Крылья беркута

— Ох, и дурной же ты!

— Это почему же?

— Не знаю. Тебе виднее, — грустно улыбнулась Надя и тут же, посерьезнев, сказала: — Оделся бы, морозина вон какой! Иди, иди, тебе говорят. Простудишься, что будем делать? И, пожалуйста, не придумывай того, чего нет.

— Разведчику привыкать надо и к жаре и к морозам, — посветлев лицом, сказал Семен. — Будь здорова, невеста! — уже совсем весело крикнул он, поднимаясь на крыльцо, но, увидев Обручева с двумя лошадьми в поводу, вернулся, подбежал к буланому, в яблоках, коню, быстрым движением проверил подпруги, ласково потрепал его по шее, на что конь откликнулся тихим прерывистым ржанием. Взяв у Обручева повод, Семен подвел буланого к Наде. — Садись! Если надо — до вечера пускай у тебя будет. Мне днем не понадобится.

Семену хотелось, чтобы Надя оставила коня на весь день, — в таком случае Обручеву не пришлось бы сопровождать ее, но она не догадалась, к чему ведет Семен, и сказала, что днем конь ей не будет нужен, да и кормить его там нечем; зато Обручев сразу сообразил, в чем тут дело, и, хлопнув Семена по плечу, сказал:

— Может, ты поедешь? А я своего Буяна Наде отдам.

Семен недоумевающе пожал плечами:

— А дневалить кто за меня будет? Тетя?

— Верно. А я совсем позабыл, — с сожалением сказал Обручев. — В таком случае придется ехать мне. Но ты за коня не беспокойся, доставлю в целости и сохранности.

— Лады! — подобревшим голосом ответил Семен.

Хотя предложение Обручева ничего не изменило, но в какой-то степени успокоило, умиротворило закипевшую от ревности душу Маликова. Если судить по словам студента, было похоже, что ему не очень-то хочется без явной необходимости скакать по морозищу, и если, он и согласился сейчас на это, то исключительно чтобы помочь человеку, сделать для него доброе дело. Семен знал о том, что студент охотно помогает товарищам.

— Айдате, двигайтесь! — крикнул он и, подпрыгивая от холода, убежал в дом.

Чуть приподняв юбку, мешавшую поставить ногу в стремя, Надя привычным движением, усвоенным ею еще с детства, взметнулась вверх и легко опустилась в седло. Буланый конек затанцевал под ней и немного подался назад. Надя подобрала повод и слегка похлопала коня по гривастой шее.

— Ну, ну, Орлик, успокойся.

— Можно ехать? — спросил Обручев и намотал повод на руку. Его конь вдруг заплясал на месте и рванулся к воротам. Обручев не стал останавливать его, а чуть коснувшись рукой передней луки седла, ловко взлетел, слово взвился вверх, и очутился в седле. Надя одобрительно улыбнулась, — молодец Сергей, студент-студент, а в обращении с конем — истинный казак. И конь у него не какая-то завалящая кобыленка, а рослый жеребчик вороной масти, с белой звездочкой на лбу и такой же отметинкой на широкой, сильной груди. Богатых статей конь! Такому коню каждый казак настоящую цену знает, с таким не всякому дано справиться, тут нужны и смелость, и ловкость, и твердость руки, но, главное, конечно, смелость. Надя знала, что своего Буяна Сергей добыл во время схватки с белоказачьим разъездом. В бою достался студенту офицерский конь.

— Хороший у вас конь, — похвалила Надя.

— Да. Конь ничего. Нрав у него строгий. Трудно справиться.

— От человека зависит. Есть люди — от кошек бегают, — усмехнувшись, сказала Надя.

— Да, конечно. А ты бы справилась?

— Не знаю, — откровенно призналась Надя. — У отца когда-то был тоже горячий конь. Ездила. Страшного ничего нет.

— Не желаешь попробовать? — предложил с готовностью Обручев.

