Крушение надежд
Шрифт:
Моня спросил:
— Почему «партийная»? Группировка как раз антипартийная.
— Дай хиба ж им это не все едино? Не поймут гады, безыдейные.
— А что это за кино «Анна Конда»?
— Да-й кто ж его знает? Про змеюку какую-то огромадную. Спымали ее.
— Так эта змея называется анаконда.
— Вот я и написал: «Анна Конда».
Молодежь пришла «на кину», пожилых насильно сгоняли в избу правления.
Девки кокетливо косились на «городского», одетого в костюм с галстуком, хихикали в кулак, перебрасывались замечаниями. Парни пришли и сразу начадили махоркой так, что в комнате застыл сизый дым. У Мони щекотало горло, он кашлял, но, напустив на себя важный вид, громко критиковал «антипартийную
Моня, как ни заливался соловьем, видел, что его слова тонут в сизой пустоте — интереса не было. Председатель время от времени прерывал его речь громким выкриком:
— Громодяне, встать!
Все нехотя вставали.
После двух-трех выкриков Моня удивился:
— Зачем вы это делаете?
— Дай как же ж вы не бачите? Сплють, гады.
Когда Моня закончил лекцию, одна из девок зычным голосом воскликнула:
— А куды ж раньше смотрели-то? Недоглядели, что ли, супостатов этих, которые супротив партии? Туды их в штаны!
Председатель сказал ему:
— Бригадирша Тамара Пчелкина — жох дывчина, на коне верхом без седла сидит.
Моня присмотрелся: в телогрейке, сапогах и косынке она выглядела, как остальные, только более задиристой. Как ему извернуться с ответом? Он решил объяснить попроще, попонятней:
— Так они же прикидывались коммунистами.
— То-то, что прикидывались! — выпалила Тамара и нагло и лихо подмигнула ему.
Пожилые закивали головами:
— Сорняк с корнем вырывать надоть.
— Вот их и вырвали с корнем.
Тамара не унималась с вопросами и замечаниями:
— Прежде чем выбирать их, думать было надо.
Моня удивился ее активности:
— Верно, прежде надо было. Но кто знал? — И задал философский вопрос: — Кто знает, что, вообще, было прежде — курица или яйцо?
Пожилая баба крикнула с места:
— Эх, милый, прежде-то и курицы, и яйца были.
Кто не спал, те рассмеялись, а баба спросила:
— А что это ты, товарищ илекгор, длиннючее что-то все повторял? Вроде как «иш имущий сам со шпилом». С каким шпилом?
Моня усмехнулся про себя: так они поняли «и примкнувший к ним Шепилов»
— Это про Шепилова, министра иностранных дел. Он примкнул к антипартийной группировке, про него товарищ Хрущев так и сказал: «И примкнувший к ним Шепилов».
— Не сориентировался, значит, бедолага, не сообразил вроде. А министр ведь.
— Еще вопросы будут?
Поднялся худощавый бородатый мужичок.
— Что хочешь спросить, дедушка?
— Милый, а того, который про кукурузу-то все трепался, того спымали али нет?
Моня даже поперхнулся, вопрос был прямо про Хрущева. Насколько же они никого из руководителей страны не знают и ничего не понимают… А старик продолжал шамкать беззубым ртом:
— Уж больно сильно заставляли нас кукурузу-то сеять. Районные агрономы приедут и давай разъяснять, это, мол, по указанию самого главного из Москвы. А нам он что главный, что не главный, мы-то знаем, что кукуруза здеся спокон веков не росла. Одного только вреда наделали. Вот мы и интересуемся: спымали того главного али нет?
Чтобы отвести вопрос и не разъяснять, что это и есть сам Хрущев, Моня спросил деда:
— А тебе оно надо, дедушка?
— Да нет, милый, это я так, для интереса, значится.
Тогда Моня решился прочитать эпиграмму Алеши:
— Вот я вам сейчас для интереса прочитаю стишок, вы все сразу поймете:
Те, кто правил нами ловко, Оказались группировкой, И страшнее крокодилов «Ипримкнушийкнимшепилов»; Но Хрущев, другим на страх, Их разделал в пух и прах.Люди оживились, засмеялись, это им было понятней лекции.
— Во-во, ты нам побольше частушек этаких рассказывай.
Потом на маленьком экране из простыни крутили кино, которого никто не понял, удивлялись поимке анаконды в Венесуэле. На улице стемнело, молодежь собралась на «сходку». За деревней на столбе горел единственный яркий фонарь. Бригадирша Тамара неторопливо подшила к Моне, фактически уперлась в него грудями и кокетливо сказала:
— Что ж, лектор, городской товарищ, пойдемте с нами, послухайте и вы наши частушки. А ночевать коли негде, ко мне милости просим.
— Спасибо за приглашение. Я уж собрался здесь, в правлении, спать.
— Что ж здесь-то? У меня половчей будет. — И опять подмигнула.
Моня глянул ей в лицо: девка смазливая, глаза лучистые. И тоже подмигнул ей…
Сначала «на сходке» пропели «политические»:
Слава богу, понемногу Стал я разживаться: Продал дом, купил ворота, Начал запираться. Ай, спасибо Сталину, Жить счастливо стали мы: Я и лошадь, я и бык, Я и баба, и мужик. Ой боюся я, боюся, Я на Фурцевой женюся, Буду тискать сиськи я Самые марксистские. Пропою я вам еще Частушку небывалую: Стал Никита наш Хрущев Кремлевским вышибалою.После этого перешли на «лирические»:
Частый дождичек идет, Ветка к ветке клонится, Парень девушку е..ет — Хочет познакомиться. Девушки, капут, капут! У нас по-новому е..ут: Руки-ноги во хомут Засупонят и е..ут. Полюбила Яху я, У Яхи мельница своя. Как узнала Яху я — У Яхи нету ни х..я.Вышел вперед возница-подросток, который привез Моню, и срывающимся подростковым голосом пропел:
Мимо тещиного дома Я без шутки не хожу: То ей х..й в окошко суну, То ей жопу покажу.Кто-то из парней крикнул:
— Одуванчик, давай одуванчик, что ли!
Гармошка заиграла плясовую, в центр круга вытолкнули одну из девушек, двое ребят подскочили, ловко задрали ей подол сарафана и связали узлом над головой. Сапоги и сиреневого цвета трусы внизу, связанный сарафан сверху — в таком виде она, действительно, стала похожа на одуванчик. Моня удивился затее, подумал: «Деревенский стриптиз». Парни гоготали, девушки фыркали и визжали, а «одуванчик» закрутилась под гармошку и общее улюлюканье: