Крылатая смерть

Скоротав остаток ночи (которую подранок Макун благополучно пережил), охотники с рассветом возобновили путь до, какого ни на есть, дома. Отягощенные добычей и раненым товарищем, двигались они медленно. Не говоря уж о том, что лабиринт из деревьев и кустарника, какой представляет собой настоящий дикий лес, вообще-то не способствует ни беготне, ни широким шагам.

Тем не менее, с грехом пополам, из леса трое охотников выбрались. Вышли на опушку, затем на берег реки, почти успевшей покрыться ледяным панцирем. Вышли… и ровно в тот момент Сеня подспудно ощутил некую странность. А секунду спустя понял, что именно странного и даже настораживающего было в этих, ставших не за один месяц знакомыми, местах.

Назвать племя хелема многочисленным было трудно — во всяком случае, по меркам современников Сени. И даже по сравнению с коренными народами Крайнего Севера. Так что Гайд-Парка в окрестностях занятой племенем пещеры никогда не было. Но не бывало и совершенного безлюдья. Кто-то должен был, как Сеня сотоварищи возвращаться с добычей после охоты (а в летнюю пору — рыбной ловли). У опушки опять же можно было встретить детвору, если не дрова собиравшую (а летом — грибы и ягоды), то просто резвящуюся. Например, играющую в снежки.

Только когда пришли аванонга, хелема сделались осторожными и старались без крайней нужды пещеру не покидать. Только тогда в этих местах стало так же безлюдно и тихо. Но аванонга давно разбиты, и жизнь хелема снова вернулась в прежнюю колею — жизнь мирных первобытных охотников, из врагов у которых лишь голод и холод. Так что же заставило хелема затаиться вновь, пока Сеня, Каланг и Макун охотились? И ладно, если просто затаиться? А если вообще свалить из этих мест?

Что… или, скорее, кто?

Таким вопросом мысленно задался Сеня, в недоумении озираясь на берегу почти замерзшей реки. А ответ нашел, услышав звук… нет, вопль — одновременно высокий, скрипучий и протяжный, едва переносимый человеческим ухом.

Доносился вопль сверху, с неба. Поглядев туда, Сеня сразу приметил его источник — нечто с крыльями чернело под серыми небесами, нарезая круги над рекой и берегом.

Нечто с крыльями… птица? Или, как ни абсурдно это прозвучит, самолет? Неужели дракон или его вероятный прототип — птеродактиль? Ведь если это не прошлое Сениного мира, а другой мир, можно было встретить в нем и какую-нибудь неземную форму жизни. Или нечто, водившееся когда-то на и Земле, но давно вымершее. Задолго до появления человека.

Затем до Сени дошло — и он почувствовал, как подкашиваются ноги, а горло готово исторгнуть из себя крик отчаяния. Своего рода отклик на жуткие вопли крылатого создания.

Сеня понял… точнее, вспомнил. Вспомнил слова, сказанные перед смертью главарем аванонга. «Масдулаги придут — и тогда вам всем будет жарко. Жарче даже, чем мне сейчас!»

Итак, Масдулаги, похоже, пришли.

Впервые услышав об этих созданиях от шамана Хубара, Сеня счел их частью местной мифологии. Или, если угодно, суеверий. Поверил он в то, что эти чудовища действительно существуют, только после беседы с главарем аванонга. При всех, присущих тому изъянах характера, главарь не был аборигеном-дикарем, а прибыл сюда примерно из тех же мест, что и Сеня. А значит, как человек современный, едва ли должен был увлекаться дикарскими побасенками, принимая их за чистую монету. К тому же главарь был явно не из тех, кто бросает слова на ветер. Так что, услышав от него, что ужасные Масдулаги реальны, Сеня не имел никаких причин не верить.

Другое дело, что нападения этих летающих бестий он ожидал разве что первые несколько дней после разгрома аванонга. Ну, исходя из того, что эти чудовища обычно приходят следом за монстрами в человеческом обличье, каковыми, собственно, и являлись давние враги хелема и подопечные главаря.

