Крушитель

Нет. Такие мелочи были у них в расчетах.

Снадобье.

Его рецепт я знал уже давно, причем несколько десятков версий. Травы, смолы, немного кальция, крошечка серы… еще несколько ингредиентов. Смешанные, раздробленные, выдержанные… Совершенно, абсолютно, гарантированно ничего, что могло бы совершить то чудо, что делала эта пилюля. Оздоровление тела, вывод его на совершенно иные параметры, перестройка мозга и, под занавес, пробуждение способности души генерировать энергию. Никто не понимал, как оно работает. Никто не понимал, почему оно не работает на улучшенных кистомеи агентах.

Тайна этого измерения. Его изюминка. Его сокровище. Причем, насколько я понимаю — только его. Даже если я, завершив свой жизненный путь, найду себе другой мир, то душа, скорее всего, не сохранит способность производить энергию. Это связано с телом, точнее, с союзом тела, духа и сознания. Другое тело и измерение, даже при знании рецепта, могут дать совсем другой эффект, а без соперников для будущих боев даже моё сознание может не выдержать. Как любопытно. Эндемичная сила. Даже немного жаль, что моя цель определенно помешает мне исследовать настолько фундаментальное явление, как извлечение энергии из Искры души, а не из её оболочек.

Ладно, дело за малым. Воплотить мою схему.

Брат и сестра возвращаются, неся на своих лицах печать покоя и легкой печали. Они поблагодарили своих защитников.

— Что теперь? Едем в Киото? — тут же интересуется Эна, чей живой характер не может долгое время нести на лице какие-то сложные выражения.

— Через неделю, — говорю я, — Пока вы будете мне мешать работать, вопя как потерпевшие в своей студии, и, одновременно с этим, спасать Ману и Асуми от скуки.

— Я же смогу пригласить Хидэо!! — в глазах сестры разгорается нездоровый огонек, — Я приглашу его! Мы…!

— … будете вести себя прилично, — уточняю я, — Или я открою «жажду смерти» в самый ненужный момент, и твой парень станет импотентом.

— И поседеет! — веселится Такао, за что тут же начинает получать тумаки. Впрочем, это его не останавливает.

Родители о дате нашего отъезда знать не будут. Их вояж начнется завтра. Наш тоже бы мог, но из-за того, что я занялся садоводством, «посадив» на заднем дворе своего дома с десяток крайне любопытных и плодовитых растений, требуется потратить время. Мне нужен урожай. А еще мне нужно переговорить с тем, кто едет вместе с моими родителями, поэтому, заведя младших домой, я отправляюсь на поиски деда.

Нахожу я его через пару часов в совершенно неожиданном месте. Там, где Хиро Конго совершенно нечего делать.

В бывшем додзё «Джигокукен».

Старик стоял перед главным зданием, заложив руки за спину, и смотрел на него, не отрываясь. Я встал рядом с ним.

— Дед.

— Внук.

Некоторое время мы провели в молчании. Каждый по-своему прощался с частью Аракавы, с той, которой тут больше не было. Не с Горо Кирью, не с учениками его додзё, а с чем-то другим. С частью нашего прошлого, наверное.

— Когда-то мне казалось, что мы с ним занимаемся одним и тем же, — наконец, заговорил старик, стоявший чуть горбясь, — Находим молодых потерянных дураков, даем им новую семью, новый смысл. Надежду. Навыки. Даже немного чести. Я смотрел на него, как на старшего. Казалось, что там, где я обмакиваюсь в грязь, отец идёт гордо, не смотря под ноги, не пачкаясь. Что он не касается всего этого земного, понимаешь?

— Да, оджи-сан. Приблизительно также на меня смотрят отец с матерью.

— Ох. Да, в самую точку, Акира… в самую точку.

Хиро присел на третью ступеньку, извлекая из нагрудного кармана мятую пачку сигарет. Он, насколько я знал, курил редко. Сейчас, видимо, решил задымить, вспомнить молодость. Я сел рядом, чтобы не нависать над стариком.

— Что будет, если они узнают? — вопрос повис в воздухе вместе с выдохнутым дымом, — Как думаешь?

— Узнают то, что знаете вы? Или узнают все?

— А… есть разница?

— Хотите проверить?

