Крыло бабочки

Это я поддерживала его в прошлом.

– А я пришла к Баттерфликс, заплатив нехилое бабло за то, чтобы его из этого прошлого вытащили!

Мои глаза расширяются. А губы решительно сжимаются.

– За это я могу сказать тебе только спасибо, – отчеканиваю я, смотря на нее во все глаза. – Но это меня он вытаскивал. Это я заняла главное место. Не ты.

Она задыхается, смотря на меня несколько секунд. А потом выплевывает:

– Мразь! – и бросается в атаку.

Драться своей же магией против себя – гиблое дело. Хуже всего, что она, как и я, знает мои – наши? – сильные и слабые места. И мы обе лупим по ним нещадно. Мы обе столько раз используем одни и те же заклинания одновременно. Ведем слишком предсказуемый бой, применяя повороты, которые известны только нам.

Я убеждаюсь только в одном: она – точно не другая я. Часть меня, злая, желающая уничтожить меня, но только часть.

А потому уничтожать ее в ответ мне кажется как-то неправильным. Мы обе применяем одну и ту же магию – силу, принадлежащую нам от рождения, и пока она лупит меня, а я луплю ее в ответ, пока мои уши чуть ли не взрываются от самых разных по громкости басов и пока я выставляю самые разные по мощности силы, мой мозг пытается усиленно думать.

Я прекрасно понимаю, что нам двоим – не место в одной голове, а уж тем более – в теле. Но если я уничтожу ее, правильно ли я поступлю?

Внутри все отчаянно кричит: нет.

Ответ приходит внезапно, сам собой, в долю секунды между двумя атаками, которые она запускает в меня, и от неожиданности я даже не успеваю прореагировать, а потому падаю вниз.

Это ее ободряет, и она принимается бить меня еще сильнее, явно получая наслаждения. А я смотрю на нее и блаженно улыбаюсь, подмечая то, что почти уже видела раньше. То, чего не доставало мне. Но то, что было у меня раньше.

Это ведь не раздвоение личности. Она – часть меня. Уверенная, что она главная. Но нет главных на самом деле. Есть только одно целое, расколовшееся от действий морского гада.

Внезапно я вспоминаю тот миг, ту ночь, когда он изнасиловал меня, когда выбросил, дрожащую от холода и пережитых унижений, на берег, где меня нашел Ривен.

И не испытываю привычной ненависти. Ривен говорит, что это нужно принять. Не смириться, а принять. Ну что ж, кажется, Рив, у меня есть для тебя поздравления: я приняла.

И в этом моя сила. Я смотрю на Музу, которая так сильно меня ненавидит... И чувствую, как моя магия, мой Рев, мое все только и ждет моих действий. Хорошо. На самом деле это очень просто. Встать и пойти прямо к ней. Не обращая ни малейшего внимания на атаки.

Эта боль – ненастоящая. Она только в моей голове. Нашей голове. И мы – только в моей голове. Но все-таки иногда образы и действия, которые мы совершаем, играют большую роль. Сначала она смотрит на меня с недоверием. Потом – со страхом, когда понимает, что ее атаки больше меня не берут. До нее искренне не доходит, почему я не атакую ее в ответ. Она пока ничего не понимает, но чувствует опасность и отступает на шаг назад.

Отступай, милая. Все равно рано или поздно упрешься в стену.

– Что ты делаешь? – шипит она, но в голосе отчаянно скользит страх.

– Делаю тебя лучше, – отвечаю я, подходя еще ближе.

– Ты, ты... – она пытается ударить меня больнее... Ну что ж, бей. Удачи. Я смотрю на нее очень спокойно, а ее трясет. – У нас у обеих похожие проблемы. И я знаю ее решение.

Она не успевает ничего сделать, потому что я очень быстро сокращаю расстояние между ними. Вот он, идеальный момент для ментального убийства. Я могу уничтожить ее сотнями способов. Вместо этого я крепко обнимаю ее и закрываю глаза.

Потому что чувствую, как она растворяется в моих руках. Как исчезаю и я сама.

Нет главных. И я, и она – части одного целого. Одной целой личности, которая очень сильно снова хотела стать собой. И я помогу ей. В меня перетекают ее воспоминания, и наконец-то я вижу все, что происходило со мной за эти месяцы.

И чувствую, как на моей спине горит клеймо. И слышу в голове голос демона.

– Контракт исполнен. Теперь ты отдашь мне свою душу.

– Не я заключала с тобой контракт, – отрицаю я, еще не осознавая, в какую ловушку попала. И что значит умираю?

– Ты соединила ее и себя в одно целое, цепи опоясывают твою душу и меня. Теперь ты в моей власти, что за... Не душа! Не человек! – вдруг доносится до меня демонический вопль, и я вздрагиваю, вдруг чувствуя, как внутри меня возникает мощная воронка. Кажется, что я разваливаюсь на части.

В прямом смысле этого слова рассыпаюсь, и нет ничего, что смогло бы меня удержать. Никакого стального стержня, за который мне бы удалось схватиться. Я ощущаю только нечто одно, что остается непоколебимым. Знак, выжженный на моей спине. Горящее голубым клеймо. И к нему я стремлюсь, потому что не хочу умирать. Стремлюсь и не осознаю ничего вокруг себя.

Мне кажется, что я умираю сотни и сотни раз.

А еще слышу вопли демона, кричащего что-то про то, что он не может съесть мою душу. Что это уже не душа. Возможно. Ему виднее. И я проваливаюсь в бездну.

Это действительно похоже на бездну. На огромную пропасть, в которую меня затягивает против моей воли. Просто с нереальной силой. И я держусь всего одной рукой за каменный уступ, но чувствую, что сил мне не хватит.

Оно началось слишком внезапно. Я даже среагировать не успел, как от меня в прямом смысле почему-то не хватает.

У меня не хватит сил.

Но в тот момент, когда я чувствую, что моя рука уже готова разжаться, ее резко и очень крепко хватает другая. Девичья. И, поднимая голову вверх, я вижу лицо Чарли, которая очень внимательно смотрит на меня.

– Не смей умирать, слышишь, – говорит она. Без шипения, просто очень серьезно. И не отпуская на меня. Я же поражаюсь, откуда столько силы в маленькой девочке. – Тебе есть ради чего жить. Посмотри на меня. Посмотри и скажи, что ты видишь.

Я смотрю. И вижу себя. И Музу. Музу и себя. Чарли, наше порождение из будущего. И пусть это будущее никогда не наступит, но сейчас я очень отчетливо чувствую: она – наша.

Наше порождение. Наш плод. Наша дочь. И наше продолжение. Из будущего, прошлого – какая разница, если на меня же смотрят мои глаза.

Сейчас мне почему-то очень хочется попросить прощение за все то, что на нее навалилось.

– Ничего, – фыркает она с типично моими интонациями, – и не такое перетерпим.

Это точно. Кому, как не мне, это знать. Она смотрит прямо на меня. А я – на нее. И неважно, что боль нестерпимая. Неважно, что я вешу на самом краю пропасти. Чарли держит меня – и не столько за руку.

Сколько за ту мысль, которая рождается во мне и становится определяющей. Я знаю, ради чего мне жить. И знаю, ради чего мне оставаться.