Крутая мисс
Шрифт:
Я тоже на это надеялась, но тем не менее немедленно присоединила ключи к своей связке и вызубрила все, что касалось моего «брата». На цветном фото я увидела худого жилистого мужчину с неприветливым бронзовокожим лицом. Глубокие складки по углам рта и густые усы придавали этому лицу особенную сумрачность. Мой «брат» наверняка был человеком нелегким.
Звали его, согласно справке, Иваном Борисовичем Поповым. Соответственно я превращалась в Юлию Борисовну Попову. Думаю, сочетание Иван Попов было выбрано вследствие его краткости, чтобы иностранцам не приходилось сильно мучиться, общаясь с человеком ежедневно.
Проживал он на улице Св. Христофора в доме 44. Был даже приложен план колумбийской столицы, чтобы я могла примерно представить местонахождение этого дома.
— Итак, ты все запомнила, —
На этом инструктаж закончился. С пожеланием удачи и чемоданчиком в руках я отправилась к себе в гостиницу.
Глава 3
Валентин Сергеевич был похож на школьника, который дотянул до выпускного бала и теперь наслаждается атрибутами взрослой жизни, особенно приятными оттого, что впервые ими можно пользоваться открыто. Для него все было словно впервые — и любовь, и порция спиртного, и вечерний костюм. Правда, именно с костюмом у Валентина Сергеевича было не блестяще. Вынужденный расстаться в салоне «Боинга» со своим любимым плащом, он предстал в не менее заношенном костюмчике сиреневого цвета с плохо заглаженными стрелками и лоснящимися рукавами. Чувствовалось, что Быков немного стесняется своей экипировки, давно вышедшей из любой моды. Но мое присутствие и ожидание каких-то немыслимых перемен скрашивали ему этот отрезок жизни.
Убаюканный гулом двигателей, комфортом кожаных кресел, хорошей дозой приличного виски, которую он принял немедленно, как только разобрался, что она входит в цену билета, Валентин Сергеевич расслабился и окончательно раскрыл передо мной душу. Видимо, оказавшись в воздухе, он посчитал себя достаточно неуязвимым и недоступным для земных законов. Мы проболтали с ним до самого Нью-Йорка.
Выяснилось, что на интересную работу Валентина Сергеевича сосватал бывший однокурсник, который подвизался именно в той фирме, о которой рассказывал Гром. О криминальной подоплеке своего трудоустройства Быков догадывался, но догадки эти были весьма робки, а того, что фирма уже свернула деятельность, он не знал вообще. Как ни странно, никаких угрызений совести по поводу распродажи родины у Валентина Сергеевича в этой связи не возникало. То ли он не считал себя такой уж ценностью, без которой родина обойтись не может, то ли его праведный гнев, как обычно бывает, был обращен исключительно вовне собственного симпатичного «я».
Одним словом, благодетель-однокурсник без особого труда соблазнил Валентина Сергеевича высокими заработками и устроил ему фиктивный вызов в Колумбию, а также снабдил приятеля деньгами на расходы, связанные с перелетом. Но поставил единственное условие — не распространяться на каждом углу об истинной цели поездки.
Это условие Быков выполнял свято — до того момента, пока родина не осталась за бортом чужеземного лайнера. Теперь он посчитал себя свободным ото всех обязательств. Тем более невооруженным взглядом было видно, как ему хочется произвести впечатление на молодую черноволосую женщину с маленьким прямым носиком. Он изо всех сил старался убедить меня, что сиреневый костюм и заурядное одутловатое лицо — всего лишь маска, под которой скрывается настоящий мужчина, конкистадор, который совсем скоро будет владеть сундуком, полным золота.
Безудержная веселость не покидала его и в лондонском аэропорту, где мы ждали дозаправки. Валентин Сергеевич имел глупость тоже дозаправиться в баре аэровокзала, и эта выпивка съела его последние деньги. Он попросту не сообразил, какая дороговизна царит в аэропортах. Но даже эта оплошность не обескуражила его надолго. Под большим секретом он сообщил мне, что в Боготе ему будет достаточно найти возле аэропорта гостиницу «Звезда» и спросить некоего Люсьена, и на этом все его проблемы закончатся: все заботы о Валентине Сергеевиче возьмет на себя работодатель. И тогда будут у него и деньги, и крыша над головой, и вообще все, что угодно.
