Крылатая пантера

– Да, повезло тебе. Незнание не освобождает от удачи.

– А в чем повезло?

– Этот рейс последний. Ветку закрывают на два месяца. Капитальный ремонт линии. Установка автоматики, новые светофоры. А самолетом – лети. Билеты проданы на сорок дней вперед. Да они и летают-то как? Раз долетел, раз упал – ресурс сопромата вышел. Крылья отпадают… – начальник поезда невозмутимо глядел на Катаяму, жуя помидор.

– Гриша, это правда? – изумленно спросил японец.

– Еще какая. Да они и летают прямо над самыми елями, чтобы если что – самортизировать и повиснуть на деревьях. Ель все выдержит. Тут своя технология. Дальний Восток! Мгновенно сливают керосин – и падают в кусты. Пока все живые. Правда, долго потом добираются до этой Гавани.

– Ну, давай за удачу! – произнес Катаяма, слегка шокированный ментальностью русских с их национальными рулетками.

Третий стакан уже был давно на месте, и японец, не сбивая руки, продолжал наливать.

– Хха! Хоррроший настойчик, – проговорил начальник поезда и вгрызся в огурец. Немного закусив, продолжил тему:

– Нет людей. Некому работать. Да нет, люди-то есть! Но нет тех, которые могут работать. Тотальное сокращение, совмещение, кадрирование и кодирование. От алкоголя. Но это не помогает. Кодировать можно только сомнамбул, есть такие кадры. Да они и сами могут кодироваться. Написал на бумажке «Я больше не пью», положил под подушку, а наутро – трезвенник. Но лунатиков таких мало. И деньги с них даром дерут. Ну, а с остальных – тем более. Их кодировка не берет, они же не сомнамбулы. Такой вот фикус. Оттого Федор, например, совмещает в себе должности четырех проводников. Один проводник на четыре вагона. Это нормально?

– Ну, судя по заполнению состава, достаточно, – рассудил Катаяма.

– Согласен, – ответил начальник. – В таком рейсе Федора даже слишком много. Но кроме этого он совмещает обязанности электрика, сантехника, повара и ветеринарного врача.

– А что, есть и такой?

– На этих линиях есть.

– А кто обыкновенный доктор, для людей?

– Я.

– Вы совмещаете должности начальника поезда и врача? Разумно, разумно…

– Еще я совмещаю обязанности ревизора и первого машиниста.

– А кто второй машинист?

– А его нет. Сокращена должность.

– Так кто же сейчас управляет тепловозом?

– Ну, в принципе, я.

Катаяма ошарашено глядел на невозмутимого первого машиниста:

– Как это вы? А кто в кабине?..

– Никого. А что тут такого? Зону медвежьей пассивности прошли. Встречного состава не предвидится. Глухомань. Людей нет. Самолеты на автопилотах летают, а тут какой-то дизель. В первый раз, что ли? Да ты наливай!

– Так что, нас только трое на весь состав и пустая кабина? – не унимался обалдевший Катаяма. Всего он повидал на зоне, но такого вот классического образца пофигизма не встречал. Крепчает народ!

– Трое. Вернее, двое. Ты не в счет. Мы тебя везем.

Впереди по ходу движения что-то громыхнуло. В вагоне свалилась еще одна полка.

– Сбили-таки, наверное, медведяру, – проговорил первый машинист. – Спать надо в отведенных местах. В норах, например. Да нет, в норе они не хотят! Они хотят на шпалах! Ладно, пойду пройдусь в кабину, проверю уровень масла. Вы тут особо не налегайте, я скоро вернусь.

Двое плыли к Солнцу

Небольшая бухта, окруженная лесной поляной с цветущими незабудками, ранним утром сверкала лазурью своей поверхности, застывшей как волшебное зеркало. Кругом стояли сосны. Утреннее небо ещё не пылало раскалённостью раннего лета, а спускало прохладу утренних часов.

— Здесь, — сказал первый и воткнул лопату в землю.

— Здесь, так здесь, — ответил второй, и устало упал в траву.

Копали минут сорок, тяжело дыша и выбрасывая комья земли из углубляющейся ямы.

— Всё, — сказал первый. – Я думаю, достаточно.

— Достаточно, так достаточно, — ответил второй и прислонился к стволу развесистой катальпы, затесавшейся между сосен. Поднял глаза к небу, где плыл ястреб.

Два портфеля и одна сумка полетели в глубину вырытой воронки. Первый обыскал карманы, вытащил мобильный телефон, ключи от машины, документы, и всё кинул в яму. Второй сделал то же самое и кинул в яму даже джинсы, оставшись в спортивных шортах. Первый аккуратно снял костюм, уложил его в пакет и опустил в глубину тайника.

Принялись молча закапывать. За десять минут зашвыряли яму и разровняли поверхность. Устало сели на траву возле куста эхинацеи. Молча смотрели на море и на разгоравшийся восход.

— Искупаемся? — предложил первый.

— Давай, — ответил второй. — Почему бы и нет?

Они зашли в морскую воду, покалывавшую тёплой волной. Немного постояли, глядя на горизонт, пылающий своей линией в предвкушении рождения солнца.

— Хороша водичка, — сказал первый.

— Прелесть, — ответил второй. — Я не был в море лет десять.

Зашли глубже и медленно поплыли вперёд.

— Я всю жизнь мечтал совершить кругосветное путешествие, — сказал первый. — Всю жизнь. А сорок лет просидел за книгами, пытаясь там что–то найти.

— То же самое, — ответил второй. — Только у меня вариант похуже. Я нашел. Нашел маленькую теорему Ферми и решил её. Считалось, она не имеет решения. Не надо было мне её решать. — Второй погрузился с головой. Вынырнул и с брызгами выдохнул воздух. Добавил: — И я подсел на это. На Ничто.

— Я понимаю тебя, — ответил первый. — После защиты второй диссертации, я почувствовал, что в жизни происходит что–то не то. После третьей у меня уже не проходила депрессия.

Неожиданно прямо перед пловцами вынырнула пара летучих рыб и, пролетев метров двадцать, нырнула обратно в море.

— Видишь, — сказал первый, — какие умные твари. Они понимают прелесть кратковременности.

— Я это понял только недавно.