Надя с удовольствием пересела бы на резвого Буяна, но времени было в обрез.

— Как-нибудь в другой раз.

Надя похвалила Обручева за умение обращаться с конем, будто он всю жизнь был при лошадях.

— Дело не так уж трудное, — скромно ответил студент и принялся рассказывать, что еще недавно по-другому относился к лошадям, как-то безразлично; а вот в последнее время, когда попал в отряд, а особенно с тех пор, как у него появился Буян, понял: лошади очень умные животные, в глазах осмысленность — заговоришь с конем, и остается такое впечатление, будто он понимает каждое твое слово. Особенно Буян.

— Пока у меня не было своего коня, я не представлял, какое это замечательное существо. А с Буяном можно даже дружить.

— Ладный конек, — согласилась Надя. — Мой отец очень любил лошадей. Он тоже утверждал, что конь понимает каждое слово, только сказать не умеет.

Она опустила руку на крутую шею вороного, и конь запрядал тонкими ушами.

— Веселый твой Буян.

— Ты не отказалась бы от такого?

— Думаю, никто не отказался бы. Редкостный конь.

— Хорошо. Буян твой. Да, да!

— Как? — не совсем понимая, спросила Надя. — Почему мой?

— Дарю тебе. И, пожалуйста, не отказывайся...

— Ну, уж нет! — прервала его Надя. — Даже разговаривать об этом не будем.

— Но почему?

— Да мало ли что? Во-первых, за подарок надо отдаривать...

— Что, что?! — возмущенно воскликнул Обручев. — Ни о чем подобном ни слова! Откуда ты взяла?

— У казаков иначе не бывает. Это точно. А у меня отдаривать нечем, — не обращая внимания на его возмущение, продолжала Надя. — Потом, ты полюбил коня, и очень полюбил, я ведь вижу. Он к тебе привык...

— Да, конечно. Он умница. Но поверь, я охотно, с удовольствием отдам тебе.

— А я не верю, — упорствовала Надя. — И никто не поверит, чтоб казак, ну, словом, боец охотно отдал кому-то своего боевого коня. Да у нас такого человека уважать перестанут.

— Подожди, Надя! У казаков — вполне возможно, но я-то ведь не казак. Стало быть, ко мне казачья мерка не подходит.

— Она ко всем подходит. Боевой конь — друг, и отказываться от него — значит предать друга. Я, например, так понимаю. И все у нас не иначе думают.

— Подожди, не карай меня так строго. А если, скажем, человек хочет подарить самое дорогое и заветное тому, кто ему безмерно дорог, другу, который, быть может, дороже жизни?! Тогда как?

Надя немного растерялась. Да и как не растеряться после таких слов!

— Если так... не знаю, — неуверенно сказала она. — Но то другое дело. Совсем другое.

— Ты не причисляешь меня к своим друзьям? К хорошим друзьям?

— О дружбе, мне кажется, не договариваются, она сама приходит. Так что летай на своем Буяне, рубай белякам головы. Он тебе куда как нужнее! А я пока что обойдусь и без коня.

Она чуть толкнула Орлику стременами в бока, и он рванулся вперед. Обручев чуть поотстал и некоторое время ехал позади.

Поднялись на виадук.

Увидев, что Надя придержала коня, и решив, что она поджидает его, Обручев пришпорил Буяна.

А Надю поразил открывшийся с моста грустный вид: все огромное пространство, насколько хватал глаз, вправо и влево от моста, было забито железнодорожными составами. Тут стояли заиндевевшие паровозы, забураненные, с промерзшими стеклами и вообще без стекол пассажирские вагоны, платформы, теплушки — множество теплушек! Сколько их? Сотни? Или тысячи? Почему они стоят? Стали ненужными? Нечего в них грузить? И неужто так-таки все совершенно пустые? А что, если их осмотреть? Может, найдется что-нибудь полезное?! Знает ли о них Петр Алексеевич? Может и не знать. У него столько дел, все надо помнить, всюду поспеть.