Крупным планом

Все путешествия имеют логический сюжет: вы уезжаете, вы возвращаетесь. Но мое превратилось в бесконечную езду по бетонному коридору. И конца этому путешествию не было видно.

Принесли еду. Я съел бутерброд. Я выпил кофе. Я расплатился.

— Вы всем довольны? — спросил менеджер, передавая мне сдачу.

— Нормально, — ответил я.

— Куда теперь? — спросил он.

— На восток, — пробормотал я, но это было ложью. Потому что мне некуда было ехать.

Глава вторая

02.12.1994

Беркли, Калифорния

Б.

Привет тебе из Народной республики Беркли. Я застрял тут на прошлой неделе, после того как наконец вытащил свою задницу из Бахи. С заданием все вышло значительно хуже, чем я ожидал. Художественный редактор в той конторе решил, что моя работа слишком резка и графична для этих целей. Ныне всем подавай глянец. Пошли они все.

Знаю, мне не следовало писать тебе на домашний адрес, да и сообщать такие дерьмовые новости тоже не хотелось.

Но я подумал, что будет лучше, если я объяснюсь с тобой сразу и начистоту. Пока я болтался в Сан-Фелипе, я сошелся с фотографом из района Залива, ее зовут Лаура. Она была там в отпуске, и, хотя сначала мы оба решили, что это всего лишь выходные, отношения затянулись. Причем до такой степени, что я поехал за ней в Беркли, где она живет. Она там помогает мне пристроиться в пару журналов. Хотя еще рано говорить, но я думаю, что мы можем попробовать жить вместе. Даже если ничего не выйдет, пейзажи здесь великолепные. Мне уже удалось получить пару заказов, что приятно после всего того поганого отношения в Нью-Йорке. Думаю, я здесь задержусь.

Прости, что я заканчиваю все на такой ноте, но давай признаемся: мы ведь оба всегда понимали, что это всего лишь интрижка, без всяких долгосрочных перспектив. Но я всегда буду вспоминать о тебе с удовольствием. Такие воспоминания — большая редкость.

Побереги себя.

Г.

Я поднял голову от компьютера и уставился в окно на шоссе 80. Взглянул на часы. Половина двенадцатого. У меня еще оставалось полчаса, затем я обязан был освободить свой номер в гостинице «Холидей» в Рок-Спрингс. Поэтому я еще раз перечитал письмо. Этот вариант мне понравился больше, чем предыдущий, в котором Гари писал, что читал о смерти Бена в «Нью-Йорк таймс», и всячески выражал свое сочувствие. Если бы Бет получила тот вариант, она бы обязательно подумала: Почему эта сволочь не возьмет трубку и не позвонит мне?Так или иначе, основной моей целью было привести Бет в ярость, чтобы ей уже никогда не захотелось иметь какие-либо отношения с Гари. Именно с этой целью я и придумал эти шашни с Лаурой. Эти романтические признания Гари сразу же после моей гибели вынудят Бет списать его как последнее дерьмо. И послужат гарантией, что она не попытается разыскать его в Беркли. Во всяком случае, я на это надеялся. На всякий случай, однако, я не стал писать на конверте обратного адреса.

Удовлетворенный своей работой, я вложил листок в принтер «Кэнон Бабблджет» и нажал на кнопку «печатать». Затем я напечатал имя Бет и ее адрес на компьютере и перенес их на конверт. Подписал письмо, вложил его в конверт и сунул этот конверт в пакет побольше, уже с адресом пересылочного почтового пункта в Беркли. Туда же я вложил купюру в десять долларов и записку:

Пожалуйста, отправьте это для меня. Гари Саммерс.

Я заклеил пакет, приклеил две марки по тридцать два цента в верхнем правом углу. Расплатившись за номер, бросил пакет в почтовый ящик мотеля. Очевидно, он будет добираться до Калифорнии примерно двое суток (по этой причине я поставил послезавтрашнюю дату на письме Гари). Когда пакет будет получен, пересылочный почтовый пункт отправит письмо Гари Бет, и на нем, естественно, будет уже почтовый штамп Беркли.

На парковочной стоянке мотеля я открыл дорожный атлас Рэнда Макнелли. Шоссе I-80, если ехать на запад, приведет меня назад к Солт-Лейк-Сити. Если на восток, то я попаду в Небраску. Колоссальный выбор. Единственный альтернативный вариант — это 191, двурядная проселочная дорога, ведущая на север, в гористую местность. Я уже несколько недель избегал проселочных дорог, придерживаясь крупных шоссе, где проще затеряться. Но теперь, когда смерть Бена Брэдфорда была официально признана «случайной», мне уже не было нужды прятаться. И при одной мысли еще день провести за рулем на шоссе меня передергивало. Я решил поехать по проселочной дороге.

Местность оставляла желать лучшего. Плоская, колючая прерия. Скалы кровавого цвета. И тишина. Полная, глухая немота — объемная и бескрайняя. В течение часа дорога полностью принадлежала мне. Ни одной машины. Я ехал все дальше и дальше, постепенно поднимаясь выше. Робкое зимнее солнце бросало узкие лучи на голую тундру.

