Крушение лабиринта

Взор Тессия, изумленного до предела, обращен к Селию. Но даже и его друг выглядит не на много менее потрясенным, хотя, наверное, ему случалось уже видеть нечто подобное.

– Такой танец, – произносит летучий бог, – такую мощь проявления этого Искусства я, кажется, не припомню!

Иголки тонкого инея рождаются на камнях, что вокруг, и на листьях трав. И медленные клубы тумана ползут от ледяной ленты, подобно дыму от залитого водой костра. И стелются по земле, и растекаются во все стороны.

Однако не надо всем пространством ледового кольца туман расходится произвольно. Какое-то особенное его движение происходит над местом, где наиболее крут изгиб остановившегося потока. Там начинает неспешное круженье туманный смерч.

И он становится все быстрей, этот вихрь. И постепенно он втягивает в себя всю остальную белую мглу – он уплотняется и растет.

И вот это уже высокий султан ледяного пара. Он стронулся со своего места и он плывет над поверхностью белой ленты. И где пролег его путь – слепящее сияние исчезает. Сей удивительный вихрь постепенно обходит круг и не остается за ним уже ни льда, ни воды.

Чем ближе он подходит к началу своего пути, тем больше напоминает фигурку в белом плаще, летящую в легком беге!

Вот можно уже различить изящную женскую голову над хрупкими плечами, развернутыми назад. И руки, чуть на отлете, их положение чем-то напоминает, как ласточка держит крылья. И узкие стремительные ступни мелькают в дымке под развевающейся полой…

Она почти что прозрачна, женщина, ткущаяся из тумана. И призрачен ее бег – над землей, по-над исчезающей полосою льда, в истаивающем холодном блеске.

Но вот по мере того, как исчезает ледяной облак, стремительная эта фигурка обретает все более очевидную телесность, посюсторонность. Все меньше напоминает призрак. И вот она уже не бежит по воздуху. Она ступает легко и быстро по острым граням камней. Ни разу не взглянув под ноги. Тем не менее – беспроигрышно угадывая опору.

Она красавица. Большие широко расставленные зеленые глаза смотрят, не отрываясь, на изумленных гостей. И улыбается она им… даже нет – смеется переливчатым тихим горловым смехом!

Она стремительно становится ближе. И, замедляя бег, она раскинула руки. Приобнимает за плечи сразу и Тессия, и Селия – и остановилась, замерла между ними.

Затем отскакивает назад и присаживается на плоский камень, скрестивши тонкие щиколотки. И взглядывает на друзей теперь снизу вверх, немного проказливо.

А у нее совсем сухая ладонь. И теплые, почти горячие пальцы. А я почему-то думал, что ее прикосновение будет чувствоваться, как ледяное и влажное.

– Кто-то произнес мое имя, – звучит мелодичный голос. – И сразу мне захотелось безудержно танцевать для гостей! Ну и… как?

Летучий бог разводит руками в порыве искреннего восторга. Друзьям не надо ничего говорить – все говорят их глаза, сияющие.

– А как там у вас в Долине? Что нового?

– Как видишь, – улыбается Селий, – родился новый бог!

– И кто же это из вас?

Летучий, слыша такое, непроизвольно всплескивает руками и отступает. И разражается хохотом. И тут же вторит ему, словно переливчатое звонкое эхо, колокольчик смеха Элейны.

– Ты как всегда ничего не помнишь, богиня! – становится, наконец, способен хоть что-то произнести Селий.

– Я не запоминаю многое из того, что происходит в Долине, верно. Но ведь у вас там и не случается ничего особенно интересного. Кроме, конечно же, – глаза Элейны с выражением искренней благодарности устремляются на мужчин, – пылающих танцев Круга!

– Да и вообще ты погорячился со словом «ничего», вышний, – продолжает богиня. – Я просто помню иное, нежели то, что обыкновенно принято помнить. В моем сознании запечатлено расположенье каждого камешка вот на этом уступе. Спорим? Я помню все ощущения, которые возникают, когда течёшь вокруг любого из них. Еще – зеленые глаза устремляются к далекому горизонту – я бы могла нарисовать подробную схему морских течений, пролегающих вблизи Острова. И перечислить многие доказательства, что не случайные это перемешивания водной толщи. А это… продолжение великого Лабиринта!

