Крылатая гвардия

Тут в эфире тревожный сигнал Амелина:

– Кончай, Кирилл, с "лапотниками". Набирай высоту! Одолели, стервецы! Житья уже нет...

– Всем наверх - к Амелину!

И наши машины на полных оборотах моторов потянулись ввысь. Враг понял, что его преимущество кончилось. Продолжая огрызаться, "мессершмитты" направились вслед за своими "юнкерсами". А мы вернулись в зону прикрытия и приняли прежний боевой порядок.

Радость переполняла мое сердце: сбить семь фашистских самолетов, обратить в бегство умного и жестокого врага - это ли не победа небольшой группы истребителей! И мой личный счет пополнился еще тремя вражескими машинами. Да, домой возвращались мы не с пустыми руками...

На аэродроме нас ожидало поздравление от командующего фронтом. А вскоре по авиационным частям распространилось обращение командования корпусом к рядовому, сержантскому и офицерскому составу, в котором говорилось:

"...Полк С. Подорожного за неделю воздушных боев уничтожил 50 фашистских стервятников, потеряв при этом три самолета.

Летчики, особо отличившиеся в боях: К. Евстигнеев, сбивший - 7 самолетов противника, И. Кожедуб - 6, А. Колесников - 5, по два - А. Амелин, П. Брызгалов, В. Мухин, Б. Жигуленков, Е. Гукалин и другие.

Так 3.10.43 года летчики второй эскадрильи трижды вступали в бой с самолетами противника, и всякий раз враг панически покидал поле боя. Сбив семь самолетов противника, летчики без потерь вернулись на свой аэродром. В тот же день девятка Ла-5 этого подразделения встретила три группы бомбардировщиков с истребителями общей численностью более 60 самолетов и принудила противника к тому, что он сбросил бомбы на головы своих войск".

В конце обращения стоял призыв, ко многому нас обязывающий: "Бить врага так, как его бьют летчики 240-го полка!"

А войска нашего фронта нацелились уже на Кривой Рог и Кировоград. Чтобы не отстать от наступающих частей, полк в конце октября перелетает на полевой аэродром, расположенный в районе Кривого Рога, между рекой Ингулец и железной дорогой.

Двое суток идут непрерывные жаркие схватки. Жизнь на аэродроме - необычнее не придумаешь: через летное поле на высоте 10-15 метров проносятся "мессершмитты", взлетающие с площадки, расположенной совсем рядом, no-соседству. Взаимной штурмовкой ни нам, ни противнику заняться некогда - все усилия сосредоточены на передовой, откуда слышится гул боев, пулеметно-пушечная трескотня дерущихся в воздухе самолетов. Купола парашютов раскрываются совсем близко к аэродрому, там же падают горящие машины.

А сражение на земле напоминает Прохоровку: на подступах к Кривому Рогу, на северо-западной его окраине, разгорелся танковый бой. Сотни машин стоят одна против другой, как дуэлянты, на открытом поле.

Но у нас в небе свои дела - идет схватка с девяткой "юнкерсов" и восьмеркой "сто Девятых". Наших на этот разумного: четыре четверки! Мы бьемся почти над танкистами. Разгорается бой не на жизнь, а на смерть. "Юнкерсы" полыхают и падают на землю. Я вижу, как одного из них, отколовшегося от группы, добивает Павел Брызгалов: при выходе из атаки он не отходит далеко от "юнкерса", а пикирует сверху и с малой дистанции дает очередь. У фашистского бомбардировщика отваливается правая плоскость, и он, кувыркаясь, падает вниз...

Брызгалов из эскадрильи Ивана Кожедуба. Ходил он ведомым своего командира, потом сам водил в бой пару, возглавлял четверку в сковывающей группе. Паша крепыш среднего роста, с полным румяным лицом, гордой осанкой, уверенным взглядом - сильный воздушный боец. И в этом слове сказано много! И посадка в кабине у Паши под стать выправке на земле - горделивая: летчик зорко наблюдает за воздухом, отыскивая противника на всех высотах. Как и Мухин, Брызгалов сбил 19 самолетов врага, стал Героем Советского Союза.

