Крылатый воин

— Раз мне достался лучший самолет, дайте мне и лучшего стрелка из новых — Джона Ренделла, — попросил я.

Командир эскадрильи смотрит на меня, выпуская кольца и пытаясь понять, стебусь или нет, но, так и не поняв, спрашивает:

— Он, действительно, лучший?

— В деле не видел. Может, и нет, но с ним буду уверен за свою задницу, а это главное, — ответил я.

— Тут ты прав, парень, — соглашается майор Уилкинс. — Хорошо, получишь его. А сейчас иди на стоянку, знакомься с самолетом. Как будешь готов, сделай пробный вылет. У тебя неделя на освоение, а потом полетишь со всеми на боевое задание.

— Готов вылететь на боевое завтра, — предлагаю я.

— Не спеши, научись сперва хорошо управлять самолетом! — снисходительно произнес он.

«Бэнши» той же фирмы «Дуглас», что и «А-20» по прозвищу «Хэвок (Опустошитель)», различия небольшие. Самолет создавали как палубный бомбардировщик, но сделали и сухопутную версию, заменив хвостовой посадочный крюк на колесо. Сверху покрашен в грязно-оливковый цвет, снизу серый. На левом борту ниже кабины недавно закрашены, но просматриваются нарисованные бомбочки — отметки о вылетах на бомбежку. Между кабиной и хвостом на обоих бортах белая звезда в красном круге с двумя горизонтальными белыми широкими полосками по бокам. Такие же звезды на обеих половинах крыла, но на левой сверху, а на правой снизу. На задней части его широкие перфорированные (отверстия диаметром сорок четыре миллиметра) щитки, разделенные вдоль на две половины, верхнюю и нижнюю, которые при пикировании поворачивались в разные стороны, превращаясь в тормозные, а при посадке нижние служили закрылками. На киле с обеих сторон нанесен желтой краской номер 42–54583.

Механик Чарльз Пек — голубоглазый брюнет, опрятно одетый, что при его профессии подвиг или маркер пофигиста, тридцати четырех лет от роду, попавший по призыву из гражданской авиации — показал мне, что есть что. При этом смотрел на меня с грустью. Видимо, уже много экипажей похоронил.

Я занял место в разогретой солнцем кабине, запустил двигатель. Пока прогревал его, взмок, несмотря на то, что надел летний комбинезон на голое тело и не взял парашют, потому что не захотел возиться с укладкой его. Вечером сделаю это, когда станет не так жарко. Нахлобучиваю на мокрую голову шлемофон, из-за чего стало еще приятнее, связываюсь с вышкой, запрашиваю разрешение на взлет. Получив его, выруливаю на взлетную полосу, не закрыв фонарь. Заметил, что именно так и летают ветераны эскадрильи. Самолет малость рыскает при езде, с «Хэвоком» не сравнить, но порожнем разогнался быстро и легко оторвался от земли. Дальше я показал, что умею, начав с «мертвой петли» над зданием штаба, чтобы вышли посмотреть, какой это придурок мешает им кемарить, и закончив почти вертикальным пикированием, перевернувшись над ним вверх «пузом» и сменив курс на противоположный. Машина, конечно, с норовом, как «пешка», не расслабишься, и подвывает немного, однако не сказал бы, что громко и неприятно. Может, врагам так кажется. На маневрах быстро теряет скорость, зато при пикировании набирает медленнее «Пешки» и даже «Хэвока», благодаря хорошим тормозным решеткам, верхним и нижним, из-за чего перегрузка намного слабее, не вырубишься. Я вышел из пике на высоте около тысячи футов (триста метров), запросил разрешение на посадку, сделал ранверсман и благополучно приземлился.

На стоянке меня встречал почти весь технический персонал. Пришли посмотреть, кто это так лихо выписывал фигуры.

— Для новичка ты здорово летаешь! — похвалил механик Пек и предложил: — Называй меня Чарли.

— Да, Чарли! — шучу я.

По международному морскому своду сигналов флаг «С (Чарли)» значит «Да» или подтверждает предыдущую группу сигналов.

— Как назовешь самолет? — спрашивает он.

У каждого должно быть личное имя и эмблема.

— «Тутси (милашка)» и ниже красные женские губки, — не раздумывая, выбираю я

К нам подходит сержант из штаба и сообщает:

— Сэр, командир приказал, завтра вылетаешь на боевое задание.

Я поворачиваюсь к механику и говорю серьезно:

— Чарли, не забудь протереть бомбы, чтобы самолет быстрее набирал высоту.

Механик зависает и, увидев мою улыбку, начинает смеяться. Остальные ржут над ним и над моими словами, хотя и сами сперва отнеслись к ним серьезно.

61

Комната для инструктажа большая, В ней свободно разместились на стульях экипажи двух средних бомбардировщиков «Б-25с1» по кличке «Митчелл», в каждом из которых шесть человек (два пилота, штурман-бомбардир, бортинженер, стрелок-радист и стрелок), четырех двухместных «А-20с» и одного «А-24б». На стене висит карта района боевых действий и пять больших фотографий. Штурман группы майор Пол Нортон сообщил задание, показав цель на карте и фотографиях — налет на аэродром возле деревни Буна, на которую наступала, пока безуспешно, американская Тридцать вторая пехотная дивизия. Туда по ночам прибывали транспортные самолеты, привозили припасы, забирали раненых, там находились склады и казармы. После этого сообщил курс на цель, перечислил запасные аэродромы. Лететь триста километров — меньше часа.

