Крутые повороты: Из записок адмирала

Если взрыв под кораблем никто не мог предвидеть и тут нельзя усмотреть чьей-то халатности, то потеря людей и корабля после прибытия командующего флотом — явление из ряда вон выходящее и непростительное.

До сих пор для меня остается загадкой: как могла остаться и сработать старая немецкая мина, взорваться обязательно ночью и в таком самом уязвимом для корабля месте? Уж слишком невероятное стечение обстоятельств. Что же тогда могло произойти? Диверсия? Да, диверсия. «Новороссийск» — трофейный итальянский корабль, а итальянцы — специалисты в такого рода делах. В годы войны они подрывали английские корабли в Александрии, техника позволяла это делать и сейчас. Пробраться в Севастопольскую бухту трудностей не представляло. Ведь мирное время, город открытый. К тому же патриотические чувства итальянских моряков могли толкнуть их на это. Значит, ничего невозможного здесь нет. Ну а как доказать? И доказательств нет! Обычно подобные факты становятся достоянием всего мира спустя много лет. А в данном случае никакие сведения еще не просочились. Во всяком случае, до меня не доходили [77] .

77

На запрос Н. Г. Кузнецова об истинных причинах катастрофы 5 июля 1962 г. адмирал флота С. Г. Горшков ответил: «...каких-либо новых выводов сделать нельзя, а также не оказалось заслуживающей внимания информации. Исторический опыт свидетельствует, что в отдельных случаях истинные причины событий остаются неизвестными. Примером может служить гибель «Императрицы Марии» в 1916 г. Соображения, изложенные в Вашем письме, понятны, однако ничего нового сообщить Вам по существу этого вопроса в настоящее время не имею возможности. С. Горшков» (Письмо из личного архива Я. Г. Кузнецова).

Пусть я в течение шести месяцев до этого уже не исполнял обязанности Главкома ВМФ и не контролировал деятельность Черноморского флота, но я должен был нести долю ответственности. На строгость по уставу жаловаться не положено. Но не в этом дело. Мне пришлось рассчитаться за все одному, хотя формально моей вины там немного: за траление несет ответственность командующий флотом. Им являлся с 1951 по 1955 год С.Г. Горшков. За поведение после подрыва нужно взыскивать с непосредственных виновников (комфлота и командир корабля), которые были наказаны, но не прошло и года, как наказания с них сняли. Но в эту область я вторгаться уже не хочу.

Мутная волна всяких небылиц нахлынула на меня. Жуков рассчитался со мной сполна. Сначала я был освобожден. Этого показалось мало, и меня уволили из Вооруженных Сил, снизив в звании.

Конечно, взрыв на линкоре «Новороссийск» явился только поводом для расправы со мной. А в чем заключаются истинные причины? Этот вопрос сложный и требует серьезного анализа [78] .

Я не особенно был удивлен (но возмущен!) тем, что вопреки всякой логике, когда у бывшего комфлота С.Г. Горшкова погиб «Новороссийск», меня за это наказали, а его повысили. Удивлен тем, что никто не захотел потом разобраться в этом или даже просто вызвать меня и поговорить. Больше всего я удивлен и даже возмущен тем, что для своего личного благополучия и карьеры Горшков подписал вместе с Жуковым документ, в котором оклеветаны флот в целом и я. У меня не укладывается в голове тот факт, что С.Г. Горшков не остановился перед тем, чтобы возвести напраслину на флот в целом, лишь бы всплыть на поверхность при Хрущеве. Мне думается, нужно иметь низкие моральные качества, чтобы в погоне за своим благополучием не постесняться оклеветать своего бывшего начальника, который когда-то спас его от суда после гибели эсминца «Решительный» на Дальнем Востоке.

78

В ряде публикаций о гибели «Новороссийска» (см.: Черка-шин Н. // Правда. 1988. 14 мая; Смена. 1988, № 11. С. 229—237, №12. С. 231—233; Медведев Р. // Огонек. 1989, N? 13) упорно проводится мысль, что Н. Г. Кузнецов был снят с должности, уволен и разжалован исключительно из-за гибели «Новороссийска». Однако эта версия опровергается аргументами из воспоминаний Николая Герасимовича. Кроме того, Н. Черкашин пишет («Дружба народов», с. 238), что во время работы комиссии ее председатель В. А Малышев якобы обратился к члену комиссии Н. Г. Кузнецову и передал ему список к награждению. Однако Кузнецов членом комиссии не был и, не будучи главкомом, решать наградные дела не мог. К сожалению, авторы публикаций допускают многочисленные неточности и домыслы.