— Нет, — тут же отказался дед, — Мне… нет, внук. Не хочу. Не узнавать больше о тебе, не рассказывать о себе. Да дело не в нас. Когда мужчине нужно испачкать руки — он идет и пачкает, такова жизнь. Но он не притворяется святым. Не делает из своей жизни пьесу. Наш дурной старик делал. Всегда. Молодые парни в это верили, а я молчал. Мне такое поведение казалось… жалким. Да, добра от «Джигокукена» было много, но это была просто пьеса одного надутого старика.

— Именно так и было, — кивнул я, — Он компенсировал.

— Компенсировал? — вяло удивился Конго, — Что этот великан мог компенсировать?

— Показать?

— А знаешь, покажи! — моргнул мой собеседник, — Хоть раз в жизни увижу… только не угробь меня, хорошо?

— Просто представляйте, что я вам при этом язык показываю и дразнюсь как Эна. В голове, — нашел я для родственника хороший совет, встал перед ним, метрах в пяти, сосредоточился, и…

///

Сначала у Хиро чуть не встало сердце, прямо как тридцать два года назад, когда они всемером пришли на стрелку с китайцами, а те чуть не покрошили их из пистолетов. Тогда никто даже не говорил ничего, просто двери микроавтобуса открылись, высунулось четыре ствола и пошла стрельба. Чудом выжили, чудом не удрали, чудом брошенная Хиро трехлитровая бутылка какого-то химического очистителя из ближайшей лавки лопнула внутри микроавтобуса, окатив стрелков. Но тогда, в первые секунды, перед тем как распластаться в прыжке за машину, Конго сполна хватанул ощущения, что на него смотрит сама смерть.

Только тогда были шутки. Черно-красная аура, рванувшая от его внука бурными клочьями, была не тем, от чего можно спастись прыжком и очистителем. Она была самой смертью. Пусть дрянь, прекрасно видимая в воздухе, не коснулась застывшего старика, но вот духом от неё, жестким ледяным духом смерти, его окатило с ног до головы.

Затем, не успел он хоть немного прийти в себя, появился огонь. Воздух вокруг Акиры, пусть здорового как шкаф, пусть сурового, пусть серьезного, но вполне земного парня, загорелся, стреляя во все стороны языками пламени. Кулаки стоящего прямо внука объяли молнии, а глаза загорелись натуральным багровым светом преисподней. За несколько секунд, смертный стал похож на самого Эмму О, решившего выбраться из Ада по какой-либо надобности. А затем… Акира слегка встряхнулся. Аура, таившаяся черными клочьями по бокам от бушующего пламени растворилась, само оно погасло с отчетливым хлопком, молнии исчезли с легким треском, а глаза попросту погасли, став самыми обычными.

— Внутри нас, дед, — тоном, как будто ничего не произошло, продолжил этот… тип, — сидит обезьяна. Тупая, самодовольная и ленивая. Она не верит в пулю или нож, а хочет верить только в себя. Чтобы она стояла такая, изрыгая пламя и искры, а другие обезьяны, хуже, слабее и глупее, поклонялись ей, восхищались, завидовали. Пресмыкались. Понимаешь? Эти огоньки — сплошная глупость.

Хиро понимал, о чем говорит его внук. Он был с ним совершенно согласен, всё-таки не раз, не два слышал о «надевших черное», нарвавшихся на пулю или нож. Всякое в жизни бывает. Тем не менее, образ полубога, только что долбивший его в глаза и по нервам…

— Смотри, оджи-сан, — тень Акиры, садящегося рядом, накрыла старого якудзу на секунду, а затем он увидел перед собой большую, как лопата, ладонь внука, — Смотри на настоящую силу.

На ладони возникла фигурка Эны. Точь-в-точь как она, в платьице, смешливо улыбающаяся. Хлоп! И фигурка меняется. Эна становится… толще. Щеки появляются, прямо как у хомяка, от глаз остаются одни щелочки, ручки становятся пухлые, как у младенца. Хиро не выдерживает, прыскает от смеха. В глотке жжет, он понимает, что всё это время задерживал дыхание с полными легкими табачного дыма. Судорожно кашляет. Ладони перед ним уже нет, она на его спине, от руки Кирью идёт легкое тепло.