Ожидал и опасался… но Масдулаги не спешили прилетать в этот, облюбованный хелема, уголок дикого мира. Потому мало-помалу страх перед новыми врагами притупился, потом сами они вкупе с предсмертной угрозой главаря отошли куда-то на задний план. Не до них стало, проще говоря. И без того дел хватало, чтобы изводить себя этой, гипотетической, казалось бы, проблемой. Таковы уж особенности жизни в первобытном племени: руки почти все время заняты. А мозг… мозгу не всегда банально хватает энергии, поступающей в организм, чтобы слишком усиленно работать и вышеназванный организм на себя и терзанья свои отвлекать.

В общем, за остаток лета и осень Масдулаги так и не сподобились исполнить угрозу главаря. А когда пришли морозы, бояться местного аналога драконов Сене и вовсе стало казаться смешным. Ну, когда он хотя бы думал на эту тему. Драконы же вроде как пресмыкающиеся. А значит хладнокровные, и, следовательно, теплолюбивые. Активные только в теплую погоду, а в холод впадающие в спячку.

Успокаивая себя этими рассуждениями, Сеня успел увериться в том, что визит Масдулаги не грозит ни ему, ни хелема хотя бы до следующих «дней тумана». Того, чудодейственного тумана, который перенес Сеню в этот мир, а теперь был последней надеждой на возвращение домой.

Да, бросать приютивших его хелема на съедение крылатым монстрам Сене было, положа руку на сердце, жалко. Даже стыдно — так отплачивать им за гостеприимство. Но Сеня надеялся, что к лету и к приходу тумана сумеет разрешить и эту проблему. Например (ну, если Масдулаги все же явятся) предложить пройти через туман вместе с ним всему племени. А что? Хелема вполне могли бы поселиться в каком-нибудь малонаселенном уголке Сениной необъятной родины. И сойти за очередной коренной и малочисленный народ, ведущий традиционный образ жизни. Как ханты, например, манси или селькупы.

И лишь теперь, глядя на кружащую в небе, постепенно снижающуюся крылатую тварь, от воплей которой хотелось зажать уши и забиться куда-нибудь в уголок, Сеня понял, сколь мало было смысла в его рассуждениях. Сколько было в них наивности и самонадеянности.

— Масдулаги! — дрожащим голосом пробормотал Каланг, испытывавший, похоже, примерно те же чувства, что и Сеня.

Тварь успела достаточно снизиться, чтобы можно было рассмотреть ее получше. Рассмотреть — и ужаснуться. Подобно тому, как вопли Масдулаги не походили на крики зверей и птиц, по крайней мере, знакомых Сене, так и внешний вид монстра заставил бы биологов с Линнеем во главе биться в истерике, причем головами об стол.

Начать с того, что от драконов из сказок у Масдулаги были лишь кожистые крылья, ну и способность летать, разумеется. Хотя даже крыльями тварь больше напоминала летучую мышь.

Между крыльями висело длинное сравнительно тонкое тело — не то огромная змея, не то гигантский червяк. Сходству, впрочем, мешали четыре пары еще более тонких лап. Тонких… но едва ли хрупких, как не являются хрупкими конечности насекомых.

Сзади тело было увенчано гнутым хвостом наподобие скорпионьего.

И, конечно же, голова: нечто неправильной формы, лишенное, как Сеня успел заметить, глаз, зато оборудованное пастью, вокруг которой судорожно извивались многочисленные щупальца.

«Ктулху! — пронеслось в Сениной голове, — Медуза Горгона!»

И что такому запредельному созданию время года и температура! Не говоря про такую мелочь, как не вполне летная (из-за снеговых туч) погода.

Долго любоваться на себя, Масдулаги, впрочем, не дал — не за этим сюда прилетел. Снизившись достаточно, он одновременно со своим инфернальным воплем исторг из пасти струю пламени.

Трех человек, как бандерлоги перед Каа в ступоре замерших на берегу, огонь, правда, не задел. Разве что жаром их обдало — от горячего воздуха. Но едва ли крылатый монстр собирался этим ограничиться. Скорее, пристреливался.