Крылья Агнессы

Всю неделю я отходил от своего боевого рейда на японский флот. Восстанавливался долго, ходил в караулы, как варёный. Зря решил, что быстро управлюсь. За неделю в меха так и не сел.

За счастье друга рад, но горечью отдаёт в душу. Потому что своё счастье не сберёг.

Вечер не мил праздный даже с друзьями. Извинился перед господами, да вышел из трактира на набережную, что рядом. Чтоб своей кислой миной им настроение не портить. В пустующей беседке с видом на Уссурийский залив на перила облокотился воздухом подышать и от шума подальше спрятаться. И от рож всяких. Илья с гусарами своими то и дело взрывался от смеха, будто надо мной насмехаясь. Обратно идти уже не хочется.

Огней в потемневшем море мало. Зато в небе слышен шум. Мехар в ночи рассекает, от Владивостока удаляясь. Представил себя в кабине. Да что там можно увидеть? Разве только огоньки с города и сёл. С кораблей ещё. Но если японцы решат нападать, они ж всё на броненосцах затушат специально.

Только куда им, заминировали и мы водные площади. Это вероятно и логично.

Михаил приплёлся, охмелевший слишком быстро.

— А хочешь, я сам Рогачёва на дуэль позову? — Заявляет разгорячённо. — Как меха–гвардеец он может отбрыкаться, но честь не позволит. И тестя моего будущего здесь нет, чтоб осадить и шкуру его спасти.

— Не нужно, у тебя одна забота должна быть, как женщину свою счастливой сделать. А не как горем её убить.

— Да я его под орех…

— Не вздумай, — ухватил его за плечи и растряс. — Да и с чего ты решил, что он меня волнует?

— Кто ж ещё? Мы все видим, как ты на него смотришь.

— Да никак я на него не смотрю, — улыбаюсь другу и отворачиваюсь к перилам. — Пока военное положение никаких дуэлей. Считай я молчаливо дал слово твоему будущему тестю, что не стану закона нарушать. К тому же, Илья пилот мехара. Если убью его, японцы и оргалиды только порадуются. И больше наших потом убьют.

Вздохнул гусар. Пристроился рядом, на перила облокотившись.

— Верно говоришь, Андрей. Иногда чувства так разум затмевают, что далеко и не видишь. Пусть живёт пока твой гвардеец. Так и быть.

— Пусть живёт, — согласился я с улыбкой.

Немного помолчали. Справа на холмике огоньки. Два казака у орудия на позиции курят, глядя вдаль. Думаю, и им грустно, да тревожно.

Убедившись, что поблизости посторонних нет, решился. Фёдор толком ничего не посоветовал, может, Михаил подскажет.

Стекляшку одну прихватил с собой. Её и вынул показать.

— Не знаешь, где на рубли обменять можно? — Спросил, подавая камень гусару.

Глаза голубые у друга только разгорелись, а рот открылся. Света из окон трактира вполне достаточно, чтобы рассмотреть.

— У ювелиров, где ж ещё? — Ответил с ходу и присмотрелся, затем на зуб попробовал. — Вроде не стекло. И откуда, сударь?

— Наследство.

— Если это алмаз, такой крупный за тысячу рублей продать можно. Но не во Владивостоке уж точно. В столице за милую душу примут. В любом купеческом магазине ювелирных изделий или на худой конец в ломбарде. Всё, убери от греха.

Спрятал послушно.

Мне до Иркутска на мехаре три часа лёту. Может, к чёрту всё?

Вот только один нюанс есть важный. Где я там Медведя оставлять буду? Меня на подлёте к столице уже перехватывать начнут их мехары. Если бы не ситуация неделю назад, я бы и не помыслил о таком. Уже бы рванул.

Значит, нужно раньше столицы приземляться. И до города скакать на лошади. А это уже не три часа. При этом проблема остаётся, где Медведя спрятать и где лошадь брать.

Единственный вариант, это купить какое–нибудь поместье километрах в ста от столицы. Денег ведь теперь куры не клюют.

Тьфу, рассуждаю, как барин. Хотя ещё полгода назад копейки считал.

Степан с Вадимом вместе к нам вышли.

— Представляете, братцы, китайцы теперь у нас почтальонами подрабатывают, — рассмеялся казак и мне: — держи весточку.

Подал конверт! И в груди моей похолодело.

А вот и леди Т. С. объявилась, когда не ждали.

Глава 3 Леди Т. С. и неожиданное предложение

Рву небрежно конверт, вынимая нежно–розовый листок, пропитанный чёрными чернилами. Объявилась, не запылилась.

После каждой записки происходит страшное. Затаив дыхание читаю.

«Что же так тревожит вас, сударь? А быть, может, зовёт? Моё предложение скорой встречи, вероятно, покажется вам странным. Прекратите думать, что в этом мире вы одни. Пляж бухты Соболь, это чуть южнее того места, где сейчас вы. Я уже близко, ваша Леди Т. С.»

Сердце долбит, как безумное. Встречу предлагает??!

Как Она так быстро меня находит?

— Умер кто–то? — Спросил бесхитростный Степан.

— Князь, на тебе лица нет. Что стряслось? — Наседают гусары.

— Всё хорошо, братцы, — отвечаю отстранённо, но тут же спохватываюсь: — езжайте в полки и будьте наготове. Мне нужно срочно отбыть.

— На депешу совсем не похоже, — корит Михаил. — Скорее на любовное письмишко. Так что не нагоняй страстей, братец.

— Пахнет от письма вкусно, — согласился казак.

— На окно тогда посматривайте, — прошу хотя бы об этом и спешу на двор.

— Хочешь, отца попрошу, он и тебя в столицу отпросит?! — Шутит Михаил в след. — Две свадьбы справим!

Дожить бы до утра, стучит во лбу безумная мысль. На седло взлетаю, как пружина. Мышцы отдохнувшие, сильные.

И куда?! В Поместье скакать за мехаром? Или послушно в пасть твари поганой идти?

А если это шантаж? И братцы мои под прицелом? Они ж как на ладони сейчас. Один залп ледяной шрапнели, и никто не спасётся. У них же с хмеля реакции никакой!

Ведь я уже больше не сомневаюсь, что тот, кто пишет мне эти записки — с оргалидами заодно.

Что ж. Разумным вариантом было бы просто вернуться в эскадрон и ждать. Но я направляю коня на набережную, где скачу мимо береговых позиций в сторону бухты Соболь. Огибаю вершину с артиллеристами, затем двигаюсь под укреплениями из мешков с песком, где дула пулемётов торчат. Казаки на меня посматривают с интересом.

Руки поднимают, здороваясь. Отвечаю всем кивками.

Облагороженная набережная под пригорком быстро переходит в галечный пляж, где значительно темнее, чем под позициями, где свет фонарей проведён электрический.

Мрачный пустующий пологий берег, крик чаек на фоне шума волн с неспокойного моря. И вот из мрака что–то светлое показалось впереди. Тонкая фигурка в летнем платье до голых пят, свободного кроя, подол которого вместе со светлыми распущенными волосами треплет ветерок. То задувает в сторону берега, подчёркивая утончённость, то отпускает, показывая, как красиво ложатся волосы на платье.