бале в день святого Валентина, на который все явились в вечерних платьях.

– В чем же ты была?
– Испугалась я.