Следующим взял слово командир Восьмой эскадрильи:

— Там у них сильная противовоздушная оборона. Здесь и здесь, — показал он на карте, а потом на фотографиях, — стоят по четыре двадцатипятимиллиметровых строенных автомата, а здесь — три сорокамиллиметровых, так называемых «пом-помов». Поэтому бомбить будем с горизонтального полета с высоты десять тысяч футов (три тысячи метров). Зайдем со стороны солнца. Следите за мной. Нас прикроет шестерка «Аэрокобр», но сильно на них не надейтесь, смотрите во все стороны сразу. Вопросы есть?

— Второй лейтенант Вудворд. Есть предложение, — встав, произношу я. — Могу зайти на цель первым и отбомбиться по зениткам с пикирования.

— Ты это серьезно, парень?! — удивленно спрашивает майор Уилкинс.

— Да, сэр, — подтверждаю я.

— О’кей, давай попробуем, — соглашается он.

Механик Чарли встречает меня у самолета докладом:

— Бомбы протер!

— Молодец! — хвалю я.

На капоте слева написано белыми буквами «ТУТСИ» и ниже нарисованы алые губищи — не дай бог нарваться на такие! На подвесках слева и справа под крылом и под фюзеляжем по паре осколочных бомб М81. Каждая весит двести шестьдесят фунтов (почти сто восемнадцать килограмм). Всего боевая загрузка семьсот семь с половиной килограмм, а можно было бы взять тонну. Тут вам не там, никаких «сталинских нарядов». Я занимаю место в кабине, пристраиваю сагайдак, чтобы не мешал в полете и в то же время был под рукой. Мой талисман кажется странным американцам, но никто не возникает: каждый сходит с ума по-своему. Я запускаю двигатель, произвожу проверку строго по инструкции, которая выдана мне в письменном виде на листе плотной бумаги, выслушиваю доклад стрелка, что в его заведовании все в порядке.

— Пристегнись покрепче, — приказываю ему.

Самолеты один за другим выруливают на взлет. Первыми уходят «Митчеллы», за ними «Хэвоки», мы последними из бомбардировщиков, а за нами «Аэрокобры». В небе выстраиваемся парами с ведомым на левом пеленге. Только к последней паре на правом пеленге пристраиваюсь я. Поднимаемся на высоту двенадцать тысяч футов, берем курс на цель. Над нами на высоте двадцать тысяч летят истребители. Их японские коллеги любят атаковать с двадцати семи тысяч, куда американцы подняться не могут. Я верчу головой, запоминая ориентиры, потому что магнитный компас врет не хуже советских собратьев. К моему удивлению, на «А-24б» не установлен гирополукомпас.

Минут за десять до цели со мной связывается «Первый (командир эскадрильи)»:

— «Бэнши», вперед!

— Роджер! — подтверждаю я принятие приказа, проверяю пристежные ремни, закрываю фонарь кабины и приказываю стрелку сделать так же.

Форсировав двигатель, обгоняю эскадрилью, отрываюсь от нее. Внизу вижу лачуги, смутно похожие на те, что были на фотографиях. Вон она — взлетная полоса, а вон и зенитки, начавшие стрелять. Снаряды проходят мимо, взорвавшись выше и намного правее.

Подворачиваю в ту сторону и направляю самолет так, чтобы две зенитные батареи были на одной линии, после чего переворачиваюсь над дальней, раскрываю перфорированные тормозные решетки вверх и вниз и пикирую. «А-24б» сравнительно медленно набирает скорость, падая почти вертикально вниз. Кажется, что по нему лупят все зенитки трех батарей. Только вот попасть в пикирующий самолет очень сложно, особенно, если нет опыта. Японские зенитчики привыкли стрелять по целям на большой высоте, когда пеленг меняется медленно, а в нашем случае не успеваешь подсчитать упреждение, как надо менять его. Сломай шаблон и выиграй.

Я стреляю из пулеметов по зенитной батарее из четырех строенных пушек калибром двадцать пять миллиметров, каждая из которых в отдельном окопе, высчитываю момент сброса. В кабине есть оптический прицел, у которого в жару постоянно запотевает окуляр. Да и, пока будешь в него пялиться, не успеешь вырулить из пике. Действует гипноз захвата цели: ты ее — она тебя. Вверху на правом роге штурвала красная кнопка «Б». Можно разгружать все сразу, можно по очереди. Я отправляю две из-под крыла слева. На все четыре орудия они не упадут, но, если лягут рядом, взрывная волна и осколки выведут из дела все и всю обслугу, причем надолго. Самолет сразу тянет вправо. Я уменьшаю угол пикирования, стреляю по второй батареи, навожусь по трассерам, отправляю в полет вторую пару бомб справа и сразу выхожу из пике. Просел до семисот двадцати футов (двести сорок метров). Понимаю, что высота в футах, а не метрах, но большая цифра все равно сбивает с толку, успокаивает, мол, еще есть запас. Делаю разворот с небольшим набором высоты и с пикирования под углом двадцать градусов, наведясь по пулеметам, роняю на третью зенитную батарею последнюю пару из-под фюзеляжа. Взрывная волна догоняет нас на отлете, как бы по-матерински шлепает по спине. Смесь работы на «Пешке» и «Горбатом».