Крушение империи
Шрифт:
Оглядываясь по сторонам, Ваулин нагнулся над трупом: это был шустрый, косоглазый шпик!
В следующую минуту Сергей Леонидович бежал уже по проезжей дороге к Политехническому. И ему с трудом потом удалось вернуть себе свой обычный шаг, чтобы не обратить на себя внимание встречных прохожих.
…Итак, косоглазый подкарауливал его на лесной дорожке, а второй шпик — дожидался на перекрестке? Вот оно что!.. Третьего пути не было к Ваниному домику: возвращаясь домой, он обязательно попал бы в руки охранки.
Сергей Леонидович понимал, как счастливо
Как ни был занят мыслями о самом себе, долго еще не мог отделаться от мрачных впечатлении: все время перед глазами маячило окровавленное лицо убитого охранника.
…В десятом часу вечера он постучался в подвал на Лиговке. У входа — кривыми буквами вывеска: «Сапожник».
— Кучеров дома? — спросил он, когда открыли дверь.
— Не приходил еще с работы Кучеров.
Хозяин — черный, лохматый инвалид на деревяшке — окинул Сергея Леонидовича маловыразительным, полусонным взглядом.
— Я подожду его, — сказал Ваулин, спускаясь по ступенькам в комнату.
— Ждите, — односложно разрешил хозяин.
— Вася, кто там? — раздался из глубины комнаты вялый женский голос.
— Человек, — все так же кратко ответил он. — Спи.
Сапожник проковылял к своей низенькой табуретке, обитой на сиденье куском просиженной, ввалившейся кожи.
На полу, у его ног, валялись колодки, башмаки, оторванные каблуки с торчащими в них гвоздями. Рядом, на стуле, — ворох кожаных кусочков, заплаток, сапожные инструменты. Небрежным взмахом руки он все это сбросил со стула и молчаливо придвинул его к незнакомому гостю, а сам занялся набивкой подошвы на чей-то порыжевший, потрескавшийся сапог.
Керосиновая лампочка на столике бросала вокруг мелкий, зыбкий свет. В конец комнаты он почти не доходил. Там, придвинутые вплотную друг к другу, стояли две кровати: поперек их разместились ко сну жена сапожника и двое ребят.
В тишину сонной, душной комнаты входил только (очевидно — привычным, нисколько не тревожащим ее стуком) короткий, мягкий и глухой удар сапожного молотка, да верещали на стене «ходики» с фунтовой гирькой на веревочке. Сам хозяин был безгласен, словно камень.
Когда Сергей Леонидович, вынув папиросы, закурил, сапожник, перегнувшись в его сторону, все так же молчаливо протянул руку к коробке, взял папироску и прикурил от лампы.
— А поздно приходит Кучеров? — решился в этот момент заговорить с ним Сергей Леонидович.
— Бывает разно, — последовал ответ, и — опять молчание.
— А дождусь я его сегодня? — возобновил Ваулин неудавшуюся беседу.
Сапожник, держа гвоздик во рту, развел только руками. Сергей Леонидович решил больше ни о чем не спрашивать — ждать.
Так, в молчаливом ожидании, прошел
добрый час.Ваулин ничего с утра не ел, — томил голод, по всему телу растеклась усталость. Когда же придет, наконец, «Кучеров» — Андрей Петрович?!
Он работал теперь не то слесарем, не то механиком в какой-то маленькой ремонтной мастерской, а где она, какие сегодня часы он занят в ней, да и сразу ли должен возвратиться домой, — ничего этого Ваулин не знал.
А если не удастся его сегодня повидать, — как будет тогда с ночевкой? И конверт с паспортами, надо ему на всякий случай передать, — не носить ведь «железки» в кармане!
«Ходики» показывают начало одиннадцатого, — того и гляди, сапожник скоро выпроводит его и уляжется спать.
Думая обо всем этом, Сергей Леонидович незаметно для самого себя задремал, Откинувшись на спинку стула.
Он не слышал короткого стука в дверь и того, как поднялся, чтобы открыть ее, ковылявший на деревяшке хозяин.
— Тс-с-с!.. — приложил тот палец к губам.
«Кто?» — одними бровями спросил Андрей Петрович, не переступая порога.
Бровям ответили приподнятые плечи сапожника, но — ничего определешюго: кто его знает…
«Буди!» — так понял сапожник громовский жест, а сам Андрей Петрович решил постоять в тамбуре.
Сергей Леонидович проснулся, ощутив легкий хлопок по коленке:
— Извиняюсь, не ночлежка это и не вокзал!
— Простите меня, — вскочил Сергей Леонидович. — Не пришел ещё Кучеров?
— Пришел! — сбежал вниз по ступенькам Громов, узнав голос своего приятеля. — Что случилось? Чего так поздно, Леонтий Иосифович?
Ваулин покосился в сторону хозяина. Лохматый черный человек, глубоко зевая, ухмылялся теперь.
— Ну и загадку дали! — заговорил он совсем другим тоном. — А я думал: может, шпичок приплелся да овечкой прикинулся.
— Спасибо на добром слове, — усмехнулся Сергей Леонидович. — Неужто сходство нашли? Шпичок? Оттого и молчали?
— Оттого и молчал.
— Горе для него — молчать, — кивнул на сапожника Громов.
— Незаметно что-то! — сказал Ваулин.
— Э, кто бы знал! Заговорить может человека — такой это любитель до разговора. Но, когда надо, — подавится своими словами, а молчать будет! Артист Вася!
— Как наказывали вы мне: партийное послушание — понимаю это дело!
— В организации? — тихо спросил о сапожнике Ваулин.
— Шестой год знаю, — ответил Громов. — Велел я ему: никуда, калека, не рыпайся, угол сдавай — кому я скажу. Слушается меня! Вашего Ваньки Ольга — сестра приходится ей, — показал он рукой на свернувшуюся калачиком на кровати спящую хозяйку. — Всю семью, знаю… Ну, да разве о том разговор? — прервал Андрей Петрович самого себя. — Что стряслось?
Они отошли в уголок, и Сергей Леонидович, как мог кратко, рассказал о сегодняшних злоключениях.
— Та-а-к… — протянул в раздумье Громов. — Стараются, сукины дети, гончих выпустили. Но кто только нюх дал? — вот что!.. Ишь ты, на вас облаву замыслили. Почуяли, твари!