Крылья чёрные

–  Станешь тут здоровее, - проворчал Слащов.
– Живым бы уйти - и то хорошо, считай, везунчик.

Судовой врач обернулся к Якову Александровичу.

–  Ваше Высокоблагородие, зря Вы так отзываетесь о нашей медицине. Мы спасли сотни тысяч жизней в эту войну. Вы сами, насколько знаю, были не однажды спасены от смерти.

Павел Петрович Владимиров очень ревностно относился к чести медицинского "мундира", многажды отстаивая её в словесных перепалках со Слащовым. По правде говоря, последний со многими в корпусе успел переругаться, вёл себя вызывающе, и Колчак поначалу не понимал, почему Кирилл назначил полковника командующим сухопутной обороной Царьграда. Но все сомнения развеяла бои за берега Босфора. Мастерски перебрасывая части с одного участка на другой, ловко управляясь с артиллерий, Слащов сумел отразить превосходящие турецкие силы, подкреплённые немецкими и австро-венгерскими частями. А как он дрался за Чаталджинские позиции! По сведениям разведки, там полёг целый вражеский корпус, последние резервы австрийцев на том участке. Греки тогда вклинились во вражескую оборону, немцам пришлось перебрасывать силы с Юзфронта, а туда - с Западного. Целых пять дивизий - тот самый резерв, потеря врагом которого позволила нашим войскам продолжить Новый Луцкий прорыв, решивший исход Великой войны…

Целую неделю Слащов отражал все атаки противника на Чаталджин, а после подошли силы, высвободившиеся с ликвидированного Румынского фронта, и немцы отступили. С тех пор Яков с непомерной гордыней вспоминал те дни, и при любой возможности заводил разговор о достигнутых им успехах. Из-за этого практически все офицеры охладели к нему, пошли слухи о кутежах полковника, даже о чрезмерном пристрастии к вину…

–  Да, пять ранений и две контузии преподали мне замечательный урок общения с врачами, - парировал Слащов.
– Извините, но ещё раз мне совершенно не хочется оказаться в лапах хирургов. Нет уж, ни за какие звания!

Его широкое округлое лицо, увенчанное смешным хохолком чёрных коротких волос, раскраснелось. Нос, и без того чересчур задранный кверху, поднялся на небывалую высоту.

–  Господа, господа, прошу вас, не надо устраивать баталию в моей каюте, - слабым голосом попросил Колчак.

–  Какая баталия? Мы просто…

–  Срочно! Из Царского села телеграфируют! Регент на проводе!
– в каюту вбежал вестовой.
– Срочно! Александра Васильевича просят!

–  Это никак не возможно, - холодно отрезал врач.
– Никак.

Он замотал головой, смешно потрясая руками, будто бы отгоняя вестового.

–  Александру Васильевичу нужен покой! Никаких телеграмм!

Слащов прыснул в кулак. Никто не обращал внимания на Колчака.

А лицо того исказилось от напряжения. Александр взял с намертво привинченной к полу тумбы фуражку, снял пиджак и, глубоко вдохнув, поднялся с койки. Слегка пошатываясь, он смог встать во весь рост, нависая громовым облаком над спорщиками. Первым опомнился вестовой, замерев и вытянув руки по швам. Затем Слащов принял серьёзный вид. Наконец и Владимиров прекратил размахивать руками, даже выдохнуть боялся, наверное, чтобы не сдуть шатавшегося от слабости Колчака.

–  Если Верховный Главнокомандующий требует выйти на связь, адмирал должен подчиниться. Пойдёмте, - кивнул упрямец.

И они пошли. Встречавшиеся на пути офицеры и матросы замирали, вытягиваясь во фронт, прикладывая руки к околышам фуражек, улыбками и радостными возгласами: "их адмиралу" не страшны даже турецкие бомбы.

–  Я совсем забыл спросить…Кто выжил кроме меня и Смирнова в том взрыве?
– Колчак, не оглядываясь, обратился к шедшему позади Слащову.
– Кто пострадал?