На третьи сутки базирования и Зеленом нам пришлось поспешно возвращаться в свои Косьяновские хутора. Что ж, война есть война... На всех машин в эскадрилье уже не хватало. С разрешения командира полка я беру, буквально вталкиваю, в фюзеляж своего самолета пилотов Попко и Карпова, и улетаем вместе с последней группой, которую ведет Сергей Иванович Подорожный.

На малой высоте следуем вдоль переднего края. Зенитки противника тут же открывают огонь. Отойдя подальше от линии фронта, замечаем, что нас преследует какой-то истребитель, но чей - наш или вражеский - не ясно. Выполнить резкий маневр с таким необычным грузом в фюзеляже я не решаюсь - боюсь за товарищей. Поэтому отворачиваю в сторону и в преследователе узнаю "яка", наверное отбившегося от своих в бою.

Под нами Днепр, и опять заминка с моей машиной. Сергей Иванович сбавляет скорость полета, а для меня ее уменьшение довольно-таки опасно. Невольно оказавшись впереди, я подворачиваю самолет в нужном направлении. Вскоре мы выходим на реку Ворсклу, и я занимаю свое место в строю.

После посадки к моей машине вместе с Подорожным подошел инженер дивизии полковник С. П. Пирогов. Увидев, как из фюзеляжа самолета выползают Попко и Карпов, Сергей Петрович сухо спросил:

– Все? Или еще кто будет? Что тут ответить?..

– Все, товарищ инженер!

– Товарищ Евстигнеев, это уже вне границ всяких норм и армейского порядка. Такого еще не бывало. Вас следует наказать.

– Да они "безлошадные". Не оставлять же пилотов там...
– делаю я неуверенную попытку оправдаться. На помощь приходит командир полка:

– Сергей Петрович, секите мою голову. Он сделал это с моего разрешения.

Инженер уже совсем другим тоном спрашивает:

– А как вела себя машина на посадке?

– Нормально. На планировании держал скорость несколько больше заданной, но рекомендую еще увеличить.

– Рекомендую!
– возмущается Пирогов.- Да вы что, истребитель собираетесь превратить в транспортный "Дуглас"?

Когда Подорожный с инженером дивизии ушли, Попко не на шутку огорчился:

– Из-за нас командиру досталось...

– Миша,- возразил я, - Пирогов - человек добрый! С понятием. Видел и не такое. А нам дай волю, откаблучим - будь здоров! Поругал справедливо, за дело.

Итак, за время участия полка в битве за Днепр я выполнил 55 боевых вылетов, провел 23 воздушных боя и уничтожил 16 самолетов врага. Здесь, в Косьянах, меня наградили орденом Суворова III степени. И теперь, обращаясь ко мне, наш начштаба Яков Евсеевич Белобородов непременно и подчеркнуто любезно выговаривал мне новое "звание": "товарищ суворовский кавалер", "суворовский кавалер Евстигнеев"... Он боготворил Александра Васильевича Суворова и получение мною ордена с изображением великого полководца считал заслугой всей части и предметом своей личной гордости.

Что верно, то верно - начальник штаба умел быть счастливым, если в полку все шло нормально, а люди росли и мужали.

От Днепра до Днестра

Войска нашего фронта перешли к обороне. Боевые действия полка затихли. Мы решили использовать временную передышку для перегонки поврежденных в боях самолетов в ремонт, а также для выполнения тренировочных полетов с молодым пополнением и теоретических занятий со всем личным составом части.

Поздняя осень напоминала о себе все настойчивее. Погода часто портилась туманы, низкая облачность, мелкий нудный дождь, временами переходящий в мокрый снег, а потом снова - туманы, туманы...