Я возмущался тем, что решение приняли, не вызвав меня, не заслушав моих объяснений и даже не предъявив документа о моем освобождении от должности. А происходило это так. Накануне одного из заседаний правительства, когда Хрущев и Булганин находились в Индии, мне позвонил В.Д. Соколовский, оставшийся за министра обороны: «Если можете, приезжайте завтра в Кремль, будет обсуждаться ваш вопрос», — и тут же добавил, что фактически уже все решено еще до отъезда Хрущева в Индию. Я все же поехал, но решил не выступать, чтобы не отнимать времени зря у членов правительства, коль скоро все равно «все решено» [79] . Председательствующий Микоян объявил решение и, не спрашивая моего мнения, поспешно перешел к другому вопросу. Я откланялся и вышел…

79

Большой интерес в этой связи представляет исследование Б. А. Коржавина (Коржавин Б. А. Тайна гибели линкора «Новороссийск». — СПб.: Политехника, 1991), строго опирающиеся на подлинные документы, хранящиеся в ЦВМА в Гатчине под грифом «совершенно секретно». В 1988 году автор впервые познакомился с документами правительственной комиссии и установил следующие факты:

1. 16 ноября 1955 года, еще до доклада правительственной комиссии о гибели линкора «Новороссийск», состоялось заседание Президиума ЦК КПСС в полном составе. Выступил Г. К. Жуков. Назвал виновных, указал ошибки бывшего командующего Черноморским флотом, однако упор, как на главного виновного, сделал на бывшего Главкома ВМС, своего заместителя, Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова. Решение Президиума было кратким: предложили никого из лиц Черноморского флота к судебной ответственности не привлекать. (Протокол от 16.11.55. ЦВМА, ф. 14. Оп. 52. Д. 476. Л. 105)

2. 17 ноября 1955 года Н. С. Хрущев и Н. А. Булганин отправились с визитом в Индию.

3. 17 ноября 1955 года был подписан и отправлен в ЦК КПСС и Совмин СССР официальный доклад правительственной комиссии. В нем говорилось, что «...причиной подрыва линкора является немецкая донная мина... нельзя полностью исключать, что причиной подрыва является и диверсия». Претензией к Н. Г. Кузнецову правительственная комиссия не предъявляла. Министру обороны поручалось подготовить доклад в ЦК КПСС и Совмин СССР о гибели линкора «Новороссийск». Доклад об оценке обстоятельств и причинах гибели линкора готовился начальником ГМШ ВМФ вице-адмиралом В. А. Фокиным.- (ЦВМА Ф. 14. Оп. 52. Д. 476. Л. 149-150.)

4. 24 ноября 1955 года этот доклад направлен в секретариат министра обороны.

5. 29 ноября 1955 года министр обороны Маршал СССР Г. К. Жуков направил этот доклад в ЦК КПСС и Совмин СССР. О Н. Г. Кузнецове там сказано: «...Руководство ВМФ находится в неудовлетворительном состоянии. Главком ВМФ Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов Н. Г. неудовлетворительно руководил флотом, неправильно оценивал роль флота в будущей войне, допустил ошибки во взглядах и разработке направлений строительства и развития флота и упустил подготовку руководящих кадров...»

6. 8 декабря 1955 года принято постановление Совмина СССР о гибели линкора «Новороссийск». К выводам правительственной комиссии было добавлено: «За неудовлетворительное руководство В. М. флотами снять с занимаемой должности Главкома ВМ Флотом Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова и зачислить его в распоряжение министра обороны. Назначить первым заместителем министра обороны и Главнокомандующим ВМФлотом т. Горшкова С. Г. — командующего Черноморским флотом. — (ЦВМА. ф. 14. Оп. 52. Д. 476. Л. 105)

7. 17 февраля 1956 года Н. Г. Кузнецов был понижен в воинском звании до вице-адмирала и уволен в отставку без объявления причин и без права работать во флоте. — (Постановление Президиума Верховного Совета СССР от 17.02.56. и Указ Президиума Верховного Совета СССР.)

Приближался XX съезд партии. Еще накануне его открытия я присутствовал на Пленуме ЦК КПСС и по обыкновению (как член ЦК) получил на него пригласительный билет. В конце первого дня заседания съезда в раздевалке к моему адъютанту подошел И.А. Серов (телохранитель Хрущева) и громко, с расчетом, чтобы слышал и я, произнес: «А вы что тут делаете?» Понимая, что это сказано не по его личной инициативе, я решил больше на заседания не ходить. С трибуны же съезда Хрущев разоблачал в те памятные дни «культ личности» Сталина.