Я старалась делать вид, что вся его болтовня чрезвычайно меня
захватывает и внушает восхищение. Это окончательно сблизило нас, но привело к тому, что за все восемь часов перелета мне не удалось ни на минуту сомкнуть глаз. Ничего примечательного Быков больше не сообщил — все словоизлияния касались или подробностей его несчастливой жизни, или прозрачных намеков на то, что теперь он встретил свое счастье. Видимо, он как-то рассчитывал на дальнейшее наше общение — то ли не совсем ясно представлял себе характер будущей работы, то ли надеялся, что я теперь последую за ним на край света.Однако в нью-йоркском аэропорту с Валентином Сергеевичем произошла очередная перемена. Пары спиртного улетучились, эйфория покинула его, а на первое место вышла усталость от долгого перелета и обычная неуверенность. Он стал похож на снулую рыбу и, как и положено рыбе, молчал, глядя вокруг с тоской и отчаянием.
В отчаяние его повергло «нашествие» языков, с которым мы столкнулись в нью-йоркском аэропорту. Грандиозность аэровокзала и обилие народа вызвали у Валентина Сергеевича шок. Да и было отчего закружиться голове — тысячи лиц, белых, черных, желтых — сновали и мельтешили вокруг: бизнесмены в деловых костюмах, с ноутбуками в руках, расфуфыренные пенсионерки-туристки, обвешанные фотоаппаратами и видеокамерами, двухметровые негры в ярких майках, какие-то восточные делегации в тюрбанах и расписных халатах. Все они растекались по бесчисленным терминалам, но на смену им являлись тысячи новых, не менее экзотических персонажей. Это настоящее вавилонское столпотворение навеяло на моего спутника почти священный ужас.
Здесь неожиданно выяснилось, что, несмотря на свою откровенность, Валентин Сергеевич умудрился скрыть от меня весьма важную деталь— что билет до Колумбии на него уже забронирован, осталось только отыскать его в одной из бесчисленных касс. Он поведал мне это с глубочайшей тоской и тревогой, совершенно недвусмысленно рассчитывая на мою помощь.
— А что вы стали бы делать, если бы прилетели сюда один? — с любопытством спросила я. — Как вы собирались выйти из положения?
— Ну-у, я надеялся, что мне хватит школьных знаний английского… — смущенно признался Быков. — А сейчас все английские слова почему-то выскочили из головы… — Произнося это, он уже совсем не был похож на конкистадора. И вообще, в своем непрезентабельном костюме, с обшарпанным чемоданом в руках и с бегающими глазами, он вызвал легкую настороженность охраны, и я уже несколько раз ловила обращенные на нас взгляды подтянутых парней в синей форме с портативными рациями в руках. Взгляды эти были пока достаточно деликатны, но пренебрегать ими не стоило, и я постаралась побыстрее уладить вопрос с билетом.
Билет в этой огромной, но хорошо отлаженной машине, разумеется, нашелся. У Валентина Сергеевича словно камень с души свалился. Он испытал кратковременный душевный подъем и объявил меня ангелом-хранителем. Но потом, когда выяснилось, что у ангела билета на данный рейс не имеется и поэтому возможно, что здесь, в Нью-Йорке, мы и расстанемся, у Валентина Сергеевича сделался вид ребенка, которого лишили сладкого. Но обижаться ему нужно было только на самого себя. Ведь если бы он еще в Москве посвятил меня во все детали своего путешествия, мне бы тоже забронировали билет именно на этот рейс. А так получилось совсем глупо, и я расстроилась ненамного меньше Валентина Сергеевича. У меня в уме уже прокручивались варианты каких-то экстренных мер, вплоть до насильственного отстранения Валентина Сергеевича от полета, но тут, к счастью, выяснилось, что на «Боинге», вылетающем в столицу Колумбии, имеются свободные места. Мы оба вздохнули облегченно.
Покровители Быкова рассчитали все на редкость экономно — до отлета лайнера в Боготу оставалось не более получаса, и нам даже не нужно было ломать голову, как убить время. Правда, возникли некоторые проблемы, которые в конечном итоге разделили нас с Быковым.
Я прошла таможенный контроль без затруднений, а бедного Валентина Сергеевича увели для личного досмотра. Откровенно говоря, он и в самом деле выглядел подозрительно — на террориста, пожалуй, не тянул, но на отчаявшегося от безработицы эмигранта, который решил свести счеты с жизнью, в надежде что его семья получит страховку, был очень похож.