Дорога становилась извилистой — медленный подъем вверх. Я перешел на третью скорость, но машине все равно было трудно справляться. Начал падать легкий снег. Стало скользко, колеса буксовали. Я перешел на вторую скорость. Мотор неодобрительно стонал. Снег все усиливался, сильный ветер крутил его по дороге. Я вдавил педаль газа в пол. Стрелка спидометра застряла на 25 милях в час. Пожалуй, мне не взобраться на верх этого холма, к тому же я боялся поломаться в этом Богом забытом месте.

Я уже было собрался повернуть назад, в Рок-Спрингс, как достиг вершины. Вид оттуда открылся поистине эпический. Рваные вершины, широкое плато, заросшее соснами, зеркала озер. Торжественность и грандиозность этого великолепия завораживали. Казалось, ему нет конца. Оно казалось безграничным, всеобъемлющим. Я отказался от всяких мыслей о поездке по хребту, и машина весело покатилась вниз, в припудренную снегом долину.

Дорога стала напоминать слаломный маршрут. Извивалась по узкой горной долине, затем резко спускалась вниз. Следующую сотню миль я как будто участвовал в соревнованиях на альпийский Гран-при: делал резкие повороты, спускался почти вертикально вниз, объезжал острые скалы. Видимость была минимальной, но я не жаловался. Потому что впервые после того, как я отправился в путь почти месяц назад, меня захватило странное чувство освобождения. Забылся страх преследования. Исчезли многочисленные кошмарные видения, которые постоянно преследовали меня наяву. Я мог думать только о следующем опасном повороте, еще одном головоломном спуске по скользкой проселочной дороге, о том, что каждая новая миля уносит меня все глубже в затерянное горное королевство, место, где существуют естественные защитные преграды, сдерживающие внешний мир. И где ты легко сможешь найти приют, спрятаться от жизни.

Эта иллюзия изолированности испарилась во второй половине дня, когда я въехал в город Джексон. Оказалось, что это большой лыжный курорт, переполненный магазинами, торгующими одеждой модных дизайнеров, заведениями, продающими деликатесы, и модно одетыми корпоративными типами из Сан-Франциско, Сиэтла и Чикаго, разгуливавшими среди зданий, построенных в стиле Дикого Запада, в дизайнерских парках и мехах. Уже через десять минут после прибытия в Джексон мне захотелось снова оказаться на шоссе, ведущем из города, потому что я не сомневался, что если останусь там на какое-то время, то обязательно столкнусь с каким-нибудь отдыхающим юристом с Западного побережья, с которым я за эти годы не раз имел дело. И трансконтинентальным линиям прибавится работы, стоит ему меня заметить.

Но уехать из Джексона оказалось не так-то легко. Снег уже переходил в пургу, приближалась ночь, а когда я остановился у местной заправочной станции, парнишка у насоса сообщил мне, что по всем дорогам, ведущим с курорта, сейчас не проехать.

— Сегодня из этого города не выбраться, — сказал он. — На вашем месте я бы поскорее нашел себе комнату, пока еще не все разобрали.

— А к утру дороги расчистят? — спросил я.

— Обычно чистить начинают еще до рассвета, но должен вас огорчить: синоптики предсказывают больше двух футов за ночь.

Я купил пару бутербродов и упаковку пива в маленьком магазинчике, затем умудрился снять последний номер в небольшом мотеле на окраине города. Все ночь я просидел в своей комнате, наблюдая всякую дребедень по крохотному телевизору, не решаясь показать свою физиономию в городе. Я поднялся в шесть утра и выглянул в окно. Все белым-бело. Я позвонил вниз и справился по поводу погоды.

— Пурга продолжится по меньшей мере до трех часов дня, — сказала мне женщина за конторкой. — Вам нужен номер еще на одни сутки?

— Похоже, у меня нет выбора, — ответил я.

Я быстренько сбегал в соседний продуктовый магазин, затем вернулся в номер продолжать свое занудное дежурство перед телевизором. Я справился с коробкой пончиков с повидлом и кофе, которое продавали на вынос. Я посмотрел Опру, Жералду, Сэлли Джесс, «Люди пожилого возраста, которые женятся на тамбурмажоретках»… «Наркоманы воссоединились со своими отцами-полицейскими»… «Жирные женщины, которые не могут подтереться»… Все в чем-то исповедовались, роняли крупные слезы, обнимали потерянных было родителей, хвастались своим вновь обретенным эмоциональным драйвом. Я съел жирную колбасу салями, выпил большую бутылку «Доктора Пеппера» и провел день, пересматривая повторы «Медового месячника», «Я люблю Люси» и других ситкомовских «останков» моего детства. Я попытался читать плохую книжку в мягкой обложке о серийном убийце, который специализировался на бухгалтерах. Пять минут я пялился на «Улицу Сезам», но мысли об Адаме и Джоше охватили меня, и я переключил каналы. Я просмотрел «Всемирные новости АВС» и «Час новостей» с Джимом Лейрером. Я с жадностью съел бутерброд с ветчиной и сыром и открыл первую бутылку пива. Я просмотрел все передачи Эн-би-си в прайм-тайм. Допил последнюю бутылку пива Задернул шторы. Пурга закончилась. Я свалился на постель — распухший, переевший, перепивший — и поклялся никогда больше не подвергать себя подобному заточению.