Вечером позвонил Горшкову и спросил, нет ли каких-либо решений относительно меня. Как потом оказалось, Жуков уже послал в правительство доклад с вымышленными фактами. Об этом Горшкову, конечно, было известно, но, якобы не зная, в чем дело, он уклончиво посоветовал мне обратиться к Жукову.

События опередили меня. В тот же вечер я получил приказание «явиться к министру ровно в 9 часов утра».

Вот я и подошел к своей последней официальной встрече с Г.К. Жуковым. 15 февраля 1956 года в течение пяти-семи минут в исключительно грубой форме мне было объявлено о решении снизить меня в воинском звании и уволить из армии без права на восстановление. На мой вопрос, на основании чего это сделано, к тому же без моего вызова, Жуков, усмехнувшись, ответил, что это, дескать, совсем не обязательно.

Хрущев уже делал все. что ему велела «левая нога» (не снимая ботинка, как в Нью-Йорке). Жуков импонировал ему грубостью и стремлением к единоличной власти. После этого меня никто не вызвал для формального увольнения — какой-то представитель Управления кадров в мое отсутствие принес и оставил на квартире мои увольнительные документы.

Лишь значительно позднее я узнал от А.М. Василевского, что решение принималось по записке Жукова Что он написал, я не ведаю до сих пор. Как мне говорили, какое-то решение ЦК КПСС состоялось и специальное письмо за подписью Жукова было послано на места. Я не мог не удивляться, почему ни одно из решений не было предъявлено мне, не говоря уже о нарушении формальностей, когда это делалось без подписей Председателя Президиума Верховного Совета и Предсовмина. В дальнейшем я пытался получить объяснение, но так и не получил.

Не будучи официально извещенным о причинах своего наказания — лишения звания и увольнения в отставку, — я просил Жукова хотя бы принять меня и ознакомить с документами, меня касающимися, тем более что они принимались, когда я еще был членом ЦК. Но он не сделал этого.

В июле 1957 года я написал письмо Жукову с просьбой принять меня, и хотя в нем ясно указывал, что разговор будет касаться не каких-то личных дел или просьб, а определенных документов, которые я там перечислил, принят я не был и ответа не получил. Так как этому письму предшествовали мои неоднократные просьбы принять меня и выслушать, то я решил больше никуда не обращаться…

Я был убежден, что об этом не знал Президиум ЦК КПСС. 8 ноября 1957 года я счел своим долгом в изменившейся обстановке [80] изложить Президиуму ЦК КПСС свою точку зрения на обвинения, брошенные мне Жуковым, подтверждая ее документами и фактами в том порядке, в каком министр обороны мне их перечислил:

1. Якобы я «нагородил» много различных окладов сверхсрочникам. Последнее рассмотрение окладов сверхсрочникам по поручению ЦК состоялось у А.А. Жданова в 1946 году. Решение тогда было принято, и больше я ничего не предлагал. Ссылка Жукова на большое жалованье сверхсрочникам на Камчатке не имеет ко мне отношения, так как это было сделано без меня (я служил в то время на Дальнем Востоке). Моя же точка зрения, когда устанавливались эти оклады, была такой: лучше прибавлять служившим в отдаленных местностях питание и хорошее обмундирование, а не жалованье, которое часто приносит только вред.

80

После отставки маршала Г. К. Жукова.

2. Дисциплина на флоте исключительно низкая. Да, я также не был удовлетворен дисциплиной на флоте, но, зная цифры проступков, утверждаю, что она не отличалась сколько-нибудь от дисциплины в округах (факты же можно было надергать).

Кроме того, когда вопрос идет о таком суровом наказании, нельзя не считаться с законной стороной дела: в какой степени я отвечаю за это лично? У меня никогда не было мысли не считать себя ответственным за дисциплину, но ведь после слияния министерств флоты даже не были мне официально подчинены — я управлял ими как заместитель министра! Флоты же по приказу были подчинены прямо министру. Это нетрудно проверить по документам.

3. «Вообще начальство вами очень недовольно, и на флотах вы никаким авторитетом не пользуетесь». Так как этот вопрос больше не разъяснялся и не уточнялся, я не мог понять, что конкретно имеется в виду, не могу ничего сказать и сейчас.

4. Последнее обвинение, высказанное мне уже после прощания («Можете идти»), заключалось в том, что у меня «были крупные недостатки в судостроении».

Этот вопрос, исключительно важный, имеющий большое значение для будущего Военно-Морского Флота в системе Вооруженных Сил, и заставил меня написать письмо Г.К. Жукову с просьбой ознакомиться с рядом документов, в которых я изложил свою точку зрения, подтверждая ее фактами и документами. Желая все объяснить министру, я вовсе не руководствовался какими-либо личными мотивами.