Крылья Кхарту

Вы говорите, для детей?

То есть чтобы дети пили, ели, носили удобную модную одежду, передвигались с комфортом на хороших машинах, имели качественный секс и так далее.

И все?

Для чего живете, товарищи, господа животные? Для того, чтобы этот мир иллюзии, эта твердыня была нерушима. Вы поддерживаете ее своими желаниями.

На чем стоит это болото людской ненависти и злобы, где убийства становятся развлечением для Ваших желаний?

— Я хочу, а все остальное по барабану, — девиз, с которым идут по жизни многие.

Это все не обвинение, а скорее размышления о том времени, когда мне пришлось из всего этого выкарабкиваться ценой своих смертей. Смерть — хороший советник.

Глава 14

Я нахожусь в расщелине миров, в этой тугой паутине осознанной неподвижности, и пустота сознания вторит гулким эхом, откликаясь на посылы тех, кто когда-то находился в телах, в других телах, не человеческой конструкции. Да, очень печально знать и утверждать, что ты подобен Богу и тело твое создано по образу и подобию, а на самом деле наблюдать за собой невозможность легко двигаться, перемещаться в пространстве и времени, да и элементарно не иметь возможности заглянуть с сегодняшней позиции в Будущее. Подумав это, я ловлю себя на мысли, даже не столь на мысли, сколько на отголоске чувствования. Если б я знала то, что произойдет, возможно, в будущем, в силу моих привычек, или это можно уже назвать характером, не стала бы что-либо предпринимать и пытаться изменить. А просто сидела и ждала того, что неминуемо. Вот в таком эмоциональном сне я пребываю здесь, и все мои воспоминания с трудом протискиваются сюда, в этот мир. Мир не помнящих себя существ. Потерянных во Вселенной и одиноких в собственных Снах. Блуждают они по Магистралям Игры, натыкаясь друг на друга и не видя выход в самих себе и в тех, на кого натыкаются, не позволяют себе понять, что тот, другой, с которым столкнулись лицом к лицу, это и есть дверь. Твоя дверь в Память. Открыть ее просто, только надо остановиться, задуматься и поднять глаза.

— Кто ты, Путник, и как давно бредешь по этим избитым дорогам вселенной? Избиты в кровь твои ноги и сердце. Но ты все равно пытаешься идти. Глаза твои ослепли от слез неудач, а горло пересохло от предсмертных хрипов. Откуда ты, Путник? Из какой переделки до сих пор не можешь вылезти? Круг, который ты нарисовал, давно уже стал твоей колеей, и череда воплощений хвостом зависла над этим начертанным твоей Судьбой Кругом.

Да, твоей Судьбой, птицей Кхарту, которая крылами удерживает Огонь воплощений, дабы дать тебе наиграться до изнеможения, до потери сознания. И пройдя по ступеням своих прежних желаний до самых низин, познав низменность и самость, погрузившись в плотность Майи, полюбив ее как родную — разочароваться во всем и отвергнуть все это, оторваться от нее, оставляя окровавленные куски на ее пьедестале, потому что всеми фибрами души ты прирос к ее могучим стихиям.

И опять, Путник, ты бредешь незащищенный, открытый всем ветрам, которые сдирают лохмотья с тебя, очищая тело и разум. Только вот эти остатки одежд приросли к телу, а ветер рвет их без жалости.

Больно, как больно. Вспоминать себя, как больно быть спящим, да еще и слепым. Продираясь сквозь шипы памяти, ты изодрал в кровь свои белые крылья. И их кровавые кусочки устилают пройденный тобою путь, по которому придется возвращаться назад, к себе. Другой дороги нет.

О Путник! Что ты напутал! Ты перепутал пути, зашел не в свою игру и застрял по чужой прихоти. Забыл, в какую сторону открываются двери. Потерял ключи, и себя вместе с ними. Я заглядываю тебе в глаза, но там только Боль Темноты и Вопль Безумия. Там вереницы рабов идут по пустыне, и их отрешенность и тяжелая поступь отдается эхом в моем сердце. Я открываю сердце, так как знаю верный способ постичь истину: если отказывают все чувства, если ум не может постигнуть происходящее, а глаза ослепли от Огня Столетий, — Открой свое сердце, оно скажет Правду.

— О, кто ты, Путник?

Безмолвие потопило меня, зазвучав в сознании Колоколом Памяти.

— Это ты сама. Протяни руку и позволь подойти к собственной тени и войди в нее. Свет и Тень. Невозможно постигнуть одну без постижения другой. Не войдя в Тень, ты не сможешь постичь качества Света.

Люди караваном двигаются по песку, он осыпается под тяжестью, и сквозь него проступают камни. По крайней мере, это кажется камнями на первый взгляд. Если присмотреться, то можно заметить некую закономерность в их чередовании. Кое-где проступают каменные площадки, имеющие правильные очертания. Сквозь туман в сознание начинает вползать Память.

Вот я бреду седым стариком, одежда которого едва прикрывает тело. Одежда, некогда роскошная, давно истлела, и ветер, резким порывом дернув за рукав, оголяет мне руку, ту, в которой зажат нож с рукоятью, усыпанной красными каменьями.

