Крылатая гвардия

Теоретические занятия утомляют и раздражают: нет привычной напряженности, боевого возбуждения перед вылетом. Пилоты посматривают в небо, надеясь увидеть хотя бы маленькое оконце - предвестник временного прекращения ненастья. Техники и механики, наверное, в сотый раз проверяют - на глаз и на ощупь каждую деталь, каждый винтик.

6 ноября узнаем об освобождении столицы Украины. Киев снова наш! После двух с половиной лет фашистского рабства столица Древней Руси вздохнула радостно и свободно.

Счастье наше было несказанным. А многие ребята ходили именинниками - у одного в Киеве сестра, у другого - тетка или какой-либо дальний родственник, некоторые там учились или работали. Узы родства, братства, товарищества... Настроение у всех боевое. Жажда сражаться с врагом - в душе и на устах каждого.

Хотя погода по-прежнему неважная, я поднимаюсь в воздух на облет "лавочкина". Над аэродромом выполняю каскад фигур высшего пилотажа. Начал с горизонтальной восьмерки - глубоких виражей. Когда убедился, что машина исправна, мотор не подведет, - перешел на перевороты, петли Нестерова, полупетли, боевые развороты... словом, делали все, что могли, я и машина.

Начштаба Белобородов, как после рассказывали мне товарищи, находившиеся у командного пункта в качестве болельщиков, просил командира полка прекратить этот полет:

– Ведь разобьется! Это просто хулиганство!

Подорожный, посмеиваясь, смотрел в небо. А когда я проходил над КП на высоте 50 метров и крутил бочки, начштаба не выдержал. Шариком скатившись в землянку, он через несколько секунд пулей выскочил- оттуда с ракетницей - куда девалась его пресловутая тучность, полнота!
– и дал два выстрела, зло посмотрев на окружающих:

– Грохнется человек! А они, это самое, ржут!

Командир спокойно убеждал:

– Яков Евсеевич, никакого тут хулиганства нет. Кириллу пилотаж разрешен. Правда, высота для бочек не оговаривалась. Воспользовался ваш кавалер. Но он знает, что делает. В бою не такие кренделя приходится выписывать - ничего... А молодежь понимает, что это не всем дозволено: для такого нужен большой опыт и мастерство.

Полет в зону закончен. После посадки меня встречает Белобородов. Лицо его неузнаваемо. Оно впервые, сколько я знал Якова Евсеевича, выражало нескрываемый гнев.

– Ты что, это самое, очумел? Не соображаешь? Да твои летчики завтра же будут творить черт те что!

В подобных случаях, по опыту знаю, полезно и необходимо просто помолчать, а я ведь любил этого толстяка искренне и, как теперь понял, почти по-сыновьи. А тогда сделал попытку разжалобить:

– Товарищ подполковник! Да захотелось встряхнуться: засиделись мы, закисаем без настоящего-то дела!

– Вы слышали? Кавалер размяться захотел. Повеселить нас вздумал. Я вам начштаба!
– Белобородов обвел нас строгим, не терпящим возражений взглядом. На-чаль-ник шта-ба, а не потатчик! Запомните!

Мы ничего не забывали, но молодость, пусть и фронтовая, брала свое.

В конце ноября мы провожали Якова Евсеевича на Белорусский фронт на должность начальника штаба дивизии (странный и парадоксальный поворот судьбы: с августа сорок четвертого по июль сорок седьмого года он возглавляет кафедру... Харьковской Государственной филармонии, а через год уходит в запас).

К исполнению обязанностей начштаба полка приступил заместитель Белобородова Николай Парфентьевич Сумин, вдумчивый и добропорядочный офицер. Работать с ним было легко и приятно. Невысокого росточка, российской души человек - веселый и находчивый, - он в минуты волнения слегка заикался. Но когда Сумин брал в руки баян, инструмент и исполнитель становились единым целым и песня лилась широко, свободно. Играл он и пел про дважды знаменитую Катюшу - девушку и гвардейский миномет, про Волгу-речку, про священный Байкал. Такие люди в военное время - ценность бесконечная.

А передышка наша между тем затягивалась. Летчиков не удовлетворяли редкие вылеты отдельных пар на разведку. Они притомились душой без схваток с врагом и облегченно вздохнули, узнав о перебазировании ближе к правому флангу фронта.

Перегонку машин выполняли "старики", и осторожность эта была обоснованна.

– Аэродром нам незнаком, - сказал Подорожный на предполетной подготовке. Заход на посадку - через высокие деревья, а они у самой границы аэродрома. Будьте внимательны и осторожны. Берегите себя и самолеты.

Он был прав, наш командир. Надо иметь немалый навык, чтобы посадить истребитель на ограниченную площадку. Поэтому шесть машин перегнал я сам, остальные - наиболее подготовленные пилоты эскадрильи.

– Радости от такого перебазирования, что от того пня: переверни его и так и этак, он все равно лежит,- несколько своеобразно отреагировал Алексей Амелин.

Да, погода по-прежнему была плохая. Мы занимались в землянках теорией, а чуть-чуть просвет в небе - выходили на учебные воздушные бои. Благо, что они скоротечны.

В один из таких дней вместе с Иваном Кожедубом решили поразмяться в воздухе. Высота 2000 метров. Расходимся, и на встречных курсах начинается показательный бой. Именно так нам не раз доводилось принуждать "мессершмиттов" к лобовой атаке. Каждый ждет: кто отвернет первым... Иван не из тех, кто за здорово живешь отдаст благоприятно складывающуюся обстановку сопернику. Но перед ним противник условный, и он закручивает левый вираж. Обождав какую-то секунду, когда он проскочит надо мной, устремляюсь 6 погоню. Поздно - момент упущен! Кожедуб подтягивает свою машину так энергично, что я оказываюсь в том положении, которое иначе не назовешь, как критическим, вот он сейчас вынесет перед моим самолетом точку прицела, короткая очередь - и пиши пропало...

Что только я не делал в том полете - Иван стоял словно на привязи. Выполнил целый каскад высшего пилотажа, добрая половина которого ни в какой инструкции не предусмотрена, - не отступает. Мы оба тогда не думали, что именно сейчас делаем, какова скорость наших машин, какие обороты мотора, как обстоит дело с температурой головок цилиндров, масла... Бой давно шел не по-писаному. Работала только интуиция летчика, мысль, воля. Силы у нас тогда были молодые, натренированные, летная школа одна, хотя и находились наши училища в разных местах страны. И характер тоже один - русский: если уж начал что делать, то доводит дело до конца. И не как-нибудь...

А на аэродром в это время надвигался коварный враг авиации - низкая облачность со снегопадом. Мы с Иваном заметили ее и вовремя закончили незапланированную нашу дуэль.

Без малого сорок лет прошло ,с той поры. Но я помню эту схватку во всех деталях, хотя за эти годы сменились поколения истребителей и в авиации уже возмужали наши дети и внуки...

А тогда наш полк получил приказ на очередное перебазирование, поближе к Днепру.

Командир части поставил мне задачу разведки погоды по маршруту нашего перелета до Шевченково. И я с Валентином Мудрецовым незамедлительно поднялся в воздух. Не делая круга, взяли курс на запад с набором высоты. Вдали, где горизонт должен иметь если и не очень четкую границу, то хотя бы приблизительные очертания, я заметил густую дымку. На душе стало тревожно и неспокойно. Мысли, до этой минуты ясные, закружились вокруг одного вопроса: сумеем ли сегодня перебазироваться на новую точку? В эти минуты я был ответствен не только за себя и ведомого, а решал задачу завтрашнего участия всего нашего полка в войне.