– И наконец, – прибавляет еще Элейна, задумавшись на мгновение, – я очень хорошо помню, как обрела во Глубинах свое Искусство… И я могла б рассказать об этом, как будто это было вчера. А ведь обыкновенно боги затрудняются описать подобное… верно, вышний?

– Не любят воскрешать в памяти, – уточняет летучий бог. Его улыбка слегка тускнеет. – Мы все, похоже, платили за свою зрелость переживаньями смертельного ужаса. И не жалеем о сделке… но ведь кому охота все это проходить заново? Пусть даже и хотя бы только в качестве тени – воспоминания…

– Расскажи! – вдруг произносит горячо Тессий. – Но только если это и вправду не будет тебе мучительно, – прибавляет он, смутившись и упрекая себя в несдержанности.

Как мне еще далеко до бесстрастья новых моих собратьев!

– Не будет, – заверяет его Элейна. – Я вообще не переживаю с того момента, как мне открылось Искусство: я, наконец, живу! Наверное, это потому что мне повезло и Искусство мое особенное. Как велико это счастье: течь – подобно воде и времени! Я перестала воспринимать прошлое и будущее раздельно. И сразу разучилась бояться – будь то чего-либо в будущем или в прошлом. И даже мне удивительно, как это вы все время не забываете разграничить единое живое Течение на до – после?

– Помню… – вдруг произносит еще богиня, и делается ее лицо старше. – До зрелости моей ничего такого я, конечно, не знала. Но я хотела узнать, и я отправилась в Лабиринт. И забралась в такие его подвалы, где, кажется, меня ожидала смерть. Там каменные стены бесконечного темного коридора встречались, соударяясь. Не знаю, чем это явление было вызвано. Происходило это все ближе к месту, где была я. Как если бы гигантские ленивые ладони хлопали друг о друга. Они производили то клацающий, а то какой-то скрежещущий и хрустящий звук. А я пятилась, я отступала туда, где выщербленные стены оставались еще, пока, неподвижны. И вдруг моя спина уперлась во что-то. Я оборачиваюсь и вижу – весь коридор перекрывает каменная решетка!… Ее там не было! Или, может быть, это от страха я перестала ориентироваться и, отступая, выбрала не тот ход. Сквозь эту решетку можно было просунуть руку, коридор продолжался, без всякого сомнения, и по ту ее сторону, но нечего было даже и думать пытаться это каменное сито сломать! А стены схлопывались все ближе, ближе… Вдруг на меня снизошло… ну, как бы это сказать… НАИТИЕ: а ведь я могу – течь!…Решетка и соударяющиеся стены остались далеко позади! И вся я была поток… вольности! Ликованья! Блаженства! Я чувствовала бессмертие… И все это потому, я скажу, что я… я словно вдруг припомнила нечто ПЕРВОЕ. Позабытое. Казалось бы, позабытое навсегда при моем рождении человеком. Все сущее вдруг предстало передо мной как единое и единственное Кольцо. И это было кольцо-поток… и я вдруг поняла, что такое есть Сама Истина! Но только исповедовать эту Истину невозможно, боги! Ее стремительное, как молния, нападение оставило меня столь же быстро, как и наитствовало. И сохранилось вот только это Искусство течь и… живая радость. Я вроде бы уже и не знаю, но хорошо помню, что я узнала. И это словно обетование! Уверенность не покинет меня теперь. Она возгорается во мгновение от одного только вспоминания Того Мига…

Друзья молчат, как очарованные этим рассказом, кратким и сбивчивым.

Исповедью души богини.

Трепет сокровенного знания, близости его передается сердцам: задумчивые тихие улыбки светят на лицах… Селий, наконец, произносит:

– А ты, похоже… летаешь и повыше меня, Элейна!

Часть четвертая НАШЕСТВИЕ

Тяжелые мерные волны стучатся в борт. И рушатся с корабля в них воины, закованные в медные латы, и бредут к берегу. И белый бегучий гребень скрывает их иногда по плечи. Стрельцы вздымают над головами тулы и налучи, стремясь уберечь тетивы от влаги брызг.