За спиной, невдалеке, полузасыпанные песком каменные ворота, от которых остались только столбы. И по цепочке следов можно проследить то, что путь начинался из этих ворот, бывших когда-то входом в храмовую библиотеку. Когда-то в очень далеком сне. И смутные воспоминания чередой возникают в моем сознании.

А как же вернуться к Изначальной Себе, когда обнаруживаешь, что все твои жизни нанизаны, как бусины, на бесконечную нить времени. Они закручены в огромную спираль без начала и конца. И я, как четки, давно начала перебирать эти бусины, но им нет конца. Вот ещё одна, неизвестно какая по счету, я начинаю вглядываться в нее. Еще смутно маячит отражение предыдущей жизни-бусины, где на фоне заходящего солнца виден силуэт сидящий на срезе колонны женщины. Более пристально вглядываюсь в перламутровую поверхность — и нахожу там себя.

Смотрю на свои руки. Какое тут у меня тело? На этот раз оно мужское.

Все вокруг суетятся в панике. Обнаруживаю, что и я бегу по направлению к какому-то строению, которое расположено в западной части. Сердце бешено стучит и готово выпрыгнуть из груди, мысли, натыкаясь, друг на друга, рассыпаются и в голове образуется звенящая пустота.

— Как все это произошло? Где была охрана, и вообще, все настолько невероятно, что думается — это не должно случиться со мной, это просто кошмарный сон, который исчезнет, надо только открыть глаза. Но сон не заканчивается, бежать становится труднее, и я смиряюсь с тем, что это не сон.

Тяжелая, обитая металлом дверь немного приоткрыта. Хорошо, что не надо тратить силы на нее. Миновав огромный зал, оказываюсь перед двумя входами в галереи. Куда же теперь? В какую сторону? Резко поворачиваю налево, в ту, которая темная и из которой тянет холодком. Пробежав совсем немного и услышав тоненький прерывистый голосок, понял, что направление выбрал верно. Направо — еле видимая лестница, ведущая в нижнюю галерею. По ней, быстрее, быстрее. Вот, он, люк, который нужно открыть. Каменный пол и тяжела плита, которая закрывает проход в подземелье. Голосок, который определял направление моих поисков, затих. Сердце сжалось в камень от предчувствия неминуемого горя. Я знаю, что у меня нет уже времени. Но мне нужно успеть. Во что бы то ни стало, успеть. Ломая длинные ногти и обдирая пальцы в кровь, подцепить край плиты, поднять хоть чуть-чуть. На помощь торопится верный слуга Насхват. Он засовывает в щель кусок резного дерева, сорванный с мебели. Оттуда снизу раздается жалобное скуление, от которого ломит сердце и перехватывает дыхание. Это скулит маленькая смешная собачонка, которая следовала по пятам за моей дочерью, не покидая ее ни на минуту.

С огромным усилием поднимаем плиту. Насхват отбрасывает ее, а я уже шагаю в темный проем, нащупывая ногами лестницу. Крутая, практически отвесная и скользкая. Мысль: хватит ли ступеней. Могу и упасть на каменный пол, разбиться, и тогда уже никому помочь не смогу.

— Все получится, я найду ее. Мое сердце подсказывает мне, что она еще жива.

Остальные слуги и охранники побежали в обход. Через центральный вход по узким длинным коридорам попасть туда же, но более длинным путем. Там ходы как по лабиринту, закрученные, пересекающиеся друг с другом. Пройти и не заблудиться может только тот, кто знаком с планом. Мне надо быстрее. Слава Велителям! Ступени все были на месте. Ноги скользили и срывались, руками я цепко держался, подстраховывая каждый свой шаг. Наступив на пол, я оказался стоящим в жирной маслянистой жидкости. Нефть! Это здание было полузаброшенно именно из-за нее. По трещинам в грунте нефть начала просачиваться в подвал, все выше поднимаясь по уровням. Нижнее подземелье еще много лет назад замуровали, сделав отвод по направлению к равнине.

Темнота была неполной. Поверхность жидкости блестела. Жутковатый блеск как бы звучал о смерти в ушах. Ноги отяжелели от страха. Я еле добрел до старого заброшенного алтаря, где раньше, много веков назад, приносили жертвы. Нагия лежала на жертвенном камне. Ее роскошные волосы были запачканы черной жидкостью. Из надрезанных вен на руках и ногах сочилась последняя кровь. Я знал, кто это сделал. Приступ дикой ненависти охватил меня и придал силы. Взяв Нагию на руки, двинулся к шедшим по коридору жрецам. Их голоса уже были слышны, они находились где-то рядом. Вот девять ступеней вверх, и я поднимаюсь, выходя в просторный зал. Навстречу торопливо бежал главный жрец с перекошенным от страха или от быстрой ходьбы лицом. Я еще не понимал сути происходящего. Но голос сердца твердил: все кончено, все кончено. Передал тело дочери четверым служителям, они побежали в действующий храм. Я, опустошенный душевно, опустился на пол. Ноги не хотели идти. Ум лихорадочно пытался понять, как такое могло случиться. Когда и где я ошибся. Эхом прозвучали слова верховного жреца: