Крылья

Вздохнув и признав правоту демона, я побежал вперед.

Через пятнадцать минут мы отбились. Почти три сотни имперских солдат оказались у нас в плену, и, предоставив конунгу решать их судьбу, я наконец позволил себе убрать доспехи и найти Тору.

Оказывается, волшебница тоже не стала отсиживаться в стороне и принимала активное участие в обороне — даже посох откуда-то достала, правда совсем не похожий на ее старый. Она стояла возле нескольких обугленных трупов в обгорелой красной одежде и задумчиво на них смотрела.

— Тора. — позвал я. — Ты нормально? Не ранена?

— Все хорошо. — ответила она. — Я цела. Успела почувствовать много порталов. Часть из них не дала открыть.

— А что, так можно? — удивился я. А, может, тогда ьы сможешь как-то сделать так, чтобы они нас больше не донимали?

— Легко. — ответила она, опуская посох.

— Тогда сделай. — я кивнул. — Потому что с каждым разом отбиться от них становится все сложнее.

— Сделаю. — так же серьезно кивнула Тора. — Прямо сейчас и сделаю.

И, вытянув перед собой посох, она принялась чертить им по земле, словно пыталась уподобиться шалихадским магам с их пентаграммами.

А я отошел подальше от нее, от солдат и вообще от лагеря, и вошел в лес. Отошел на сотню метров, остановился на небольшой полянке, окруженной высокими пахучими соснами, вытянул вперед руку и закрыл глаза.

Копье.

Тогда, в горячке боя, я даже не успел себе отдать отчета в том, как оно появилось в моих руках. Оно мне просто понадобилось, я его захотел, понял, что без него дело — труба, — и оно появилось.

Сейчас я пытался почувствовать его внутри себя, понять весь процесс его появления. Не оставалось уже никаких сомнений в том, что все изменения, что я заметил за собой в последние недели — следствие воссоединения доспехов с копьем. Мой демон стал «полнее», как он сам про себя выражался, он стал сильнее, быстрее, и обзавелся оружием. И я вместе с ним.

Но это не означало, что я получил что-то отдельное от своего организма, скорее он вернул на свое место что-то недостающее. До этого я обладал урезанной версией доспеха, ущербной, и даже сейчас не вернул его полную силу, лишь ее часть. Как будто до этого бил кулаками по бетонной стене как получится, а потом тренер поставил правильный удар и велел отрабатывать их на правильном профессиональном мешке. Ты и не знал до этого, что может быть иначе, но узнав — уже не хочешь возвращаться обратно.

Вот и с копьем так же. Броня будто бы получила еще один слой — незримый, неосязаемый, но явственно присутствующий. Именно этот слой отозвался на мой зов и потек в вытянутую руку, распухая в пальцах, вытягиваясь вперед жутковатым древком из белоснежных позвонков, обрастающих, будто плотью, ярко-красной сетью кровеносных сосудов. Нарастая друг на друга, древко вытянулось вперед на добрых полтора метра, и следом стал расти наконечник. Последний позвонок, вместо того, чтобы закончиться, как остальные, продолжил расти вперед, уплощаясь и растягиваясь. Сверкнули на солнце спуски широкого длинного клинка, которым удобно одновременно и колоть и рубить, хищно оскалилась зазубрина шкуродера на одном из лезвий, в середине прорезался узкий сквозной дол.

И последним штрихом с места соединения рукояти и клинка медленно опал платок колышущейся на несуществующем ветру рваной тьмы.

Все это я видел даже несмотря на то, что мои глаза были закрыты. Я не видел ничего, кроме себя и растущего из руки копья, ярко-белого с ярко-красным. Хотя нет, кое-что еще было — пальцы и кисть руки покрылись сегментами брони без моей на то воли, словно копье пыталось расти не только вперед, но и назад — внутрь меня.

Я открыл глаза и убедился, что копье действительно выглядит именно так. Ничего удивительного, в общем-то — даже если этот дизайн ему придумал я сам, а оно просто подчинилось, — это тоже легко объяснить. Именно таким я видел его в руках у Аяки, и другого вида просто не мог себе представить.

Но в руках у Аяки я видел и кое-что еще. Копье было для нее не просто палкой с лезвием, способным разрезать само пространство, оно подчинялось ей и превращалось в гибкий хлыст, пробивающийся, или, вернее говоря, обходящий любую защиту.

И, едва я об этом вспомнил, как копье в моей руке резко опало, превращаясь в тот самый гибкий хлыст. Позвонки раздвинулись настолько, что между ними можно было поместить еще по одному такому же, он вместо этого свободное пространство заполнила ярко-красная ткань, соединяющая все оружие воедино. Я шевельнул рукой — и копье, а, вернее, уже хлыст, шевельнулось тоже — словно ядовитая змея прошуршала по траве.

Я подхватил выросшее в размерах до добрых трех метров копье второй рукой и крутнул -наконечник радостно впился в воздух, рассекая его с тонким свистом. Я крутнул еще раз, наращивая скорость, еще раз, наблюдая, как сбоку от меня мелькает свистящая круговерть. Это очень напоминало однажды виденное в передаче про восточные боевые искусства оружие — шен-бяо, он же роупдарт, он же дротик не веревке. Только здесь вместо веревки была, можно сказать, органическая цепь, но общий принцип остался одним и тем же — гибкое копье, которое требует постоянного движения. В той передаче монахи очень ловко швыряли дротик с ног и рук, предварительно накрутив на них веревку особыми хитрыми способами.

Подчиняясь какому-то внутреннему порыву, я сместил ось вращения, перенес вес тела на левую ногу, а правую наоборот поднял, выставив ее чуть вбок. Цепь позвонков перехлестнула через стопу, и я тут же дернул ногой вперед, отталкивая ее от себя, и вместе с ней посылая вперед клинок.

Острое жало распороло воздух, утягивая за собой шелестящую цепь, замерло в крайней точке, и полетело обратно, влекомое моей рукой. Сместившись чуть вбок, чтобы не напороться на него, я снова крутнул клинок на цепи, прокинул его между ног, так, чтобы он взлетел над плечом, перехватил снова, крутнул еще раз, наматывая цепь на подставленную левую стопу, выбросил ее вперед, будто в коварном ударе в пах, и клинок снова устремился вперед, трепеща полотном мрака!

Сначала я боялся, что острые края позвонков с радостью пустят мне кровь, но страх оказался напрасным — в тех местах, где они соприкасались с кожей, на ней моментально появлялись крошечные сегменты брони, так что прямого контакта ни разу так и не случилось. Но удивительно было даже не это.

Все, что я мог вспомнить из той передачи про монахов, я легко смог повторить — и броски с локтя, и с колена, и из-за спины, и со стопы, и даже все те варианты, где предполагалось обмотаться веревкой, в моем случае органической цепью, как мумия. Я ни разу не запутался, и ни разу не завязал копье в узел, хотя несколько раз казалось, что еще одно движение — и я получу бесполезную мешанину костей и плоти вместо демонического оружия.

Клинок в последний раз пронзил воздух и вонзился в дерево в пяти метрах от меня, без сопротивления пробивая его насквозь. Цепь при этом удлинилась еще раз, легко покрывая расстояние, на которое я метнул клинок. Вспоминая видение, которое Десан показал мне в самом начале нашего с ним знакомства, а, вернее, тот момент, когда он копьем сметал целые кварталы, я пришел к выводу, что предельное расстояние, на которое может удлиняться копье, если и существует, то измеряется в десятках метров.

Но с этим все было относительно понятно — демон пространства, в конце концов, он, наверное, и не такое может.