–  Ваш телохранитель, к сожалению, погиб: он сидел слишком близко к разорвавшейся бомбе. Та, в свою очередь, была закопана под дорогой. Как только Ваш автомобиль проехал бы над "кочкой" - выпиравшим краем снаряда - раздался бы взрыв. Во всяком случае, мне так разъяснили сапёры. Однако что-то пошло не так, и адская машинка сработала с опозданием. Слава Богу, турки не имеют опыта эсеров-метальщиков…

–  Да, ни Азеф, ни Савинков у них пока не родились, - кивнул головой Колчак.

В глазах снова потемнело. Адмирал опёрся о переборку, переводя дух.

–  Александр Васильевич, может быть, Вам следует изменить своё решение?
– Владимиров оказался тут как тут.

Врач подставил плечо, но Колчак лишь отмахнулся рукой.

–  Нет. Мы уже почти пришли. А что с Петром, водителем?

–  Сильно ударился головой, да ещё его лицо порезало расколовшимся стеклом. А так - жить будет, это я Вам как человек, прошедший Галицийскую битву, говорю, - одобрительно сказал Владимиров.

–  Что ж…Вот мы и пришли…

Каюта связистов была заставлена всевозможными приборами, схемами, инструментом для ремонта. Аппарат "Бодо", размашистая машина для связи с "большой землёй", шелестел, выплёвывая бумажную ленту. Телеграфисты вскочили с мест, едва увидев адмирала.

–  Вольно. Передайте, что я пришёл. Что пишет регент?

Владимиров подал стул ("Так, почему не привинчен?!" - подумал Колчак), на который опустился адмирал

–  Благодарю, - тихо сказал Александр, радуясь тому, что не надо тратить последние силы на хождение на показавшиеся бесконечными переходы между рубками и каютами.

Связистов было двое: оператор "Бодо" и его помощник. Рапортовать взялся последний, рыжеволосый, молодой, с блеском в глазах. Было видно, что он упивается шансом приобщиться к великим событиям, которые, несомненно, вот-вот должны произойти. Уж если сам регент срочно вызвал раненого адмирала - быть Делу!

–  Докладываю. Его Высокопревосходительство передали информацию о скором начале мирной конференции, о духовном подъёме в столице, о новой программе правительства.

На последних словах адмирал подобрался, обратившись во внимание.

–  Программе правительства? Какие-то серьёзные изменения? Реформы?

–  Александр Васильевич, так Вы ещё не знаете?

Глаза докладчика расширились. После секундного замешательства он суну руку в одну из бесчисленных тумб и выудил из неё зачитанную буквально до дыр газету.

–  Утром в город самолётами доставили севастопольские газеты. Я приберёг экземплярчик, а то его даже кое-кто принялся перепродавать за невозможные деньги!
– связист был горд своей сообразительностью и информированностью.
– Вот, в ней всё написано. Великий князь говорит о Великих при сильной власти, Столыпина вспоминает…Тут и о флоте есть! И о Морском Генеральном штабе!

–  Позвольте-ка, - адмирал, в своё время принявший самое деятельное участие в создании этого штаба, набросился на газету будто голодный тигр.

Круги, расплывавшиеся перед глазами, мешали чтению, но интерес Колчак оказался сильнее последствий ранения.

–  Интересно…Очень интересно…Что-то будет?
– озадаченно сказал адмирал, ни к кому, собственно, не обращаясь.

–  Да, совсем забыл сказать Вам об этом, - пожал плечами Владимиров.
– Нечто, без всяких сомнений, эпохальное нас ожидает. Только бы не взяли свои слова обратно…Только бы не взяли…Только б не было войны…А сколько всего о медицине!

–  Кто вас, врачей, будет защищать? Ваша воля, так вы бы с койки больничной никого не выпускали, - беззлобно, голосом, полным смеха, сказал Слащов.

–  Бросьте, Яков Александрович!
– отмахнулся, как от назойливой мухи, Владимиров.
– Сейчас нужно думать о мире, кончилась война!

Только сейчас адмирал понял, что эти двое совсем не из-за неприязни постоянно спорили друг с другом. Скорее, это было нечто вроде дружеского подначивания. Обмениваясь колкостями, они поднимали себе настроение в битве, понятной лишь им двоим. Интересно, кто же, Слащов или Владимиров, одержат победу? А может, заключат сепаратный мир и набросятся на кого-нибудь третьего?