Крыло бабочки

Шаг, и еще, еще. Все глубже, вот уже по пояс, а еще через десять шагов – по шею, а там – с головой под воду.

Лейла создает волшебные оболочки, чтобы можно было говорить и дышать, и шагает по дну, почти не касаясь его. Легко, словно ее несут потоки воды. Держит за руку Некса, боясь отпустить его и потерять. Некс – единственный путь на землю.

– Ты станцуешь для меня смерть?

Лейла шагает быстрее, заставляя Некса двигаться сзади, идет вперед, навстречу неизвестному голосу. Кто зовет ее? Кто пытается достучаться?

Морская вода обволакивает тело и приветствует родную душу. Океан узнает дитя, даже если морской крови в нем всего ничего. Каждому, в чьем роду сверкнули хвостом русалки, лежит дорога сюда.

– Так ты станцуешь для меня смерть, Айша?

Лейла крутит головой и шагает быстрее, крепче держа Некса за руку.

– Что случилось? – паладин догоняет ее.

Лейла повторяет ему слова, что шепчет неизвестный голос, и тянет вглубь. Некс напрягается, но кивает. Лейле легче – он знает.

Вдвоем они мчатся наравне. И быстрее. Быстрее. Быстрее. Только взметая за собой дорожки из пузырьков.

Где-то на небе сияет солнце, но там, наверху, далеко-далеко. Здесь чем больше уходишь в подводную глубину, тем все более сумрачно становится. И это не зов Сиреникса. Это зовет Айшу кровь, что-то родное, что-то заложенное в ней с самого детства.

Их одежда давно стала легкой, почти невесомой и теперь плывет, как медуза, а под ней проступают молодые тела, стройные и горячие. Айша несется быстрее, в голове бурлит сила, а ноги сами танцуют.

– Ты станцуешь для меня смерть, Айша?.

Шепот все ближе, и в какой-то момент фее хочется замереть. Она шагает вперед и вытягивает руку, хватая меж пальцев воду. А потом резко оборачивается назад и видит, как Некс смотрит на нее нечеловеческими желтыми глазами. А его губы чуть слышно произносят:

– Ты станцуешь для меня смерть?

– Станцую, конечно, – улыбается Лейла, в ее аквамариновых глазах плещутся рыбы. Руки взметываются вверх, а ноги подпрыгивают над каменистым дном.

И Айша-Лей-Лейла пускается в пляс. Голова кружится, спина выгибается, бедра качаются, а живот изящно ходит волнами. Лейла отдается пляске сполна, словно морская нимфа. Лейла танцует смерть, но не знает, чью. Лейла танцует новое пророчество и сказание от Дракона, которое он передает в каждом жесте.

Чем шустрее пляска, тем больше переливается в ней слов. Океан вокруг двигается, вода меняет цвета. Некс приходит в себя, понимает, что это он говорил, вот только удивляется, почему, откуда. Смотрит, как кружится Лей в сочных оттенках, в струнных напевных звуках, в колобродящем океане.

Чем сильнее порывы, тем слаще танец, тем буйнее несет голову. А потом все резко заканчивается, без передышек-переходов, и Лейлу бросает на камни. Она вздрагивает, смотря, как исчезают цвета, утихает музыка и успокаивается океан. К ней подплывает Некс.

– Все в порядке? – спрашивает он. – Что только что произошло?

Морская нимфа впивается в него губами. Горячо, страстно, с полной отдачей. Сжимает в объятиях, словно последнюю свою надежду.

– Останься. Здесь. Сейчас. Со мной, – просит она.

Некс кивает. Некс ложится рядом и слушает морские глубины. Но в его желтых и в ее аквамариновых глазах что-то меняется. А когда Лейла приподнимается, Некс смотрит на шоколадную спину, проступающую сквозь мокрую футболку, и с удивлением спрашивает:

– Когда ты успела сделать себе татуировку, Лей? Или, вернее, свести. Или... – паладин садится, чтобы внимательнее рассмотреть. – Кажется, рисунок проступает. Это что?

– Я не... Подожди. Повернись, – Лейла тоже осматривает спину парня, не успев убедиться. – У тебя тоже... Это не татуировка, – вдруг странным голосом говорит она. – Это клеймо.

Дафна осваивается в человеческом теле. В Дафне все чаще говорит женщина, которая возникла меж жизнью и смертью, которая росла и крепла с годами. Женщина не имела тела, но имела ум. Женщина была сильнее, мудрее. Дафна была вспыльчива – женщина горела страстью, но пылкой, умеренной и огненно-страшной страстью. Страсть женщины плавилась под горячими руками, разливалась золотом в дорогих чертогах и звенела гроздьями кровавых рубинов. В Дафне пылал интерес к приключениям, горело бунтарское начало. Женщина тоже бунтовала. С умом, со знанием дела.

Дафна рвала и метала – женщина терпеливо ждала. У Дафны болели скулы от бесчисленных улыбок на светских приемах – женщина забирала эту боль и гладила Дафну по голове. Дафна звала на помощь – женщина баюкала ее и учила видеть. Женщина просыпалась в девушке.

Дафна знала, что никогда не вернется – женщина молчала и училась слушать. Рыб, призраков, воздух. Плыть между мирами. Дафна звала на помощь – женщина берегла ее силы. Когда приходил змей, женщина просыпалась. Все двадцать лет рядом с горько-язвительными речами женщина просыпалась. Женщина крепла, учила Дафну терпению, мудрости.

“Смотри глазами, – говорила она. – Слушай ушами, подмечай детали”.

Из Дафны давно ушел страх. В Дафне возникли было обреченность и пустота – женщина заполнила ее. Не было тела – была душа. Душа взрослела, душа менялась. Женщина сливалась с Дафной воедино.

А потом ее выдернули. Резко, холодно, словно рыбу за хвост, выдернули на белый свет, выдернули в Океан, в семнадцатилетнее тело. Дафна видела Блум и ее подруг, у Дафны лились слезы из глаз, искренние, чистые слезы. Дафны-девушки, Дафны-девочки, Дафны-подростка. Слезы чище росы и искреннее молитв.

Но Дафна-женщина никуда не ушла. Она всегда была в ней, навсегда и осталась. Телом Дафне было семнадцать. В душе же – почти сорок лет. Ее раздирало от внутренних противоречий, женщина и подросток сражались, бунтарство и терпеливость, торопливость и острый ум, горячее сердце и горячая страсть.

Обрести тело – одна часть. Важно было его сохранить. Дафна спотыкалась и падала, Дафна не могла существовать в материальном мире. Она привыкла к подвижности, легкости духа, когда была нимфой и не знала границ. Тогда в ней проснулась женщина.

“Смотри глазами, – шептала она. – Слушай ушами, подмечай детали”.

И Дафна смотрела. Слушала. Подмечала. Выуживала из памяти крохотные обрывки. Приспосабливалась. Как осваивалась в обществе змея, пробудившего женщину, в мире, где есть пустота, так приспосабливалась в реальности, которую считала навсегда утерянной.

И Дафна-женщина все более крепла.

А потом между ними и вовсе были стерты границы, женщина стала Дафной, а Дафна – женщиной, и это оказалось до боли правильным. Дафна смотрит, слушает и подмечает. Дафна носит черное и цвет морских вод. Дафна отдается змею и позволяет ему обуздать себя.